Медведев и репрессии - 2

Медведев зовет к развитию. Этот бренд провозглашается центральной отличительной чертой его правления от предыдущего. И то, что это слово произносится – хорошо в любом случае. Потому что хотя бы ставит в общенациональную повестку дня вопрос развития, стимулирует обсуждение этой темы и ее осознание. Но осознание проблемы развития в частности неизбежно должно включать в себя осознание вопроса цены развития.

И если Послание Медведева практически целиком посвящено необходимости развития и описанию его целей и некоторых мер по его обеспечению, то его предыдущее заявление по поводу репрессий практически полностью посвящено тому, что платить за развитие – недопустимо.

Репрессии двух предвоенный десятилетий были в основном оборотной стороной развития, того исторического цивилизационного и производственного прорыва, который был осуществлен в СССР. Сутью этого прорыва было решение двух задач, которые были поставлены перед страной историей: окончательный переход в индустриальную эпоху и создание системы социальной демократии, создание социального государства.

Одним социальным группам это было выгодно и они так или иначе этому способствовали. Другим, связанным с предыдущим типом производства и имевшим привилегированное или относительно привилегированное положение в старой производственной организации – не выгодно и они этому так или иначе сопротивлялись. Вообще, при переходе от аграрного производства к индустриальному – в первую очередь страдают группы, связанные с первым.

Рабочие руки перемещаются из деревни в город, первая лишается части рабочей силы. Это нарушает ранее существовавший в ней баланс, от занятого в сельском хозяйстве населения требуется обеспечить продовольствием большее количество занятых в других сферах, то есть – либо резко повысить урожайность, - а для этого изменить организацию – либо снизить свое потребление. И было это в тех или иных формах всегда и везде, в любых странах.

Поэтому сентенции Медведева выглядят просто неуместно – тем более, что в большинстве случаев изложены риторически и некорректно.

Медведев пишет: «Было практически ликвидировано казачество. «Раскулачено» и обескровлено крестьянство».

С чего он взял, что было «ликвидировано казачество» - неизвестно. Казачество, как и крестьянство в целом – было неоднородно. Были те, кто работал сам, были те, кто жил за счет батраков – тех же казаков, только ими ограбленных. Среди них шла борьба. Вторая группа – была исторически уничтожена, как и кулачество. Первая, составлявшая большинство – осталась. Как особое сословие казачество действительно исчезло – как исчезают при уходе от феодализма сословия вообще.

Но вот почему «раскулачивание» нужно причислять к трагедиям и объявлять тождеством «обескровливания крестьянства»… Кулаками считались в первую очередь те, кто жил за счет батраков, использовал наемную силу бедноты. Кулаков было примерно 4-5 % крестьянства, бедняков было около 30 %. К концу 20-х гг. между ними разгоралась потихоньку новая гражданская война: либо 30 % (миллионов) бедняков должны были уничтожить 5 % (миллионов) кулаков, либо последние должны были одержать верх над первыми и подавить их стремление к свободной жизни. Власть встала на сторону бедняков – что вытекало из ее природы. Наверное, Медведев встал бы нас сторону кулаков – тогда ему пришлось бы подавлять не 5 % от всех крестьян, а 30 % - но это был бы его выбор. Обвинив власть того ремни в том, что она выступила на стороне неимущих против имущих – Медведев просто признал, что и тогда, и сегодня его пристрастия на стороне имущих. На стороне тех, кто живет чужим трудом – а не на стороне тех, кто работает.

При этом заявлять, что экономическая ликвидация кулачества как класса «обескровила крестьянство» - значит, признавать, что сила крестьянства – не в тех, кто работает и живет за счет своего труда – а в тех, кто сидит на шее у последних и живет за их счет. То есть Медведев, по существу, признался, что он не с теми, кто работает сам – а с теми, кто живет присваивая себе труд последних.

Медведев пишет: «Политическим преследованиям подверглись и интеллигенция, и рабочие, и военные». Но тем самым он опровергает артикулируемое им утверждение: «о людях, отправленных в лагеря и ссылки, лишённых гражданских прав за «не тот» род занятий или за пресловутое «социальное происхождение». То есть признает, что репрессии осуществлялись не по признаку социального происхождения – а по признаку (пусть ложно вмененному) – антиконституционной деятельности. То есть – сам себя опровергает и доказывает лишь то, что сам не понимает, что он написал.

Медведев пишет: «Подверглись преследованиям представители абсолютно всех религиозных конфессий», - и что? Они же подвергались репрессиям не за принадлежность к конфессии – что вытекает из того, что они представляли все концессии – а за свою деятельность. Если же Медведев полагает, что принадлежность к конфессии или сословию священников должна освобождать от ответственности за деятельность – то он действительно очень странный юрист. Может быть, ему нужно было бы жить в некой теократической стране. Или он хотел сказать, что если бы, например, православных не репрессировали, а мусульман репрессировали (либо наоборот) – то вот это было бы правильно?

Вообще, пассаж: «Давайте только вдумаемся: миллионы людей погибли в результате террора и ложных обвинений – миллионы. Были лишены всех прав», попросту недобросовестен и нечестен.

Прежде всего, потому, что пострадавшие за свою антиконтитуционную деятельность смешиваются с теми, кто пострадал невинно, а также потому, что погибшие, т.е., в первую очередь приговоренные к смертной казни, смешиваются с осужденными на заключения и ссылки.

Восклицание «Миллионы, Миллионы» - сознательно затемняет существо дело. И потому, что при такой артикуляции начинает казаться что их (миллионов) было нескончаемо много. А их было все-таки не «нескончаемо много», а конкретно четыре. Вот реальные данные о числе репрессированных по политическим статьям:

*ГАРФ. Коллекция документов.

Четыре миллиона репрессированы в том числе 800　000 тысяч приговоренных к высшей мере. Либо слова «Миллионы,Миллионы» - не нужно было относить к погибшим. Либо не нужно было их произносить.

Правда, особо пристрастные публицисты добавляют сюда еще 1.8 миллиона человек, по их мнению – погибших в местах заключения, а также 2 миллиона пострадавших от раскулачивания. Оставляя в стороне вопрос о добросовестности и обоснованности таких утверждений, стоит отметить, что если даже вдруг согласится с такой постановкой вопроса – число погибших возрастает до 1.6 миллиона человек, а репрессированных в целом – до 6 миллионов, т.е. возглашения «Миллионы! Миллионы!» - остаются малодобросовестной риторикой, не делающей чести человеку, занимающему пост главы государства. В погибших их все равно без существенной натяжки отнести не удается.

Точно также странно сетовать на лишение прав тех, кто был осужден – осужденные по определению лишаются прав. Вопрос же не в этом – а в обоснованности или необоснованности самого осуждения.

Медведев пишет: «важно не допустить под видом восстановления исторической справедливости оправдания тех, кто уничтожал свой народ». Опять, мягко говоря, недобросовестно. Во первых потому, что речь не может идти об оправдании тех, кто не осужден. Если речь идет об осужденных за нарушения законности, приведшие к гибели невинных – условно говоря, о Ежове и Берии – то их никто и не предлагает оправдывать. Хотя было бы вернее, если бы то, в чем они виновны – было отделено от того что им было приписано.

Если не о них – то не осужденным не нужны и оправдания.

Во-вторых, потому, что встать на сторону одной части народа в его противостоянии с другой – вовсе не значит «уничтожать свой народ». Потому что народ – состоит из носителей разных интересов. И либо ты выступаешь на стороне одних против других, либо на стороне вторых против первых. Либо на стороне тех. кто живет своим трудом, либо на стороне тех, кто его присваивает. Медведеву, судя по всему, импонируют последние. Но это – его выбор. Вопрос в том, насколько это нравственно.

И насколько честно называть подавление сопротивления противоположной стороне – уничтожением народа. Поскольку это все равно, что казнь преступников объявлять «уничтожением своего народа».

Если даже предположить (для чего, в общем-то, нет оснований), что все 800　000 приговоренных к высшей мере наказания – были приговорены по оговору, даже при этой – бесспорно трагической ситуации – бессмысленно и нечестно называть это «уничтожением своего народа». Хотя бы потому, что они численно – составляли неисчислимое меньшинство того народа, о котором идет речь.

Безнравственно реальную трагедию людей превращать в повод для политических причитаний и идеологических спекуляций.

И наконец, центральное. То, что звучит рефреном в заявлении Медведева – и что в значительной степени нивелирует все его установки на развитие: «Я убеждён, что никакое развитие страны, никакие её успехи, амбиции не могут достигаться ценой человеческого горя и потерь.
Ничто не может ставиться выше ценности человеческой жизни».

Во-первых, вообще ни успехов. Ни развития, ни прогресса – просто так ни откуда не появляется. Тут, как в законе Ломоносова-Лавуазье: «Из ничего ни чего не возникает». Нельзя получить успех, не заплатив за него. И успех для одного – тесно связан с потерей для другого. Особенно в социальных отношениях. Вообще, если Медведев действительно убежден, что «успехи… амбиции не могут достигаться ценой человеческого горя и потерь» - ему, не отвлекаясь на события семидесятилетнее давности, для начала было бы неплохо вынести свою оценку тому, что ближе – например безумному разрушению страны в конце 80-х и начале 90-х. Если в довоенные годы «горем и потерями» платили так или иначе за успех, то в последние два десятилетия ими же платили за развал.

Прежде чем рваться давать оценку руководителям 30-х гг., дайте сначала оценку Горбачеву и Ельцину, своим добрым знакомым Собчаку и Чубайсу. Безнравственно обвинять в преступлениях живших чуть ли не сто лет назад, прежде чем признаешь преступления собственных приятелей.

Что вообще значит выражение: «никакие успехи страны, амбиции не могут достигаться ценой человеческого горя и потерь.
Ничто не может ставиться выше ценности человеческой жизни».

Вот есть, например такая у страны «амбиция» - быть независимым и самостоятельном государством. И нельзя такую амбицию обеспечить, в частности, без человеческого горя и потерь, без гибели человеческих жизней.

Потому что иначе нужно признать, что скажем агрессору, который хочет лишить страну этой независимости – нельзя оказывать сопротивление: это и твоему народу, и народы страны агрессора принесет горе и потери. А чтобы их не допустить – нужно сложить оружие – и отказаться от своей независимости, как амбиции, ведущей к гибели людей.

Но дли это не так, то для того, чтобы твои потери и горе твоего народа было меньше – нужно не дожидаясь войны создать современное вооружение – а для этого – создать соответствующее производство. А для этого – осуществить перемещение на это производство «миллионов и миллионов» рабочий рук – тем самым, не исключено, принеся горе и потери тем, кто был связан со старым типом производства.

Точно также, если, например, страна имеет такие амбиции, как освоение космоса или просто обладание авиацией – за создание и разработку соответствующей техники – приходится платить как ресурсами и рабочим напряжением – так и человеческими жизнями, в частности – испытателей этой техники. Примеры нужно множить – но человек вообще на то и человек, а не животное, чтобы иметь нечто более ценное для себя, чем свое собственное биологическое существование.

Утверждая же, что «Ничто не может ставиться выше ценности человеческой жизни» - произносящий эти слова утверждает именно, что человек – это животное. Утверждает, что, например, жизнь человека как таковая – важнее, например, его свободы и достоинства. Соответственно – что лучше жить рабом, чем погибнуть, восстав против рабства. И лучше рабом своевременно получать свою похлебку после отработанного дня – чем просто восстать – потому что последнее влечет риск гибели. Убийство же своего тюремщика вообще не может рассматриваться как допустимое – поскольку влечет за собой горе и потери его близких.

Амбиции можно не иметь – но если ты их имеешь, то должен быть готов за них платить. За одни достаточно платить деньгами. За другие - приходится платить, или как минимум сковать заплатить и жизнью.

Если Медведев провозглашает задачи достижения развития – он должен осознавать, что за них придется заплатить. И деньгами. И ресурсами, И напряжением в работе. И нервами. И все это – нужно будет взять там, где это есть – и направить туда, где этого нет – на фронт развития. А значит – все это не достанется кому-то другому. Тому, кому досталось бы, если бы не пришлось решать задачи развития. То есть развитие будет требовать потерь от тех, кто мог бы обойтись и без него. Кому и так хорошо. Но если это требует от них потерь и противоречит их интересам – значит, они будут сопротивляться такому развитию событий.

И тогда и Медведеву, и стране – придется выбирать – преодолевать (то есть – подавлять) это сопротивление – или отказываться от амбиций развития.

Решение задач, оглашенных Медведевым – требует, среди прочего, перемещение опять таки миллионов рабочих ук в новые производственные сферы – которые еще нужно создать. А значит – нарушение привычной жизни, изменение рода деятельности, кроме того – изъятие рабочей силы из тех сфер, где она сегодня задействована.

И все это и вместе, и по отдельности – означает горе и потери для определенных групп населения.

Призывая к решению провозглашенных задач. Медведев отчасти справедливо говорит о том, что кроме нас никто их не решит, и бесспорно значимо проводит линию преемственности, обращаясь к дате 65-летия Победы, призывая считать ее своей – и отмечая ответственность современного российского общества за то, чтобы победить и при решении сегодняшних задач.

Но только если он ссылается на Ту Победу, и если хочет этим призывом по-сути мобилизовать общество на новую – он совершает ошибку, предваряя призыв к подобной мобилизации вокруг «общего дела», актом раскола и посыла к информационной гражданской войне: потому что затрагивая вопрос оценки событий предвоенных десятилетий – в том ключе, как он его затронул – он как раз раскалывает общество, актуализирует ту линию разъединения, по которой нет, и в ближайшем будущем не будет согласия. То есть, между прочим, разжигает в обществе социально-политическую рознь

И тогда ему тоже нужно выбирать – сплочение во имя решения поставленных задач – либо раскол и противостояние по отношению к событиям семидесятилетней давности. Наивно и нелепо объявлять войну более чем половине страны – и надеяться, что после этого данная половина кинется поддерживать тебя в твоих начинаниях.