Новая военная доктрина России обрела контуры. Глава Совета Безопасности РФ Патрушев недавно подтвердил наличие в проекте новой доктрины положения об использования ядерного оружия первым в определенных ситуациях, а также возможности превентивного применения силы, в том числе — и ядерного оружия.
Следует отметить, что Россия в течение советского периода была демонстративно оборонительной. Однако, нельзя сказать что оборонительная направленность доктрины и связанное с нею оборонительное мышление при строительстве и использовании вооруженных сил себя оправдали. Это позволяло извлекать определённые политические дивиденды, но за всё приходится расплачиваться, и за показное миролюбие вождей расплачивался, как всегда, народ.
По мере того, как методы ведения войны в мире в ХХ веке продолжали совершенствоваться, с появлением высокомобильных механизированных частей и авиации возросло значение упреждающих ударов, позволяющих парализовать вооруженные силы и экономику и таким образом одерживать победы даже над наиболее сильными государствами. В СССР военные теоретики также работали над тем, чтобы не отстать от передовых государств в вопросах новой военной теории. В 30-е годы советские наработки в области высокомобильной наземной и воздушной войн были одни из самых передовых в мире, и вооруженные силы в целом строились с учётом этих разработок. Однако применить их на деле помешала неготовность политического руководства. Частично эту неготовность можно объяснить оборонительным мышлением, которое исключало из серьёзного рассмотрения упреждающие варианты действий.
В 1941 году Гитлер при нападении на Россию в полной мере использовал достижения современной ему военной теории для того, чтобы максимально эффективно использовать шанс первого удара. Без сомнения, фактор внезапности существенно увеличил потери Красной Армии и мирного населения. Излишне было бы очередной раз углубляться в вопрос о потерях, хотя речь идет о миллионах, возможно — десятках миллионов — погибших и нерожденных русских, об искалеченном поколении, уничтоженных городах, церквях и памятниках культуры.
Казалось бы, чего проще: ударь первым, и шансы на твою победу возрастут многократно! Тем более, что с точки зрения европейца, добро всегда стреляет первым. Но видимо что-то мешало Сталину воспринять выводы военных теоретиков со всей серьёзностью и перенести войну на территорию противника с самого начала, к чему Красная Армия была технически вполне готова. Возможно, ему удержало то, что ему до какой-то степени были близки идеи коммунизма и «всеобщего братства народов», и в его идеальном мире тот, кто начинает войну, навсегда оказывается злодеем. Однако, как мы теперь понимаем, злодеем оказывается не тот, кто начинает войну, а тот, кто её проигрывает…
В настоящее время Россия уже не может позволить себе идеалистических экспериментов, в число которых можно отнести и пассивное ожидание, пока враг нападёт, только ради того, чтобы за рубежом не подумали, что русские — «агрессоры». У России в настоящее время просто нет достаточных людских ресурсов для того, чтобы оплачивать издержки миролюбивой пропаганды своих вождей.
Один из ведущих российских военных теоретиков генерал армии М.А. Гареев следующим образом описывает угрозы, с которыми в обозримом будущем столкнется Россия:
«Наша страна в ближайшие годы будет подвергаться мощному геополитическому давлению, прежде всего со стороны США, стран НАТО и Китая. При любом развитии военно-политической обстановки в мире ни одна из этих стран поддерживать и тем более защищать нас не будет. Впервые за послевоенные годы сложилась крайне неустойчивая военно-политическая обстановка, угрожающая лишить мир элементарных основ стратегической стабильности. Даже в годы «холодной войны» существовали важные международные соглашения, определяющие нерушимость послевоенных границ, а также договоры по ограничению ПРО и других стратегических и обычных вооружений, которые играли определенную сдерживающую роль. В наши дни одни из этих соглашений исчерпали себя или грубо нарушаются и не работают, а новых соглашений, даже по СНВ-1, пока еще нет».
(М.А. Гареев, «Проблемы стратегического сдерживания в современных
Условиях». Журнал «Военная мысль», N. 4, 2009)
Таким образом, от политического руководства теперь требуется предельный политический реализм и в вопросах военного строительства, и при принятии конкретных военно-политических решений. На практике это означает, что если возникает ситуация, в которой упреждающий удар по противнику может привести к уменьшению предполагаемого числа потерь и увеличению вероятности победы в неизбежном конфликте, он, безусловно, должен применяться. Только в этом случае политики смогут сказать, что приняли наиболее эффективное решение. Естественно, для такого решения необходимы средства разведки, способные выявить намерения противника заранее.
Но каким образом решаются подобные вопросы в ведущих западных странах? Находившаяся в России недавно с визитом американский госсекретарь дала интервью радиостанции «Эхо Москвы», в котором заявляет, что военная доктрина США, дословно, «не содержит положения о превентивных ядерных ударах». Но так ли это на самом деле?
Заявлению госпожи Клинтон трудно поверить потому, что далеко не все положения Военной доктрины США (The National Military Strategy of theUnited States of America, 2004) опубликованы. Значительная часть этого документа засекречена, так что можно лишь гадать, какие положения он содержит на деле. В тех же отрывках, которые опубликованы, вполне ясно говорится об упредительном аспекте действий вооруженных сил этой страны. Более того, именно на «упреждающей войне» (preemptive war) делается акцент:
«Соединённые Штаты отреагируют в полную мощь, если какой-либо соперник создаст угрозы для США, их интересов, союзников и партнёров. Соединенные Штаты должны оставаться бдительными в определении условий, которые могут привести к конфликту вследствие предполагаемых акций соперника, и действовать более быстро, чем в прошлом».
— Как видим, для начала упреждающих военных действий против государства, определенного, как «соперника», не надо ждать, чтобы это государство создало угрозу территории США. Достаточно, чтобы оно угрожало их интересам, союзникам и партнёрам. Это, как видим — более широкая формулировка упреждающих военных действий, чем та, которая предлагается для военной доктрины России.
В другом американском документе, «Стратегии Национальной безопасности» (The National Security Strategy, September 2002) дословно говорится следующее:
«Соединённые Штаты традиционно сохраняют за собой возможность упреждающих акций, направленных на предотвращение серьёзных угроз нашей национальной безопасности. Чем выше угроза, чем выше риск бездействия, тем больше необходимость упредительной акции для самозащиты даже в том случае, если место и время вражеской атаки неизвестно. Для того, чтобы предвосхитить или предупредить такие враждебные действия наших соперников Соединённые Штаты будут, когда это необходимо, действовать упреждающе».
— Таким образом, США сохраняют за собой право действовать против своих соперников военным путём даже в том случае, когда неизвестно время и место нападения на США, объекты их интересов и их союзников. То есть, следуя дословно тексту: если известно, что в неком государстве А. обсуждаются сценарии вооруженных конфликтов, в ходе которых вооруженный силы этого государства начинают действия против вооруженных сил США, или их союзников, это уже достаточное основание начать с ним войну. И наплевать, что это — обычные штабные учения или чисто теоретическое разыгрывание различных военных сценариев.
О возможности американского упреждающего ядерного удара свидетельствуют и программы наращивания точности применения американских стратегических наступательных вооружений. Эта точность уже давно избыточна для ядерного удара, носящего ответный характер. В последнее время значительные ресурсы вкладываются американцами в развертывание систем обнаружения носителей ядерного оружия и сопряжения этих систем с ударными системами, способными вывести стратегические средства противника из строя. Такие системы могут действовать, как с применением обычных, так и ядерных средств. Их существование оправдывает себя лишь при наличии соответствующих оперативных планов первого удара.
Как видим, простор для действий политического руководства США, определенный их основополагающими документами и объективными возможностями вооруженных сил, весьма велик. Он позволяет политическому руководству действовать максимально оперативно и эффективно, не связывая себе руки и не оглядываясь на «моральные принципы» и международные законы. На практике это выливается в периодических войнах и военных акциях, которые ведут США малой кровью и на значительном удалении от своей собственной территории. Эти войны призваны продемонстрировать готовность США «нажимать на курок» при угрозе их интересам и призваны периодически подкреплять фактор страха перед мощью Америки, который с течением времени имеет тенденцию размываться.
Такая стратегия в течение значительного промежутка времени дала возможность удержать потенциальных врагов от соблазна нанести ущерб территории США и их интересам за рубежом. Она также обеспечивает Америке решающий голос на переговорах по установлению мирового экономического порядка, так как оппоненты боятся нажить себе мощного врага, способного действовать превентивно, и соглашаются идти на экономические уступки.
Но если даже Америка — страна со значительно большей экономикой и двукратно большими людскими ресурсами — не может себе позволить отказа от упреждающих действий, может ли это позволить себе Россия? Может ли Россия, как в 1941 году, дожидаться, пока на неё нападут, чтобы начать обороняться? Очевидно, нет. В подобной войне у России не останется никаких шансов, либо победа окажется пирровой.
Таким образом, необходимость превентивных акций для современного российского государства является насущной. Однако встаёт вопрос: не появятся ли в связи с принятием Россией доктрины превентивной ядерной войны новые провоцирующие факторы?
Некоторым может показаться, что принятие доктрины превентивной ядерной войны может спровоцировать конфликт, подтолкнув Соединенные Штаты к упреждающему удару по территории России ещё до того, как вооружённые силы России окажутся готовыми к превентивной ядерной войне против Америки. Но на самом деле эти опасения беспочвенны, поскольку риск такого развития ничтожен.
На политическом уровне озабоченность США относительно наступательного характера российской военной доктрины выльется не в немедленный удар, а в большую готовность вести серьезные переговоры с Россией по стратегическим вопросам. В конечном счете — это подтолкнет обе стороны к большей открытости их стратегических военных программ и планов, закрепив её в соответствующих договорах.
Ведь речь идет не об упреждающем российском ударе по территории США, а прежде всего о действиях России вблизи своих границ. При этом Россия намерена сохранить потенциал ответного удара, что делает и американский упреждающий ядерный удар по территории России невозможным.
В то же время российская доктрина превентивной ядерной войны заставит другие государства быть гораздо осторожнее в части их собственных военно-стратегических замыслов на прилегающих к России территориях. Ведь, что происходило и происходит до настоящего времени. Будучи уверенными в сугубо оборонительном характере военной доктрины России, никто за рубежом не верит, что Россия может начать военную акцию в ответ на развёртывание вооруженных сил и военной инфраструктуры других государств у её границ.
Поэтому политики и военные стратеги в США, странах НАТО рассуждают следующим образом: «Мы, конечно, не собираемся нападать на Россию, но давайте на всякий случай развернем у её границ элементы ПРО и поставим новые военные базы. Это ведь нам ничем не угрожает, зато мы перестраховываемся перед возможной будущей неопределенностью в политике России».
Аналогичным образом рассуждают политики в некоторых странах Ближнего Зарубежья: «Мы не собираемся с Россией воевать, но давайте-ка на всякий случай вступим в НАТО и таким образом застрахуем себя перед возможными действиями России в будущем. Ведь, вступая в НАТО, мы ничем не рискуем, зато рискуем, не вступая в него».
Положение о превентивной ядерной войне как раз и направлено на устранение подобного сорта рассуждений из сознания политиков сопредельных и удалённых государств. Ведь с принятием новой доктрины уже нельзя будет сказать, что военное развёртывание на рубежах России, либо ущемление интересов России в жизненно важных для неё регионах не несёт никакого риска для его инициаторов. Таким образом, российский фактор сдерживания значительно усиливается, и его действие начинается заранее, ещё на этапе подготовки возможной агрессии. Если этот пункт будет окончательно закреплён в российской военной доктрине, он станет значительным шагом вперёд в плане закрепления Россией за собой зоны исключительных жизненных интересов, в которой не только открытая агрессия против России, союзного ей населения и политических сил будет наказываться, но даже и подготовка подобной агрессии. В идеале политики лимитрофа должны бояться даже помыслить агрессию против России и русского населения.
Кроме того, российская экономика остро нуждается в значительном расширении рынка высокотехнологической продукции, иначе инновационные проекты так и не смогут найти применение в промышленности. Учитывая нежелание западных государств и Китая открыть свои рынки российской продукции высокого передела, поддержка усилий в этом направлении становится генеральной задачей внешней политики. Но у России просто нет других эффективных инструментов, кроме военных, чтобы оказать давление на другие государства с целью получения экономических преференций либо хотя бы достижения экономического равноправия. Такие уступки могут быть получены Россией в качестве платы за союзничество, либо в качестве откупных. Но для этого России следует перестать быть «бумажным тигром», и доказать, что угрозы, исходящие от неё, реальны.
Тот, кто в России критикует США и другие западные страны за «агрессивную» наступательную внешнюю политику, делает вид, что не замечает связи между такой политикой, проводящейся последовательно в течение десятилетий и даже столетий — и высочайшим уровнем жизни в этих странах.
Когда руководители той или иной страны с большой помпой объявляют своему народу, что внешняя политика этой страны более миролюбивая, чем политика соседа, то тут, возможно, нечем гордится. Ведь это вполне может означать, что внешняя политика государства менее амбициозна, и его руководители готовы за счёт экономических и других уступок допустить меньший уровень жизни собственного народа под лозунгом «лишь бы не было войны» — а на самом деле, чтобы не создавать себе дополнительных проблем.
Другими словами, миролюбие может проистекать не из искренней любви к миру, а из понимания властью своей собственной некомпетентности, неспособности создать современные вооруженные силы и осуществлять руководство державой в военное время.
Конечно, проведение более амбициозной внешней политики всегда связано с большими рисками, чем политика осторожная. Однако отсутствие амбиций — верная дорога к стагнации и национальному разложению, что в конечном итоге приводит государства к катастрофе. Наоборот, национальные амбиции — это тот локомотив, который мотивирует власть и народ на движение вперёд, заставляет подтягиваться всё общество, сплачивает его в этом движении. Военная доктрина России должна отражать растущий уровень национальных амбиций, а не плетущийся далеко позади уровень компетентности государственного управления.
