Карасёв или судьба политтехнологий в России

Череда выборов последних лет в Украине поднимет на заметную высоту роль политтехнолога, делая украинский политический рынок привлекательным и для российских политтехнологических команд. Достаточно вспомнить российский политтехнологический десант на прези-дентских выборах 2004 года (правда, принесший довольно неожиданный итоговый результат, противоположный первоначально задуманному). Одновременно с этим шло становление класса украинских политтехнологов и политэкспертов, которые все более громко заявляли о себе.

И если в России после произошедшего с начала 2000-х годов превращения государственной власти в главного «игрока и конструктора» публичной политики политехнологии превратились в своего рода конспирологическое знание, то в Украине, где публичное пространство, напротив, стало невероятно мозаичным и пестрым, внешне есть все предпосылки для расцвета политтехнологического искусства – того самого, которое еще Платон в своем диалоге «Политик» определил как «царское» и очень точно сравнил с плетением социальной «ткани».

Однако ожидаемого расцвета украинских и политуслуг почему-то не происходит. И дело здесь, на наш взгляд, не в меньшем количестве денег и не в недостаточном «ангажементе» для украинских специалистов в области политического пиара или прогнозирования.

Действительно, если смотреть по именам, украинские политэксперты и политтехнологи явно не уступают российским не уступают российским в яркости и своеобразии.

Тем более впечатляет спектр украинского политического спектра, способный, казалось бы, удовлетворить запросы самых разных политических сил и носителей идеологий. Есть партийные, есть идеологические, есть стремящиеся эпатировать публику, а есть и откровенно провластные. Есть пытавшиеся быть независимыми и по мере сил объективными – например, один из ведущих украинских политологов, директор Социологической службы «Украинский барометр» Виктор Небоженко или Председатель правления Центра прикладных политических исследований «Пента» Владимир Фесенко. Есть те, кто поверив в политические перемены и перспективы построения в стране развитой демократии и гражданского общества, был разочарован и в итоге ушел в сторону – как, например, уехавший обратно в Германию диссидент советских времен Владимир Маленкович, вернувшийся было в Украину на волне «демократических перемен» 90-х годов. Есть «партийные» политологи, сохраняющие, тем не менее, значительный вес в научном и экспертном сообществе – таков, например, один из главных политконсультантов БЮТ Владимир Полохало. Есть стремящиеся держать дистанцию от партий и рассуждать о перспективных политических стратегиях – например, президент Центра социальных исследований «София» Андрей Ермолаев или главный консультант СДПУ (о) Михаил Погребинский. Есть ушедшие от партийной политики и пошедшие «во власть», как бывший консультант того же «Блока Тимошенко» и нынешний Заместитель Секретаря СНБОУ Дмитрий Выдрин.

Есть, наконец, самобытный и глубокий Андрей Окара, живущий ныне в России и анализирующий украинскую политическую реальность «со стороны», публикуя достаточно глубокие и «фундированные» политико-аналитические тексты об особенностях украинской политики.

Однако в последнее время в украинской прикладной политологии стала нарастать тенденция, которую многие критики именуют не иначе, как популизм – то есть стремление обслуживать определенных лидеров, создавая их идеальные политические образы, зачастую не совпадающие с реальной действительностью.

Среди «персонально ангажированных» в современной Украине выделяются такие структуры, как «PR-группа Polittech», Агентство моделирования ситуаций, мнение экспертов которых всегда вкладывается в общую стратегию поддержки Тимошенко в публичном пространстве. По сути, «хвалить Юлию Владимировну» - это главная работа таких структур. Они это делают на личных блогах, в эфире политических ток-шоу и даже на форумах. От них не дождешься критики правительства и лично Юлии Владимировны.

Так или иначе, рынок политконсалтинговых услуг в Украине действительно сложился, и по ряду своих характеристик он ощутимо отличается от своего российского «собрата». В России главный мотив и стимул для политэкспертов – raison d’Etat, что особенно ярко проявляется в ситуации, когда политическое пространство выстроено в основном вокруг политической власти. Российские политологи-консультанты выступают как выразители миссии и призвания российской власти (Михаил Леонтьев и Сергей Кургинян), толкователей открытых и скрытых граней ее политики (Сергей Марков, Глеб Павловский, Вячеслав Никонов), либо как ее последовательные ее «отрицатели» и критики (остроумный и гротескный Станислав Белковский, прославленный мастер эпатажа и «интеллектуальных провокаций»).

Чем же руководствуются в своей профессиональной деятельности украинские эксперты-политологи? Публичными интересами? Интересами молодой украинской державы и молодой украинской демократии? Следует разобраться в этом вопросе более основательно.

Весьма подвижный и «пестрый» характер современной украинской политики, формируемой довольно ограниченным кругом политических деятелей, поочередно примеряющих на себя одежды «защитников народа» либо «выразителей державного интереса», превращает связанных с ними украинских политтехнологов не в коммуникаторов между обществом и властью, но скорее в некоторую разновидность «торговцев виртуальностью», обслуживающих несколько «до боли знакомых» политических образов и идей, а фактически - в «тонких» (и не слишком) манипуляторов украинским обществом и общественным сознанием.

И не случайно: ибо политику и идеологию Украины сегодня определяют несколько взаимосвязанных и конкурирующих между собой элитных групп, формирующих политические приоритеты путем «политического торга» без учета мнения значительного числа населения страны, о котором они вспоминают только в период выборов.

В итоге большинство политиков Украины, продвигаясь к власти с помощью демократических и публичных процедур, после прихода во власть начинают отстаивать свои корпоративные интересы и установки, вынужденно лавируя между политической реальностью и «идеологической конъюнктурой», разрыв между которыми нередко приобретает «зияющий» характер.

Последнее вынуждает их обратиться к политтехнологам, способным прикрыть с помощью пиара прикрыть эту «зияющую пропасть», убеждая граждан Украины, что власть, отдельные политики и политический класс страны в целом выражают и блюдут исключительно народные интересы.

Примером тому – главный «провластный» политтехнолог Украины, директор Института глобальных стратегий Вадим Карасев, проведший недавно в гостях у веб-ресурса From-UA специальный политехнологический «сеанс черной магии с ее полным разоблачением»

Характерно, что начал политтехнолог из «элитной обоймы» с краткого изложения видения собственной миссии. Свою миссию Карасев определяет достаточно масштабно, полагая себя никем иным, как «публичным философом» и «творцом общественного мнения»: «Я не люблю слово эксперт, поскольку эксперт - это специалист по деталям. Мне ближе определение политолог, или лучше то, что называют в Америке «паблик филисоф». То есть тот, кто создает смыслы, формирует общественное мнение. Можно еще так назвать - опиниомейкер». В ходе своей весьма показательной во многих смыслах видео-онлайн-конференции Вадим Юрьевич рассказал о том, каким должен быть статус русского языка в Украине, кто выйдет во второй тур президентских выборов, почему рано списывать со счетов Виктора Ющенко, и о многом другом.
Оправдывая безусловно существующее право политолога-эксперта на собственную позицию, Пузырев де-факто оправдывает свое право на ангажированность, что не есть одно и то же, и является довольно грубой подменой понятий: «Политолог - это не инженер и не сантехник, который может что-то подкрутить либо недокрутить. Политолог всегда должен иметь и политическую позицию. Он должен быть субъективен, потому что в условиях острой и перманентной политической борьбы объективности нет. Нет независимых экспертов, и не может быть. Все они зависимы от политики, от остроты политической борьбы, от своих комплексов и от своей лени».

По твердому убеждению Карасева, профессионализм политолога состоит в наличии у него харизмы и в «хавании фишки», то есть в улавливании некоей «злобы дня». Благодаря этой нехитрой логической операции продвинутый политолог фактически избавляет себя от ответственности перед общественным мнением и интересами, что само по себе довольно примечательно: «Профессионализм политолога не в мнимой или реальной независимости, а в том, просекает ли он ситуацию. Хавает ли он фишку. Харизматичен ли он, или ни рыба ни мясо. Либо пересказывает сплетни и пытается понравиться кому-то, либо он смотрит в суть вещей и не боится идти наперекор общественному мнению. Когда я был «маленьким» политологом, я пытался угодить общественному мнению, а сейчас мне это не нужно, я говорю то, в чем убежден, а убежден потому, что, извините, я каждый день работаю и пашу. Читаю, пишу и продумываю ситуацию. И пусть еще кто-нибудь сравнится со мной по объему того, что я читаю, пишу и думаю. И мне начхать, кто что обо мне напишет. Более того, вот в этих на первый взгляд дурацких вопросах и обвинениях я вижу правильный выбор своего позиционирования».

При этом в ответ на довольно ехидный вопрос одного из читателей об основаниях собственных претензий на право называться «крупным политологом» и проценте сбывшихся политпрогнозов Вадим Юрьевич не сдержался, обнаружив в вопросе невидимого оппонента «некое холуйство» и совсем не «по-европейски» предложив его автору помощь в поисках психотерапевта или психоаналитика.

Какие же «высокие смыслы» стремится тогда транслировать украинским гражданам видный политэксперт? Как выяснилось из ответов на вопросы, основном те, которые совпадают с идеологическими установками президента Виктора Ющенко и пропрезидентской партии «Наша Украина».

При этом Карасев прекрасно понимает, что никакими разъясне-ниями и политмагией не внедрить то, чего не принимает большинство населения станы, и что Украина – не «чистый лист» в руках политиков и политтехнологов, но общество и государство с собственной логикой и содержанием, не укладывающимся ни в какие «одномерные концепты». Однако следование провластной конъюнктуре вынуждает Вадима Юрьевича методично и последовательно обосновывать «квадратуру круга».

При этом у Карасева во во время онлайн-конференции присутствовали все признаки манипуляции сознанием, выделенных в одноименной нашумевшей книге известным российском философом и политологом Сергеем Кара-Мурзой – использование наукообразного «птичьего языка» - политологического слэнга, не всегда понятного массовому пользователю Интернетом, попытка воздействовать на эмоции аудитории (как позитивные, так и негативные), акцент на сенсационность и срочность некоторых определяемых им «текущих задач украинской власти», многократное повторение «под сурдинку» своих ключевых установок, дробление сложной проблемы русского языка в Украине на ряд более элементарных установок, изъятие из контекста наиболее неудобных для него аспектов обсуждаемой проблемы, тоталитаризм многих решений и установок («Иной альтернативы нет»!), смешение информации и мнения (с абсолютным преобладаний мнений «себя любимого»), прикрытие довольно далекими от мира политики авторитетами, невзаимосвязность высказываний, когда одно из них явно противоречило другому. Таким образом, своей конференцией многоуважаемый Вадим Юрьевич предоставил своим оппонентам богатую почву для размышлений. И многие из высказанных им суждений несомненно заслуживают особого к себе внимания и отношения.

Так, говоря о своем отношении к статусу русского языка, Карасев фактически топит серьезную проблему в двусмысленной формуле: «Формула языкового компромисса в Украине следующая: украинский язык - государственный язык, русский язык – как наиболее распространенный в государстве; на уровне государства, на уровне административного аппарата - использование украинского языка, а в обществе, то есть за пределами государства как институции - любой язык: русский, армянский, идиш, иврит. Если наиболее распространенный это русский, то можно только порадоваться за всех нас, тех, кто является русскоязычными гражданами Украины». Однако можно ли радоваться в этой связи за тех многочисленных граждан Украины, которые не могут дать на нем образование своим детям или использовать его в суде? В конечном итоге, «публичный философ» не может не понимать, что умело маскируемое им неуважение к русскому языку не укрепляет диалог украиноязычного и русскоязычного населения в Украине, не способствует формированию гражданской нации, от имени которой столь темпераментно выступает сам Вадим Карасев. И возникает вопрос: чье же мнение формирует «опинионмэйкер», если сегодня архитекторами украинской политики из политического дискурса устранена значительная часть населения страны, не разделяющая принципы «оранжевой идеологии»?

В ответе на вопрос об отношении к России у Карасева проявляется навязывание своей установки как безальтернативной, смешение смыслов и упомянутый выше «тоталитаризм мышления» по принципу «кто не с нами – тот против нас»: «Я за Россию, но только за такую Россию, которая будет не мешать быть свободной, демократической, справедливой и правовой Украине, то есть такой Украине, в которой русский язык является наиболее распространенным языком в обществе, но при этом единственным государственным языком является украинский. Живешь в Украине - учи украинский. Не нравится - до свиданья». Такова формула внутриукраинского компромисса по Карасеву. Неясно лишь – от имени какого политического субъекта он делает столь категоричные заявления? И как сочетаются подобные мнения со столь пространными суждениями «публичного философа» о европейском выборе и ценностях, которые полагают толерантность и плюрализм в качестве норм общественной жизни?
Смешивая вопрос о государственном языке и статусе языков, Карасев уходит от ответа на вопрос о том, в чем состоят языковые права в государстве, и государственные гарантии языковых прав. Приведенные Карасевым примеры широкого использования русского языка в массовых украинских СМИ и на ТВ – затушевывают вопрос именно о государственных гарантиях: «Посмотрите, вся правовая, законодательная и судебная система защищает право гражданина на использование любого языка в государстве. Но в то же время и защищает право украинского языка быть государственным языком, поскольку это государство – Украина». Но можно ли говорить об утверждении европейских ценностей в Украине в период президентства Виктора Ющенко, если только за несколько прошедших лет страна пережила неочевидный с точки зрения соответствия Конституции Украины роспуск Верховной Рады и фактическую ликвидацию нелояльного по отношению к президенту страны судебного органа?

Далее Карасев фактически оправдывает отсутствие действенных гарантий государства в реализации прав русскоязычных граждан Украины на пользование родным языком. Он милостиво позволяет пользоваться им в быту, отрицая право на образование на русском языке, призывая русскоязычных граждан Украины решать проблему получения высшего образования за собственный счет либо путем переселения в Россию, образ которой выглядит у него весьма и весьма непривлекательно: «И говорите на нем, и думайте, и читайте аннотации, но если вы хотите учиться на родном языке, идите в воскресные школы, которые должны финансироваться не за счет госбюджета, поступайте в московские или петропавловск-камчатские вузы. Но я не думаю, что вы поедете туда учиться. А почему вы не поставите вопрос иначе? Большинство украинцев хотят учиться в вузах на своем родном языке, на украинском языке, которые оплачивает государственный бюджет, бюджет государства Украина. Поэтому вопрос этот важен, но если вы считаете, что здесь идет ущемление вашего языка, берите гражданство России, идите в российскую армию, воюйте на Северном Кавказе, разбирайтесь с российскими олигархами, которые жируют от нефтяной и газовой ренты, имейте удовольствие каждый вечер по ТВ видеть гламур от Собчак и прочих героев желтой сцены и т.д.».

В дальнейших ответах политолога фактически смешиваются национальное государство, статус государственного языка и проблема прав человека, что является безусловной спекуляцией: «Мы хотим, украинцы хотят, строить украинское независимое европейское государство. Мы хотим жить по-людски, а не по-скотски, по-европейски, а не по-советски. И одним из элементов этой жизни является право Украины как страны на то, чтобы иметь свой язык, и право граждан Украины говорить на том языке, на котором они говорят. Но без языка нет страны. Николя Саркози, президент Франции, был абсолютно прав, когда говорил: «Франция - это французский язык». Поэтому Украина - это украинский язык. Хотя каждый гражданин должен иметь право в том числе через суд отстоять свое право на общение на том языке, который он считает родным. Но право, справедливое правосудие, в том числе и языковое, языковую справедливость сможет обеспечить нам только наша сегодняшняя и в большей степени будущая европейскость. Когда у нас будет правосудие по-европейски, нечего будет бояться за свою языковую свободу. Мы всегда ее сможем отстоять в справедливом и доступном суде».

Сразу же возникает вопрос о том, почему «право Украины иметь свой язык» должно реализоваться без реального учета мнений и интересов значительной части ее граждан? С помощью каких опросов и референдумов выведена Карасевым эта воля украинских граждан иметь один язык государственным? И какое отношение имеет официальное моноязычие к европейскости, когда именно современная Европа отличается особо тщательным вниманием к «миноритарным языкам» и правам меньшинств, а упомянутая политологом Франция активно поддерживает и возрождает бретонский и провансальский языки? При этом без всякого решения суда в том же Люксембурге дети изучают в школе три языка, а в Нидерландах смотрят в кинотеатрах кинофильмы на английском без дублирования в целях лучшего усвоения «языка международного общения». И означает ли высказанное Карасевым, что пока Украина не достигнет европейского уровня, украинское государство фактически снимает с себя обязательство гарантировать права русскоязычных граждан?

В свою очередь, в вопросе о соотношении «размера меньшинств» и степени их прав на пользование собственным языком Вадим Юрьевич допускает нарушение логики и сознательное искажение фактов, преувеличивая масштабы угрозы русского языка для украинской государст-венности: « Если бы у нас было 6% русских, возможно, я тоже был бы за русский язык государ-ственный. Но поскольку у нас в обществе он доминирующий, то если мы говорим о том, что есть государство Украина, тогда надо, чтобы был украинский как государственный язык, иначе надо закрывать эту лавочку. Вот из чего это складывается».

Однако как же быть в этом случае со странами, где существуют достаточно значительные и равноправные этнические общины – с Бельгией или Швейцарией – и существует несколько государственных языков. И если русскоязычное большинство населения Украины ущемлено хотя бы отчасти в правах – может ли в итоге получиться полноценная нация? Чрезмерная настойчивость Вадима Юрьевича в этом вопросе заставляет предположить, что официальный статус русского языка несовместим не с самой украинской государственностью, но с логикой «оранжевого» политического проекта, который он активно поддерживает. И определение процесса построения украинского государства как «лавочки» выдает действительное отношение «опинионмэйкера» к участию в нем граждан.

Позиционируя себя как профессионального политолога, Карасев полагает, что в силу своих талантов как эксперт интересен всем, и довольно умело «прячет» судьбу Ющенко за «судьбой Украины», осуществляя очередную логическую подмену: «Не знаю, что такое карманные каналы, хожу на все, потому что, не будем предаваться чувству ложной скромности, интересен всем. Например, Савик Шустер, что он - проющенковский? Но тем не менее я там постоянно. Во-вторых, по поводу веры в Ющенко. Вопрос не в нем, а в вере в страну, верим ли мы и должны ли мы верить или не верить в Украину».

По мнению Карасева, президент Ющенко – великий политик именно потому, что работает на будущее, забывая о запросах и проблемах «текущей политики»: «Политик, если он великий политик, уйдет с президентского поста, но дело его будет жить и останется. Великий политик оставляет за собой след, а не тот, кто 10-20 лет сидит на властном кресле. И если я буду думать, что я должен поддерживать политика потому, что он живет от заката до рассвета, простите за тарантиновскую аллюзию, то тогда как раз и появляются основания для ваших обвинений в мой адрес, что якобы за километр видны уши Ющенко». Тем самым Карасев фактически превращает слабость Ющенко как управленца и публичного политика в фактор его политической мудрости и силы, поддерживая столь лестный для главы государства политический миф.

В свою очередь, вынужденный отказ Ющенко от предвыборного пиара и участия в избирательной компании Карасев истолковывает как мудрость наставника нации и «транслятора высоких смыслов», возвышая тем самым образом нынешнего «главного заказчика» его политтехнологических услуг: «Нужно знать Ющенко, который не любит пиариться и делает это только под влиянием обстоятельств или конкурентов. Он все-таки, как бы к нему кто не относился, политик смысловых вещей, содержательных. Возможно, с точки зрения нынешней украинской политики, сверхмедийной, сверхскоростной, конфликтно-скандальной, это даже ошибочно. Вот Ющенко не стремится вписаться в эту формулу, он вообще считает, что президентство - это не трансляция месседжей, а производство смыслов. Президент - это направитель, если хотите, учитель (нации). Кстати, Ницше когда-то сказал: «Велик тот, кто направляет». В то время как Тимошенко, Янукович рассматривают пост президента в регистре управления, а не направления. Поэтому Ющенко очень прохладен к пиару». Однако что это за тайный «высший смысл», отрицающий запросы и интересы значительной части, если не большинства украинского общества? В таком случае, следуя логике Карасева, следует отменить и публичную политику.

При этом, говоря о безальтернативности европейского выбора для Украины, Карасев изящно уходит от признания того, что правление Ющенко фактически отдалило Украину от Европы и от европейских стандартов – будь то уважение к законам, борьба с коррупцией или права меньшинств. Ибо двигаться в Европу с провинциальной закомплексованностью и одержимостью – не значит становиться европейцем: «Мы и так еще провинциальны, и путь в Европу дает нам шанс уйти от этой провинциальности и колхозчины. Посмотрите, как за последнее время Киев и другие крупные города преобразились, становятся все более европейскими. Нам бы еще и жизнь социальную и индивидуальную сделать более проевропейскими.» В итоге на напрашивающийся вопрос о том, не укрепляет ли управленческий непрофессионализм и неуважение власти к гражданам страны всю ту же пресловутую «колхозность», эксперт Карасев также не дает ответа.

Весьма своеобразно интерпретирует Карасев и современный морально-психологический и политический «раскол» Украины, полагая его проходящим между «европейским завтра» и «советским вчера», что по сути своей является явным упрощением проблемы: «Раскол между завтра и вчера. И это не региональный раскол, потому что есть передовые люди и на Востоке, и на Западе, как и наоборот, ретрограды и там, и там. Раскол есть и так, независимо от Ющенко, но ведь на Западе Украины люди чтят Мазепу, Шухевича, ставят им памятники. Это украинцы или нет, или это другая страна? Надо же уважать других украинцев. Я не поклонник Бандеры, Петлюры, по отношению к Мазепе здесь у меня больше лояльных чувств, но давайте поставим вопрос не в смысле «мне нравится или не нравится», а как нужно решить проблему объединения Украины. И вы, который осуждает Шухевича, Бандеру, Петлюру и любит Ленина, Сталина, Брежнева, и западноукраинский житель Украины, который любит Мазепу, Бандеру, Шухевича, и осуждает Сталина, Ленина, Брежнева, являются гражданами Украины. Так что это, как не раскол? Как преодолеть этот раскол?
А вот преодолеть его нужно так, чтобы каждый регион Украины имел право на своих героев, в том числе и на государственном уровне. Государство должно помирить, а не делить историю». Однако сегодняшняя политика государства, которую столь темпераментно отстаивает Карасев, этот раскол всячески укрепляет. И можно ли объединить Украину только с помощью введения некоего «пантеона общих героев», не ведя диалога с различными сегментами украинского общества? Для элитного политолога и убежденного «прогрессора» этого вопроса, по всей видимости, просто не существует.

Еще одна политологическая «фишка» для Карасева связана с понятием «титульная нация» - которым, по его глубокому убеждению, сегодня «руководствуется вся Европа»: «Вся Европа, которая состоит из государств-наций, строится на титульных нациях. Кстати, сегодня и Россия тоже формирует государство-нацию. И, наверное, татарский народ тоже может как-то не согласиться с тем, что русские начинают являться титульной нацией. Франция - французы, хотя когда-то там шла борьба за образ французской нации между бургундцами и нормандцами. Так было в Германии. Украина находится на этапе перехода от государства национальностей к государству-нации. И гражданин Украины может быть разноязычным, но государство, государственный язык - один, украинский». Однако все ли знает Вадим Юрьевич о современной Европе, культивирующей уже почти утраченные региональные языки и ведущей активный диалог о признании прав «безгосударственных наций» - таких, как каталонская (официально признанная отныне в конституции унитарной Испании), шотландской или фламандской? И все меньше европейцы смешивают понятие нации с моноязычием. А сам тот факт, что многие европейские исследователи говорят сегодня о кризисе государства-нации как модели, ставит теоретические построения господина Карасева под сомнение.

Пытаясь разделить общество и государство, Вадим Карасев стремится внедрить в сознание граждан еще одну иллюзию, главная цель которой – избавить государство от ответственности перед своими гражданами, и прежде всего перед русскоязычными гражданами, за политику в лингвистической сфере: «Когда сформировались европейские государства-нации, в Европе стало меньше конфликтов на национальной и межнациональной почве. А почему? Потому что государство-нация предполагает либеральную Конституцию, правовое государство, независимый суд, а главное - отделенность государства от общества. В обществе нет деления на титульные и нетитульные нации. В обществе есть различные национальности, но все - граждане Украины, пользуются правами этой страны, работают в этой стране, платят в ней налоги, и ничего страшного нет, если когда-нибудь они пойдут в суд защищать свои права, то заявление подадут на украинской мове. Это что, насилие над человеком? Причем заявление он подаст на украинском языке для того, чтобы защищать свои права, в том числе и языковые, в украинском суде».

Дальше Карасев прибегает к откровенной демагогии, подменяя законодательно закрепленное право русскоговорящего большинства использовать свой язык во всех сферах жизни украинского общества полумифическим правом думать на нем и рассуждениями об итоговом торжестве в Украине «языка права». Главное для Карасева в этом сюжете - предельно «затуманить» вопрос о государственных гарантиях прав для «неправильных» и «нелояльных меньшинств», которым он неоднократно высказывал свое плохо скрываемое неодобрение: «Кто заставляет вас говорить и думать по-украински? Вас не заставляют, а дают возможность выбирать. Вы можете думать по-украински, вы можете думать по-русски, по-английски и т. д. Главное - чтобы в нашей стране, в нашем обществе, государстве господствующим был язык права. Язык права и свобод гражданина и человека. Только такой язык обеспечивает нашу защищенность и обеспечивает комфортную жизнь. Будет господствовать право - вы всегда сможете защитить свои языковые права».

При этом в вопросе о выборе народом политиков Карасев вполне по-макиавеллистски откровенен: «Каждый народ заслуживает то правительство, которое имеет. Возможно, народу либо нравятся такие политики, либо нравится голосовать за таких политиков, либо других просто нет. А голосовать-то надо».

Всячески подчеркивая свою миссию и отрицая понятие «специалист», Карасев пытается возвести ангажированность в достоинство, защищая тем самым ставший едва ли нарицательным в Украине термин «карасевщина»: «Если появляются такие термины, значит, мы делаем все правильно, и нас боятся. И насчет обмана, чтобы вы знали, никто не собирается вас обманывать. Наверное, вы обманываться рады. Помните, как в стихах? Просмотрите наш чат, и вы увидите, что я пытаюсь вам разъяснять. Вслед за Высоцким: «Бить не надо, а не вникнут – разъяснять». Вот я втыкаю тем, вставляю тем, кто не вникает и говорит всякие глупости и благоглупости ради выпендрежа. Другое дело, я могу понять тех, кто искренне заблуждается, и тут я готов тратить все свое время для того, чтобы объяснять, прояснять, уяснять». В итоге «главный политтехнолог Украины» весьма умело «перевернул проблему», отбросив в сторону вопрос о профессиональной этике и ответственности политолога.

При этом в завершение своей пресс-конференции Вадим Юрьевич не преминул сформулировать свои требования к условному сообществу своих читателей и слушателей: «Прежде чем требовать независимости от экспертов, будьте независимы в своих суждениях от всяческих массовых и индивидуальных предрассудков».

Таким образом, поведение Вадима Карасева во время онлайн-конференции свидетельствует о том, политическая элита Украины и обслуживающий ее слой политтехнологов пока не желает «дорасти» до уровня уважения к рядовым гражданам страны независимо от их национальной и языковой принадлежности. Печально, но факт.

Стратегическая цель Карасева – обслуживая власть и конкретный провластный интерес, доказать, что он обслуживает интересы общества, граждан Украины – «объясняет, проясняет, уясняет».

Подспудная задача политтехнолога – избежать критики и ответственности перед публичной аудиторией, прикрываясь профессионализмом, высоким публичным статусом и миссией, позволяющими отбросить всякую научную и экспертную этику.

Отделяя государство от общества, Вадим Юрьевич фактически обосновывает право нынешней украинской власти не отвечать перед гражданами за проводимую ею политику, ссылаясь на ее «европейскую миссию» и «недоевропейскость» самого украинского общества.

Однако все же не стоит путать политологов и политтехнологов с манипуляторами общественного сознания. Политологи не должны разъяснять гражданам нечто «извне»,с позиций «потусторонних смыслов» – но содействовать поддержанию коммуникации между обществом и властью, способствуя выражению через политику и публичное пространство интересов граждан, различных групп украинского общества.

Карасев, безусловно, понимает все это, но как прагматик исходит из украинских реалий. Он выполняет заказ элиты, не слишком почитающей интересы рядовых граждан, обслуживает мессианский проект Ющенко, все более слабо соотносящийся с реальными интересами граждан Украины. С другой стороны, он действует в рамках неписанного консенсуса, сложившегося во властной элите Украины. Данный консенсус касается внешне «проевропейского» политического курса, государственного статуса одного только украинского языка, «аккуратного» дистанцирования от «слишком тесной» интеграции с Россией. При этом, поскольку этот «неписаный консенсус» не принято широко обсуждать, ряд «избранных политэкспертов» подменяют его активно пиаром про европейские ценности, евроинтеграцию и другие темы, зачастую далекие от насущных потребностей и интересов рядовых украинских граждан.

Однако в одном Вадим Юрьевич прав – народ имеет ту власть и тех политтехнологов, которых заслуживает.

В любом случае Вадим Карасев не пропадет и найдет себе применение как человек умный, практичный и гибкий, неплохо разбирающийся в специфике политтехнологий с поправками на современные украинские политические реалии. Весьма ярко охарактеризовал его карьерные перспективы «коллега по цеху» Виктор Небоженко: «Я думаю, что когда Тимошенко придет к власти, а у нее больше шансов, чем у Януковича (это я вам как профессионал говорю, дело не в личности Тимошенко), она должна будет вручить ему орден Героя Украины за то, что он свои политологические ошибки сумел превратить в политические решения Ющенко. Поэтому пока он будет оставаться рядом, мы можем быть спокойны за политическую рациональность Ющенко. Но я вам хочу сказать, что независимо от того, чем закончится карьера Ющенко, Карасев достаточно сильный профессионал, и он найдет себе клиентов и останется на поверхности...».

Нас же больше должны интересовать не перспективы политолога Вадима Карасева, но перспективы Украины с точки зрения создания в ней эффективной элиты и проведения в жизнь эффективной политики.

В Украине на сегодняшний день существует не демократия – но полиархия, подвижный консенсус элит, фактически разделивших между собой государство, основные властные рычаги и ресурсы. Инструмент этой борьбы элит – партии. Политтехнологи обслуживают идеологический заказ элит либо электоральный заказ партий.

И только когда утвердится гражданская демократия, основанная не на конкуренции элитных групп и отчуждении основной части народа от политики, а на массовом включении украинских граждан в политическую жизнь, политтехнологи будут вынуждены перестроиться.

Президентские выборы 2004 годы – последние идеологические выборы в Украине, вдохновленные не только протестными настроениями, сколько верой в скорый «реформаторский прорыв» и «неминуемую» в этом случае евроинтеграцию. Началась столь необходимая эмансипация граждан по отношению к элите. И политтехнологам неизбежно придется перестраиваться, переориентируясь на обслуживание интересов общества и поддержание публичных коммуникаций, на оказание помощи политикам и власти в деле более эффективного обслуживания интересов украинских граждан.

Главная надежда в этой связи – на средний класс Украины, который после полутора десятилетий испытаний и потрясений начинает считать себя не глупее украинских политиков – то есть тех, кто, выражая свои корпоративные интересы, делает вид, что выражает общественные и общенациональные.

А это дает шанс на общее возрастание качества украинской политики, когда политологи превратятся из комментаторов при власти, «корпоративных манипуляторов» и создателей «виртуальных смыслов» в выразителей общественных интересов. Именно тогда и возрастет их общественная востребованность и признание, которых столь явно не хватает сегодня.

Материал недели
Главные темы
Рейтинги
  • Самое читаемое
  • Все за сегодня
АПН в соцсетях
  • Вконтакте
  • Facebook
  • Telegram