Недавно А.Г. Дугин порадовал своей социально-философской концепцией. Суть данной концепции не несет особой новизны, кроме может быть избранной формы метафоры:
«Общество состоит из двух частей — надземной и подземной. Надземная часть представляет собой социум, сферу рационального, дневного, где доминирует логос. Подземная часть есть темный затерянный остров коллективного бессознательного, область ночи, здесь правит миф.»
А вот развитие концепта, его конкретизация могут вызвать определенный интерес у тех, кого интересуют структуры сознания коагулята — интересного общественного слоя, который О. Кошен и И.Р. Шафаревич называли «малым народом», а Й. Шумпетер — безработными интеллектуалами.
Текст полон игр таких структур, чем и интересен. Посмотрим для примера представленную там трактовку мифа о Прометее:
«Новое время и Просвещение дублировались подъемом мифа о Прометее, который вдохновлял и рационалистов, и романтиков, и людей дня, и поэтов ночи. Титан, трикстер, обманщик богов (ночь) Прометей (выступающий то как Фауст, то как Люцифер) нес людям огонь и знания (день). Мифом о Прометее вдохновлялись Шеллинг, Гюго, Гегель, Маркс, либералы и социалисты. Даже в фашизме — через ницшеанскую призму «сверхчеловека» и вагнерианство — он нашел своеобразное выражение.
Но с конца XIX века Прометея стал теснить Дионис. Из декадентских салонов он проник в культуру, а потом стал основным мифом работников СМИ (как правило, недоучек, пьяниц, развратников, наркоманов — как метко замечает Дюран), сотрудников киноиндустрии и позже — телевидения, интеллигентов, художников — типичных людей ночи практически во всех обществах. Постепенно индивидуально-гедонистический стиль журналистов, завзятых скептиков и противников любой рациональной организации (то есть врагов социального логоса) перенесся на все общество, которое стало обществом развлечений и наслаждений («общество спектакля»).
Дионис вытеснил Прометея (конец мифа о Прометее описан в великолепной ироничной книге Андре Жида «Плохо прикованный Прометей»). Но и сам Дионис постепенно утратил свою притягательность, свою динамику и энергию — декадентские перверсии элиты, имевшие в себе нечто стилистически привлекательное, превратились в омерзительное гниение разлагающихся масс, сползающих в ночь. Плебейские гей-парады превратили изысканную атмосферу салонов Оскара Уайльда, солнечное помешательство Артюра Рембо или поэтический жест Михаила Кузьмина в китч (еще одно значение выражения «не мечите бисер перед свиньями»). Миф о Дионисе, в свою очередь, достиг точки насыщения и превратился из источника свежести в застойное стимфалийское болото.
Цикл западной культуры подошел к концу. Постмодерн с его эпифеноменами — убедительная иллюстрация этого».
Четко, однозначно, безапеляционно. Однако приведу для полноты и другую трактовку очеркнутых в цитате событий. Как это все выглядит в глазах альтернативного коагуляту «человека дня».
Для этого напомню, что Современность была вызвана к жизни развитием человеческого интеллекта, тем, что общество смогло начать активно и сознательно адаптировать себя к различного рода изменениям. До того, на «заре человечества» социальная эволюция была очень близка биологической и существенно опиралась на групповой отбор. В то время, в условиях существенной «интеллектуальной недостаточности» накопленные социумом знания передавались потомкам в виде мифов, массив которых составлял неотделимую часть общества, и тоже был объектом эволюционных игр. Именно тогда в сознаниях людей царил миф, ибо другие варианты передачи знаний не были еще изобретены.
В то время эффективность социальных рутин сообществ оценивалось успешностью пройденного пути. При этом качество любых «отклонений» верифицировалось историей, а социумы-»неудачники» разрушались более удачливыми соседями, и давали им материал для наращивания мощи. То есть любые отклонения от заведенных и апробированных практикой порядков совершенно справедливо воспринимались элитой сообществ как опасность, что табуировало инновации, и открывало им «окно возможностей» лишь в моменты глубоких социальных кризисов, когда сообщество оказывалось вблизи своей точки экзистенции. В этом и заключалось существо социального времени, названного позже Традицией.
В этом плане миф о Прометее — это рассказ о герое, кто вопреки воле богов (т.е., нарушая установленные социальные табу) приносит людям облегчающие их жизнь инновации. Это передача потомкам знания о возможности изобретателя, и/или предпринимателя-новатора, о важности новых знаний для уменьшения их страданий. О риске же, связанном с инновациями, об опасностях недоучета их последствий, напоминал миф об Икаре...
С развитием же интеллекта элита уже смогла потихонечку начать моделировать воздействия на социум намечаемых к внедрению изменений, считать последствия нововведений до начала их внедрения, что снизило порог чувствительности общества к инновационному риску, и «включило» процесс наполнения рациональности легитимирующей силой. Когда доля рационально обоснованных решений стала значимой — наступило время Модерна, которое сопровождалось резким ускорением социальной эволюции, ибо исторически выживали лишь те сообщества, которые оказывались выше определенного уровня отсечения по эффективности социальных, политических и технологических рутин. Началась европейская «гонка инноваций», со временем охватившая весь мир.
Прометей же, как воплощение способности человека к творчеству, стал героем. И поскольку инновационные откровения изобретателей еще были редки — то они очень ценились, что придавало Прометею уважения и социальной значимости. Одновременно с этим не очень еще высокая производительность труда оставляла мало места коагуляту — различного рода анти-социальным девиантам, а также и Дионису, воплощавшему психо-социальный комплекс расточительства. И мал был круг желающих «хоронить» героя.
Однако постепенно рост производительности труда расширил возможности расточения. К тому же он открыл дверь в клубы расточителей коагуляту. Именно так возникли упомянутые Дугиным салоны декаданса, но возникли они именно что благодаря заботам Прометея.
Потеснил ли Дионис Прометея в реальности? Да ни капли, ибо Прометей рос быстрее, охватывая все новые сферы применения своим талантам, облагораживая жизнь людей, обеспечивая «кормовую базу» своим хулителям. Правда при этом произошла его социальная девалоризация, как то всегда случается с тем, чего становится много — герой, размножившись в клонах, и превратившись в армии инженеров, ученых, предпринимателей, рутинизировался и перестал восприниматься как герой. Фактически же, внедрив свой инновационный тип рутин как обязательные в институциональное ядро общества, титан стал богом.
Именно за это и ухватились люди ночи, зафиксировав смерть титана. Но умолчали они при этом о рождении бога.
Так что сами разговоры о смерти Прометея не очень интересны — ну выдает пьянь декадентская желаемое за действительное, да и Бог чай с ней. Более интересен нижележащий драйвер. Так что же заставляет этих людей твердить о несбыточном, сея в обществе ложь и обман в отношении прогресса? Чему в их душе так ненавистен Прометей? Что же это такое, то, что вот уже пару сотен лет с завидной регулярностью порождает разговоры о его кончине? Ведь слух о смерти Прометея передавался этими людьми друг другу и в разговорах при свечах, и смешком по телефону при включенной лампе, и смской по мобильнику, и постом в ЖЖ…
Не любят ребята почему-то ни облегчения жизни людей, даваемом прогрессом, ни растущей сложности мира с ее требованиями по квалификации работников, ни радости творчества и создания нового. И даже сидючи в своей ночи, не могут порадовать мир разнообразием ужастиков: лишь зомби да вампиры, вампиры да зомби.
Так что зря нас пугает Александр Гельевич: «… Цикл западной культуры подошел к концу. … Социальный логос пал. … Будет, обязательно будет!» Нам ведь, «людям дня», все эти причитания не страшны. Вызовом больше — вызовом меньше — переработаем по мере поступления.
Единственный путь есть у «пляшущих в ночи» реализовать свои бредни, как то показала история. И этот путь лежит через устройство кровавых бань, через массовое убийство всех мастеровых социума. Иначе — никак. И именно массовыми казнями достойнейших были характерны реальные примеры «скатывания в ночь» отдельных сообществ, приведенные в рассматриваемой статье.
Управление же риском подобного исхода и делает общественный контроль над коагулятом очень актуальной общественной задачей, а тексты А.Г. Дугина — интересными к прочтению.
