Тема нынешнего российского двоевластия, прозванного «тандемократией». Споры о реальном соотношении сил в связке Путин – Медведев, гадания на кофейной гуще о тенденциях трансформации этого союза и т.д. – всё это уже успело стать банальностью и набить оскомину. Тем не менее, вопрос о судьбе премьер-президентского тандема в обозримом будущем будет оставаться актуальным, и вызывать немалые опасения. Если подумать, то опасения эти обоснованы не только в связи с какими-то высокими гражданскими чувствами и идеалами; бояться состояния нынешней верховной власти в РФ, а пуще того – возможных изменений этой власти – заставляет элементарное чувство самосохранения.
Но начнем мы с того, что полагаем преувеличенными нынешние расхождения между официальным президентом и его шефом. Разглагольствования на эту тему являются чаще не анализом, а пропагандой, попытками «вбить клин», который никак не вбивается. «Ворон ворону глаз не выклюет», - говорит русская поговорка, а здесь речь даже не о воронах, а головах нашего двуглавого орла. Противоречия между Путиным и Медведевым проявляются пока только на уровне неких символов, стилистики властвования, медиакартинки и т.д.
Разумеется, в политической науке хорошо известно, какую роль в трансформации режима может сыграть раскол элит. Но настоящего раскола- то как раз и нет. При нынешнем положении его и не может быть, ведь настоящая власть в стране находится не в одних руках «национального лидера»; её держат миллионы конечностей безликой, казалось бы, бюрократической страты. Элементарно, нет у Медведева в верхах и на местах достаточного количества «своих» людей, везде путинские, точнее, сейчас «путинско-медведевские».
Получается, что никакого раскола элит ждать не стоит? Если бы все шло, как шло, то и массам, и элитам в РФ оставалось бы спокойно дожидаться следующих президентских выборов, а там бы поучаствовать в ритуальном одобрении того или иного решения верховной власти. Но, к сожалению, для элит, а возможно, и для населения, вмешался мировой экономический кризис, который для России требует качественных изменений, в том числе, политических. Ну, или резко потребует на новом своем витке. И эта пугающая перспектива заставляет вспомнить не просто о странной конструкции премьер-президентской (именно в таком порядке) власти в современной России, но и о типичных образцах политического взаимодействия между властью и народом, характерных для российской истории. Для их символического обозначения хорошо подходят погодно-климатические сравнения. В свое время русский дипломат и философ Константин Леонтьев писал о необходимости «подморозить Россию», чтобы не гнила, а название повести советского литератора и публициста Ильи Эренбурга «Оттепель» стала метафорой смягчения тоталитарного режима в СССР после смерти Сталина.
Итак, если брать современную «реальную политику» в России, то расхождения между Путиным и Медведевым чаще всего выдумываются досужими комментаторами. Но если вести речь о возможных изменениях под влиянием внешнего, кризисного воздействия, то символические перспективы, связанные с фигурами высшей российской власти просматриваются однозначно. Возвращение всей полноты власти Владимиру Путину будет означать новое и полноценное «подмораживание»; а с фигурой Дмитрия Медведева уже почти с самого начала его назначения президентом всея Руси, некоторые связывали образ «оттепели». Этому образу сопутствовали и определенные либеральные надежды.
Для носителей и выразителей этих либеральных надежд худшим сценарием, пожалуй, является «возвращение резидента», то есть президента Путина, который снова займет свое место в Кремле, но действовать вынужден будет уже по-другому. Историки могут напомнить, что царь Иван Грозный вначале правил не так грозно, но после того, как передал царство на время С.Бекбулатовичу и затем вернулся на трон, совсем озверел.
Мы оставляем за скобками вопрос, как именно ВВП опять сможет сконцентрировать в своих руках всю полноту власти. При том состоянии и том составе «политического класса», что есть в РФ сейчас, это вопрос чисто технический. Придумают, скажем, для Путина пост какого-нибудь «канцлера», как в его любимой Германии, и все эти «депутаты-сенаторы» дружно поддержат наделение лидера сверхполномочиями на любой срок, да хоть пожизненно. Вопрос в том, как лидер этими полномочиями будет распоряжаться.
В принципе, Владимир Путин уже показывал свои подходы к антикризисному менеджменту. В конце лета 1999 года он начал гасить кризис в Дагестане, в начале лета 2009 года показал себя в Пикалево. Его стиль состоит в масштабной концентрации ресурсов для решения проблем в каком-то одном месте. Видимые проявления проблемы успешно ликвидируются, но корни самой проблемы остаются, и она потом продолжает проявляться с новой силой, но уже без прямой угрозы для московской власти. Однако действовать подобный образом в ситуации полномасштабного кризиса уже удастся, просто не будет ресурсов.
Даже тот же Северный Кавказ в текущем десятилетии, был для России хотя и очень болезненной, но локальной проблемой. Её решали, заливая пожар деньгами, фактически выплачивая «дань» кадыровым и пр., в обмен на видимость лояльности. В такой ситуации останется лишь с новой силой закручивать гайки, от авторитаризма с низким уровнем репрессий переходить к масштабному преследованию несогласных. Принципиально на демонтаж им же самим созданной и укрепленной системы Путин пойти не может. Тогда, если воспользоваться сравнением премьера-искусствоведа вместо короткого «ножика», которым только колбасу резать, власть возьмет в руки «настоящий меч», ведь «надо бороться за себя, за страну». Уже сейчас мы ежедневно убеждаемся в том, что неприкосновенность личности, свобода слова и т.д. для российских граждан являются фикцией. Но если протесты станут массовыми, в призрачности своих законных прав сможет убедиться гораздо большее количество наших сограждан.
Временная стабилизация на этом страшном пути, конечно же возможна. Но в целом, тактика «подмораживания» - это тупик во всех смыслах. Не решенные вовремя проблемы превращаются в неразрешимые. Яркий пример из советской истории – это наше несчастное сельское хозяйство. В послевоенные десятилетия еще можно было вернуть на село нормальный хозяйственный уклад, было достаточно людей, которые хотели работать на земле, ухаживать за скотиной и т.д. «Волюнтарист» Хрущев все искал паллиативы: то целину придумает, то «квадратно-гнездовой». Когда же Хруща попёрли и брежневская команда осуществила очередное «подмораживание», деревня успела обезлюдеть и спиться. Сколько не вкладывай в какую-нибудь Продовольственную программу – не помогает. При очередном ослаблении власти и/или обострении социально-экономического кризиса всё «плывет» и оборачивается новыми смутными временами. С непредсказуемо-катастрофическими последствиями начинается очередная «оттепель».
Пока идут гадания, будет ли при Д.Медведеве оттепель или не будет. Проводится немало аналогий с недавним прошлым. Если иные из адептов горбачевской «перестройки» видели персональным символом серьезности намерений власти на ее проведение возвращение из ссылки академика Сахарова, то нынешние «либералы» готовы видеть подобный символ в освобождении Бахминой (как говорится, почувствуйте разницу!). Мы бы сказали, что сравнение нынешней неопределенности со второй половиной 1980-х годов не лишено эвристических возможностей для построения политических прогнозов. И прогнозы в этом случае получаются довольно безрадостными.
Допустим, что под влиянием кризиса, и бюрократия, и теснейшим образом с ней связанное бизнес-сообщество решат, что для сохранения своих позиций им лучше согласиться на властное переформатирование, «перезагрузку» политическое системы. И тогда лучшей кандидатуры на роль козла отпущения, нежели бывший символ стабильности и вставания с колен» просто не найти. Разновидностью сценария «перестройка Медведева» может быть вариант, когда этот лидер будет искать для своей власти новую базу.
Допущений возникает слишком много, но позволим их себе, так как ситуация скорее резко изменится, чем останется в нынешнем состоянии. Если в рамках нынешнего правящего класса у Медведева позиции недостаточно крепки, то, значит надо их расширить, за счет каких-нибудь новых «демократизации и гласности». Где в таком случае могут найтись новые ресурсы поддержки. Ответ прост: на Западе, и в кругах «либерально-демократической общественности» (не подумайте на партию Жириновского). Как это было, многие помнят: «катастройка» означает и попытку государственного самоубийства. И снова она пройдет не безуспешно
Запад не поддержит российского лидера за его красивые глаза и демократические словеса, без масштабных и односторонних уступок. Из либералов» наверх опять будут рваться те, кто, мягко говоря, не любит «эту страну». Найдутся и те, кто будет бегать жаловаться на «немытую Россию» дяде Сэму. И уже даже не важно, будет ли во власти один из представителей нынешнего тандема либо же кто-то другой. Все опять пойдет в разнос. Как в свое время в борьбу «либерала» Горбачева и «консерватора» Лигачева вмешался «демократ» Ельцин, и негативно – разрушительные тенденции в стране получили новое «ускорение».
В такие критические периоды возрастает одновременно и роль личности, и роль случайных, внешних обстоятельств, и значение наличных условий. Кризис интенсифицирует все факторы. Однако есть важная закономерность – нельзя качественно изменить систему, не меняя принципиально ее основ, к чему, как правило, стремились отечественные реформаторы. Попытка, реформируя систему, оставить все как есть, не трогая интересы элит, ведет к разрушению. Не все однако это понимают.
Вот предпоследний вариант «оттепели» - Апрельский, 1985 года пленум ЦК КПСС. Трусливая и глупая советская интеллигенция бьется от восторженного энтузиазма, предвкушая возможность новой безответственной болтовни и новых подачек от власти (и то и другое, «нервные люди» получат); создается даже литобъединение «Апрель» (в честь того самого пленума). Но уже в период начала «перестройки» автор текстов легендарной группы «Наутилус Помпилиус» Илья Кормильцев напишет:
Страна умирает как древний ящер
С новым вирусом в клетках.
Это – наиболее точный прогноз. И дело, возможно, даже не в каком-то новом вирусе (идеологии? «новом политическом мышлении»?), а в том, что у страны не нашлось адекватных институтов и даже их зачатков для адаптации к новой среде, выживанию в новых условиях. И сейчас их тоже нет.
Либеральная и демократическая риторика, воплотившись на практике, вроде бы должна привести к реальной политической конкуренции. Однако почему же в российских современных реалиях эта затея выглядит как весьма сомнительная. Ответ довольно прост. Выборы в России регулярно проводятся и сейчас, есть законы, и избиркомы, и урны для голосования с бросаемыми туда бюллетенями, но ИНСТИТУТА выборов нет, ибо нет реальной политической конкуренции, акторов и факторов, благодаря которым она станет возможной.
Допустим, объявят о новой демократизации (в теориях демократического транзита, это будет скорее фаза «либерализации») сверху. Но на какие институты она будет опираться в современных российских условиях? Что и кто сможет поддержать в России либеральную модель.
Парламент, конституционный суд и многие другие политические институты давно превращены в фикцию, в ширму для произвола недемократической власти.
В случае с Думой можно надеяться на новые более свободные выборы. Однако при сохранении действия конституции 1993 года опять придем к тому, что на федеральном уровне такие выборы никогда не решали вопрос о реальной власти. Даже если побеждала оппозиция, то правительство свое сформировать она не могла.
Вряд ли стоит особенно уповать и на нынешние политические партии. Реальную альтернативу существующему курсу они предложить не могут и этого комментария достаточно.
Хуже всего, что население довольно сильно разочаровано в институтах демократии. И пусть, по различным социологическим данным от половины до 2/3 российских граждан хотят честных и свободных выборов, но на практике активно выступают за такую альтернативу для себя единицы. Население, скорее, «деполитизировалось». (Или жизнь в стране спустилась на какой-то до-политический уровень). Возьмем, к примеру, отношение к самому популярному российскому политику. Если кандидатура Путина будет настойчиво предлагаться электорату на следующих выборах, то его скорее изберут. Однако, как за год успели убедиться россияне, и без всякого Путина жить можно, его харизма была связана с президентским креслом и продолжает исчезать. Уйдет он – никто плакать особенно не будет. Но и альтернативы большого энтузиазма не вызывают. Отношение к политике как к чему-то чужому, от тебя не зависящему: «могу копать – могу не копать».
За внедрение в российскую жизнь принципа «не политизировать» (вариант: «парламент не место для дискуссий»). Приходится платить высокой ценой – ростом гражданской пассивности и безразличия к судьбе собственной страны. Трудное обучение россиян в «школе демократии» было при Путине грубым образом прервано, хотя, казалось, что кое-что уже начало получаться. Здесь особенно негативную роль сыграла отмена прямых губернаторских выборов. Если на уровне федеральном избирательный бюллетень мало что значил, то именно в регионах, пусть далеко не во всех, пусть и большими издержками («грязные предвыборные технологии», давление «административного ресурса» и т.д.), но россияне могли получить опыт смены руководителей, отстранения от кормила власти тех фигур, которых они считали неподходящими для занятия губернаторского поста. Губернаторы же хоть и не в полной мере, но все же привыкали к мысли, что народ кое-что значит и их самих на выборах может ждать поражение, если они не будут проводить более разумную политику. Именно поэтому путинское решение 2004 года было столь тяжелым для российской демократизации. Ссылки на мировой опыт здесь не подходят. Для РФ такие выборы имели принципиальное значение для «школы демократии».
Фактически, народ РФ правящий класс продолжает держать в роли «подготовишек». Участие в альтернативных выборах сейчас для россиян возможно только на муниципальном уровне, да и то лишь в тех случаях, если к данному МО не проявляют повышенного интереса какие-либо внешние игроки из правящей бюрократии или бизнеса.
Будем помнить, что развитие либеральной демократии невозможно без этого, как там его, «гражданского общества». Оно вроде бы есть, не может не быть, но состояние структур «третьего сектора» порой вызывает откровенную жалость. Россияне откровенно не могут защищать свои интересы и объединяться для этого. Примеры успешного развития неправительственных организаций зачастую связано с доступом их к каналам получения грантов (в данном случае не важно: от собственных властей или из-за рубежа). То есть больше похожи на разновидность предпринимательства. В качестве яркого примера можно сослаться на опыт «этнических предпринимателей», которые предпочитают бороться за права «коренных народов» и т.д., вытягивая из бюджета и из партнеров в других странах деньги на бесконечные «тусовки», предпочтительнее зарубежные.
Оказывается еще, что в России даже уровень «тред-юнионизма» оказывается пока мало достижимым. Почти нет сильных независимых профсоюзов, а те, что возникли в прошлые годы (прежде всего шахтерские) как-то быстро «сдулись». Для того, чтобы надеяться на защиту интересов работников со стороны шмаковской ФНПР надо обладать богатой фантазией.
Список этот можно долго продолжать, но здесь в нашем перечне последнюю (не по значимости) позицию займет отсутствие в России аналитических центров и экспертов, которые могли бы сопровождать и адекватно отслеживать и анализировать процесс политической трансформации. Отсутствие адекватной аналитики было кстати, и проблемой Горбачева. Окружавшие его аппаратчики, чтобы они потом не говорили и писали, были столь заражены идеологическими штампами, что даже в условиях демократизации продолжали снабжать руководство страны совершенно искаженной информацией о положении в стране и мире. Неудивительно, что на основе этих сомнительных материалов, принимались управленческие решения с катастрофическими для страны последствиями.
То, что сейчас выдается за аналитику – это чаще всего пропаганда, а лояльные эксперты нужны власти больше в качестве «пиарщиков». Но что они будут утверждать своей псевдоаналитической агитацией, когда кризис полностью войдет в свои права? Такова уж стандартная судьба авторитарных властей: рано или поздно они начинают верить в штампы своей собственной пропаганды, а забывая о том, что нельзя опираться на то, что полностью гибко и податливо – оказываются в ситуации кризиса без настоящей опоры.
Таким образом, даже при существенном упрощении модели будущего развития, сведенной к двум перспективам метафорам, мы видим, что хорошего и достойного выхода из нынешней политической ямы быть попросту не может. «Замораживание» развития социальных и политических институтов создает на время эффект псевдо-стабильности, но делает общество слабо приспособленным к ситуации серьезного кризиса. Попытка «оттепели» ведет к страшному наплыву новых проблем, с которыми система просто не может справиться в силу неразвитости соответствующих институтов, не говоря уже о том, что в такие эпохи наверх всплывает всякое дерьмо, порождая проблему «элит», вопросы лидерства, «системный кризис» и т.д.
Мы живем как будто в оккупированной стране. Значительная часть наших экономических ресурсов беззастенчиво присваивается олигархами и коррумпированной бюрократией; выборы превращены в фикцию и власть демократическим образом несменяема; представители правоохранительных органов ведут себя подобно полицаям на захваченных врагом территориях; над нами и нашими детьми издеваются при помощи вредительского ЕГЭ и еще сотнями других способов. Счастья в раю с «Единой Россией» и потребительскими кредитами не получилось. «Стабилизец» текущего десятилетия скоро окончательно закончится. Конечно, «пока вернуть эту землю себе». Но - как? Перспективы выхода из этого состояния обещают еще более безрадостную картину. Есть ли что-то другое? Опыт других стран, более успешно решивших задачу «выйти из социализма» (или из какой-нибудь другой разновидности авторитарного режима), говорит, что таким путем может быть национальное и демократическое государство. Теоретически это могло бы помочь и России, прервав дурную бесконечность чередования смут и (псевдо) имперских форм, перманентную кризисность «подмораживаний» и «оттепелей». Но успеет ли вызреть подобная альтернатива за оставшееся время более или менее спокойного состояния, связанного с «тандемократическим» равновесием?
