Введение. Современная российская коррупция — явление многослойное, плотно оседлавшее наше общественное сознание. Соответствующие поведенческие рутины и связанные с ними социальные институты сформировались в течение последних 20-ти в виде стабильного социально-психологического комплекса, который устойчиво воспроизводит себя во времени. В данной работе представлены результаты по изучению данного комплекса, а также некоторые его модели, которые позволяют сформировать набор рекомендаций, следование которым позволило бы разрушить механизмы его воспроизводства.
Коррупция как одно из проявлений российской социальной архаизации. Если взглянуть на всё время эволюции социальных систем, то последние две-три сотни лет активно идёт процесс рационализации социальных устоев, или, как писал М. Вебер, идёт «расколдовывание мира». Отражая это особенное качество текущего социального времени, его обычно называют Модерном, или Современностью. Модерн характерен тем, что всё более и более общественных оснований и институтов получают своё обоснование с помощью разума. И это — в отличие от предыдущего этапа развития человечества — Традиции, когда социальные институты в своей легитимации опирались на различные сторонние, внеположенные человеку основания: религию, исторический успех, авторитет предков. В Современности особенно выделяется последний период — примерно пятьдесят лет, в котором плотность социальных и технических изменений стала настолько высока, что она сделала жизненный опыт старшего поколения практически бесполезным для успешного продвижения по жизни молодёжи. Очевидно, что данное качество современной жизни сопровождается значимыми социальными последствиями, поэтому имеет смысл выделить данное социальное время в отдельный этап развития человечества. Вслед за А. Гидденсом будем называть это время Поздним Модерном.
Общая теория государства при переходе от Традиции к Современности, и далее — к Поздней Современности позволяет выделить следующие основные трансформации:
•
Смена типа государственной сакральности. Если в рамках поздней Традиции главный сакральный символ государства был обычно персонифицирован — как правило, им служил монарх («Государство — это я!»), то в Современности обычно происходит отделение центрального сакрального места государства от реального правителя. Правитель в общественном сознании обычно позиционируется «чуть сбоку» от сакрального места, и презентует все свои действия как исполняемые сугубо в интересах данной государственной сакральности. Например, в США таковым центральным местом является Америка, и/или Демократия, во Франции — Республика, в СССР им были Партия, и Советское государство.•
Смена парадигмы государственных доходов. Если в рамках Традиции государство было как правило династической корпорацией по извлечению доходов из подвластной территории, то в Современности государство уже самопозиционируется как инструмент по обслуживанию интересов общества. Соответственно в традиционном государстве жадность правящей корпорации обычно ограничивалась лишь риском восстания подданных. В Современности же государство обычно исполняет фиксированный список функций за фиксированную плату, которая целиком определяется государственным бюджетом. А бюджет в свою очередь является предметом торга между правящей командой и представителями общества, требующими от государственных управленцев эффективности (т.е. исполнения того же объема работ, но за меньшие деньги).•
Развитие подсистем модернизации. В условиях Современности резко возрастает плотность социальных и технических новшеств, что делает качество адаптации к ним общества, эффективную интеграцию данных нововведений в общественную ткань существенным фактором конкурентоспособности. Для поддержания данной деятельности в обществе Современности обычно формируется стратегическая и проектная подсистемы. Так приходим к выделению еще одного качества, отличающего общество Модерна от общества Традиции — наличие социальных структур развития.Привязываясь к обозначенным выше качествам при анализе произошедших последние 20 лет изменений в российской дествительности, можно сделать вывод, что в 90-е годы прошлого столетия произошла существенная архаизация российской государственности. Действительно, именно в течение этого времени произошли основные изменения общественной системы России к её текущему состоянию, когда сакральные государственные смыслы потеряли четкость своей привязки. Если в СССР Партия и Советское государство были четко спозиционированы в качестве общих сакральных символов, интересам которых служили и номенклатура во главе с Политбюро ЦК КПСС и Генеральным Секретарем, и все прочие политические акторы Страны Советов, то в сегодняшней России таких четко обозначенных в официальном дискурсе общих символов нет. Более того, регулярно просматриваются посылы на сакрализацию личностей нынешних лидеров страны,
как косвенно-теоретические, так и прямые (здесь можно вспомнить множественные предложения по снятию конституционных ограничений длительности пребывания лидера у власти, введение института национального лидерства, и прочее такое, вплоть до помазания В.В. Путина на царство).В этот же контекст архаизации вписывается основная тема данной работы — современная российская коррупция, которая четко показывает, что основным мотивом многих представителей правящего класса является именно что стремление к извлечению максимума дохода из подконтрольной территории, и это выражается в большой величине коррупционной ренты, которая присваивается чиновничеством. Коррупционные изъятия существуют как в форме «разворовывания бюджета», т.е. стоимость государственных услуг завышается на величину «откатов», так и в форме просто взяток, т.е. фактически дополнительного налога на общество.
Следует отметить, что государственный бюджет и налоговая система в процессе проводившихся реформ в принципе были сохранены (ведь во всех современных странах они есть, а чем мы хуже?) Однако напомню, что в 90-е годы основная масса крупных предприятий не платила налогов в полном объёме, откупаясь от чиновников чемоданами с деньгами, и такое положение дел всех устраивало. Реальный бюджет сводился с помощью внешних займов, которые во многом тоже шли на финансирование коррупционных «откатов», а доставшаяся от предыдущего периода развития страны социальная сфера была существенно недофинансирована. И всё это случилось буквально за несколько лет преобразования государства, которое до того имело вполне современное отношение к государственным доходам: бюджетная система функционировала по стандартам Модерна, а взятки были редки, и за них должностных лиц сажали в тюрьму.
В плане системы адаптации изменений следует отметить, что российскому обществу досталось специфическое наследство. Стратегическая подсистема в позднем СССР была в очень плохом состоянии, что на мой взгляд и явилось основной причиной краха коммунизма, поскольку данная подсистема не справилась с задачей обеспечения гегемонии правящей номенклатуры в процессе Перестройки. Однако состояние проектной подсистемы было вполне приличным — новые отрасли и новые города запускали с нуля и вполне успешно. В 90-е годы проектная подсистема развитого социализма была успешно разрушена реформаторами, что хорошо диагностировало исполнение национальных проектов в 00-х. При этом стихийно властями было заложено возрождение стратегической подсистемы — ведь выборы надо было выигрывать, и какую-то политику надо было проводить. Однако нельзя сказать о высоком качестве исполнения данной функции — даже в 00-х, после многих лет «тренировки», в любых столкновениях с аналогами развитых стран российские «стратеги» пока терпят фиаско.
Для полноты картины здесь имеет смысл отметить, что отмеченный общий поток архаизации российского общества в 00-е годы был «разжижен» модернизационной струей — часть правящего класса взяла курс на возврат страны в Модерн. При этом были достигнуты некоторые результаты: крупные предприятия вновь платят налоги, возобновилось финансирование социальной сферы, просматриваются попытки наработки культуры ведения больших техноструктурных и социо-культурных проектов. И именно этот имеющийся разрыв в устремлениях узкого слоя модернизаторов и основной массы тупо «кормящегося» чиновничества создаёт интересную интригу текущего момента.
Другой интересный момент связан с тем, чтобы попытаться осознать целевую точку подобного социального дрейфа. Здесь следует отметить, что в результате модернизационного порыва 20-го века практически все традиционные структуры и институты были уничтожены. То есть текущая архаизация — это не возврат в прошлое, в общество эпохи Традиции, чьи институты были хоть и не рациональны, но отточены аапробацией в течение многовековой успешной эволюции. Это именно что движение в какое-то ранее никем не опробованное состояние. Недаром такие смыслы, как «новое средневековье», парят в слабовербализованных слоях российского дискурса.
Но уже сейчас можно попытаться угадать основные черты этого состояния. Можно сразу же предположить, что управленческие решения в нем не будут легитимироваться рациональностью — иначе это бы стало вариантом Современности. То есть отсылка к какому-либо «талмуду» при легитимации решений будет обязательна. Вряд ли следует ожидать, что таким «талмудом» вновь станут Евангелия, или Коран, как то было в традиционную эпоху. Скорее священные тексты предстанут в виде западных социальных теорий (западники) и/или доморощенных «суверенных» парадигм разной степени православности и неомарксистости (российские имперцы). В любом случае следует ожидать исключения критического мышления, так что все эти возможные варианты будущих «талмудов» будут именно что
элементами карго-культа, хоть и с претензией на то, чтобы быть современными. В свете этого имеет смысл обозначить такое наступающее для России социальное время словами «карго-модерн».Политэкономия коррупции. Важный элемент общего взгляда на проблему может быть получен при включении в рассмотрение экономической сферы общества. Российская трансформация последних лет совершалась и продолжает идти под флагом развития капитализма, что обращает внимание на такой производственный фактор современной экономики как капитал. Под капиталом классики современной западной экономической мысли обычно понимают имущественный комплекс, который дает доход. При этом капитал логически отделен от земли, от труда, от предпринимательской способности — других независимо выделяемых производственных факторов. Анализ данного понимания дает важный для дальнейшего момент: под капиталом в западном интеллектуальном мэйнстриме обычно понимается материальная и инфраструктурная составляющие действующих бизнесов, а именно их клиенты, поставщики, комплектующие на складах и в операциях, оборудование, технологии, know-how, управленческие бизнес-процессы, маркетинговые стратегии, НИОКРы, требования к квалификации сотрудников, и все прочее такое. В частности бизнес в принципе не отделим от своего рынка сбыта. И, при этом, он прекрасно отделяется от государства, т.е., исходя из западного понимания, функционирование бизнеса не должно зависеть от качества внешних по отношению к нему социальных мест, занимаемых его владельцами и управленцами.
Включение в рассмотрение данного нюанса позволяет вычленить в экономической сфере общества ряд доходных активностей, которые могут существовать лишь при поддержке «людей с положением», т.е. внешние социальные места являются ключевой частью их доходной схемы. Для подчеркивания данного различия введем в рассмотрение категорию «инкап» — иное капитала, поскольку отнюдь не капитал лежит в основе подобных деятельностей по извлечению дохода, а именно что специфический сплав денег и «правильных» социальных мест основных ее участников и бенефициаров. (Заметим, что в современном российском экспертном и публицистическом дискурсе данная категория уже вполне проявляется. Правда для ее обозначения обычно используется простое слово
«деньги», или слово из российского элитного и около-элитного жаргона — «бабло»).Исторический анализ показывает, что инкап развивался в мире паралелльно капиталу. При этом если развитие капитала было связано именно что с развитием производительных сил общества, и концентрировалось в ремесленных и торговых низах, то развитие инкапа было связано главным образом с обслуживанием финансовых нужд верхов. Именно оборот инкапа может быть распознан в качестве основы деятельности средневековых откупщиков налогов, поскольку без поддержки силовой составляющей государства такая деятельность не могла бы осуществляться. Сюда же примыкает деятельность кондотьеров — руководителей отрядов наемников, а также крупных ростовщиков. В Современности инкап лежит в основе многих мафиозных «бизнесов», как в чистом виде (рекет, разрешение конфликтов), так и в форме значительной примеси к капиталу (проституция, торговля наркотиками). И успешность многих хедж-фондов, инвестировавших в развивающиеся страны, часто определялась именно что задействованным в их бизнес-схеме инкапом: в кризисных ситуациях приходил МВФ и давал стране деньги, обязывая ее расплатиться с данными «инвесторами». В последнее время начали обсуждаться многочисленные формы присутствия инкапа в современной американской экономике —
см., например, здесь.Инкап обычно плохо «уживается» с капиталом — высокая доля «бабла» в какой либо рыночной нише делает процесс декапитализации соответствующей отрасли необратимым, поскольку отсутствие равных условий конкуренции вынуждает независимые бизнесы либо искать соответствующую «крышу», либо уходить с рынка.
В данной категориальной сетке вскрывается еще один нетривиальный момент современной экономики, связанный с тем, что финансовый капитал (финкап) без должного к нему внимания «со стороны» тяготеет к своей трансформации в инкап. И лишь строгое удержание финкапа вдали от влиятельных социальных мест общества позволяет ему сохраниться как форме капитала (см.
об американских кредитных союзах здесь).Приняв во внимание на все это, мы можем сразу же осознать, что еще одним трендом Современности является всяческое устранение инкапа из легальных сфер жизни. В развитых странах считается хорошим тоном не «пачкать» капитал связью с инкапом. Бизнес-активность социальных агентов обычно отделена от государства, так же как и функционирование экономических агентов в главной своей части осуществляется независимо от государственной власти. Государство обычно отвечает лишь за поддержание общих правил игры в экономической сфере общества. При этом все формы извлечения доходов с использованием насилия преследуются уголовно. Также под уголовное законодательство подпадают не легализованные законом преференции, и даже использование в экономических целях имеющейся у людей инсайдерской информации. И по отношению к данному тренду российская трансформация опять же оказывается архаизацией: доля инкапа оказывается существенной в экономической сфере общества, причем в части крупных российских бизнесов капитал практически полностью заменен инкапом, образуя такое специфическое российское образование, как
Система элитного обеспечения. (Для справки: Система элитного обеспечения — хозяйственный комплекс, созданный в основном из бывших советских активов, который служит для ресурсообеспечения российской элиты. Ядром Системы являются успешные экспортные отрасли (нефтегазодобыча, металлургия, вооружение, атомная промышленность) и транспорт. Однако «было объявлено», что любой бизнес, который перерастает определенные пределы (т.е. становится потенциально политически влиятельным), будет включаться в Систему. Подобное «включение» осуществляется соответствующими рейдерскими структурами Системы).Таким образом, на макросоциальном уровне описания российская коррупция предстает естественной частью активных текущих процессов архаизации российского общества — как его экономической сферы, так и его государственности. При этом в экономической сфере она проявляется через замещение капитала инкапом — специфическим «сплавом» денег и «правильных» социальных мест. Очевидно, что в основе данного коррупционного комплекса лежат определенные ментальные установки людей, проявляющиеся в соответствующих поведенческих рутинах. Исследованию этих психо-социальных установок будет посвящена следующая статья данного цикла.
«Мы не можем посадить 3/4 страны или даже больше, с коррупцией связано почти все взрослое население страны», — заявил на круглом столе в Госдуме главный советник департамента государственно-правового управления президента Валентин Михайлов. ... Михайлов призвал выработать такую установку, «чтобы тот, кто дает взятку, считался подлецом, а не героем».
