Если вообще поставить вопрос иначе? Версия о том, что Стругацкие писали роман «Обитаемый остров» о современном им СССР – была, и давно не оригинальна. Она давно стала банальной, она спорна – но она была. И для многих – есть. Здесь есть, о чем спорить – но предположим, что она верна.
Но про какое время фильм? Мы исходим из версии, что фильм – осовремененная версия романа – про то же, что и роман.
А если иначе? Если фильм – не экранизации романа, - а его продолжение? Не альтернативный вариант книги, а ее вторая часть?
Тот Максим разрушил Тот мир.
Разрушение ему удалось, а вот строительство… Он же никогда не учился строить – он учился жить в мире Полдня, пользоваться его благами, верить в торжествующую справедливость и хотя и готов к романтике – а он уже побывал в нескольких экспедициях на других планетах – то все же при опоре на знания и мощь коммунистического мира 22 века.
Отчаявшийся Максим бросил политику и ушел замаливать грехи за сотворенное. Странника отозвали на Землю.
А страна Отцов второй раз утонула в очередном хаосе: «Наступили дни жестокого голода и эпидемий. Попытки народных восстаний кучка эксплуататоров подавляла ядерными зарядами. Страна и мир шли к гибели».
После времён всеобщего хаоса, инфляции и анархии, когда стреляли на улицах, и никто не верил в будущее страны, прошли годы. Другие (или те же) Неизвестные Отцы свернули шею анархии и снова недосягаемы и неизвестны. Новый резидент Земли, Новый Странник, возглавив старый «Департамент специальных исследований» и старую «особую контрразведку», помог наладить работу Нового Центра.
Центр отстроен, башни восстановлены, трансляция возобновлена.
Мужественное лицо нового Государственного Прокурора, официального спасителя страны, регулярно появляется на экранах ТВ, чтобы под усиление непрерывно льющимся излучением раз за разом говорить: «Мы победили, лихие годы позади, стабильность восстановлена, всё будет хорошо».
Стругацкие не утверждают однозначно, что же лучше, страна, утонувшая в кризисе и отчаянии, или зомбирующие ретрансляционные устройства, которые дважды в день говорят людям: «всё будет хорошо».
С момента рождения книги до выхода фильма прошло несколько десятков лет.
Фёдор Бондарчук отреставрировал потускневшие черты Мак Сима, заменил серебристые шорты растянутыми джинсами, наделил его парой современных технических добавок. И вот мы снова видим перед собой наивного пришельца. Но если первый был пришельцем из будущего того времени, когда писался роман – второй пришелец из будущего того времени, когда снимался фильм.
Новый Максим, уже не сотрудник ГСП. Новый Максим – просто загулявший студент РГГУ, наслушавшийся бредней о «борьбе с тоталитаризмом» и «демократических ценностях». И, наверное, правильно этого Максима некоторое время назад Павел Святенков назвал юнцом, сбежавшим из родительского дома в Барвихе на папином Мерседесе.
На мужественного старого Максима он похож, как Барвиха на мир Полдня.
Саракш тоже осовременился. На улицах далёкой планеты настырные продавцы предлагают «любой товар – по 10», как несколько лет назад у метро Выхино, Рада и Гай жуют попкорн, стеклянным глазами глядя на ужасы, которые транслируют по телевиденью для развлечения обывателей.
Гай – искренний патриот своего народа. Напиваясь на кухне, гвардеец рассказывает Каммереру, о том, что их страна – лишь часть великой империи, которая была уничтожена десятки лет назад.
Сегодняшняя Страна Отцов живет тем, что осталось от прошлого. Яркий штрих – красный танк, оставшийся от старой империи, на котором главный герой уезжает в пустоши. И красные комбинезоны каторжников, куда ссылают среди прочего всякого рода членов «старых комитетов».
Другой Максим – не бронзовокожий брюнет, а голубоглазый блондин новой случайностью судьбы заброшен в этот мир. Еще раз – другой Максим в Другом времени Страны Отцов. Другой Максим вновь разрушает Другой Центр и Другие башни, хочет свергнуть Других Отцов (а может быть – они те же).
Старый Максим был наивным – но довольно здравым человеком. Человеком, который мог в той степени, в которой владел информацией – здраво ставить цели – и размеренно продвигаться к ним. Тот Максим – мог оценить, что реально, а что не реально в данной ситуации. Мог войти в Штаб Подполья и суметь убедить его начать перестраиваться под новую тактику. Это по началу его дружелюбная улыбка вызывала впечатление улыбки блаженного идиота.
Новый Максим изначально пребывает в состоянии блаженного идиотизма, и если не улыбается – то впадает в состояние истерической агрессии – орет, ревет и угрожает.
Беда старого Максима была в доверчивости, от которой он шаг за шагом излечивается. Во всяком случае, он всегда готов слушать собеседника и вдумываться в го аргументы – даже если обдумав их отвергает.
Новый Максим не слышит собеседников – если он их и слушает, то только для того, чтобы в итоге сказать: «Вас всех обманывают», либо панически орать: «Никогда».
Это старый Максим пошел в Гвардию потому, что хотел помочь этой стране. Новый Максим, похоже, пошел в нее исключительно чтобы быть поближе к Раде, сестре гвардейца.
Старый Максим был создан сознанием времени, когда идеалом мира считался Мир Полдня. Новый Максим создан сознанием времени, когда идеалом жизни считается жизнь в Барвихе.
Это старый Максим мог слушать, что ему объясняет Странник. Новый Максим может только орать и драться.
Потому и Новый Странник ведет себя с ним по-новому: поняв, что слова не доходят, начинает объяснять ситуацию кулаками, по сути недопустимо срывается.
Хотя его можно понять: явился придурок из числа золотой молодежи, к несчастью обученный приемам современного боя папиной охраной, все переворошил – и к довершению всего снова взорвал отстроенный Центр.
Новый Странник помнит и то, что за то же самое его предшественника отозвали с ответственного задания – а теперь возможно, отзовут и его, - и то, в каком состоянии он нашел Страну Отцов после взрыва старого Центра. Он помнит, чего ему стоило наводить порядок в стране, помнит, чем платила страна в период хаоса за подвиги прежнего, настоящего Максима, который хотя бы пытался ему помогать – а что возьмешь с этого идиота, у которого не хватает усидчивости нормально отучится в университете и который на деле в основном озабочен не столько судьбой страны, сколько своим романом с Радой Гаал?
Поэтому в отношении его у Странника основное желание – хорошенько его выпороть и отправить на Землю.
И главное – он ведь опять ничего не решил. Все – по старой схеме:
«Творцы живут и здравствуют, гвардия цела и невредима, армия отмобилизована, в стране военное положение...». «Ты многое забыл, -- сказал Странник. -- Ты забыл про передвижные излучатели, ты забыл про Островную Империю, ты забыл про экономику... Тебе известно, что в стране инфляция? Тебе вообще известно, что такое инфляция? Тебе известно, что
надвигается голод, что земля не родит? Тебе известно, что мы не успели создать здесь ни запасов хлеба, ни запасов медикаментов? Ты знаешь, что твое лучевое голодание в двдцати процентах случаев ведет к сумасшествию? -- он вытер ладонью могучий залысый лоб. -- Нам нужны врачи... Двенадцать тысяч врачей. Нам нужны белковые синтезаторы. Нам необходимо дезактивировать сто миллионов гектаров зараженной почвы -- для начала. Нам нужно остановить вырождение биосферы... Массаракш, нам нужен хотя бы один землянин на островах, в адмиралтействе этого мерзавца... Никто не может там удержаться, никто из наших не может хотя бы вернуться и рассказать толком, что там происходит...»
Через двадцать лет – и все с начала. И все потому, что из прошлого не извлекли уроки.
В конце фильма, проиграв очередной раунд длительной голливудской драки Максиму, он, взглянув на панораму города, вдруг успокаивается и отказывается от продолжения рукопашного боя. И скорее всего, не от признания поражения: ну вряд ли эмиссар земной спецслужбы со стажем в несколько десятилетий действительно проиграл бы схватку сбежавшему с лекций студенту – пусть даже и освоившему начала спецприемов.
Похоже, что-то он увидел в открывшемся на город виде, что его несколько успокоило. И поняв, что до Этого Максима все равно ничего не дойдет – собрался с силами, чтобы приступить к выправлению ситуации. А что он мог увидеть в городе, охваченного безумством толпы, что могло его отчасти успокоить? Может быть то, что описано в конце романа, но на первый взгляд отсутствует в фильме? «Вдоль тротуара катили навстречу бронетранспортеры с легионерами, а далеко впереди, там, где был поворот к институту, уже стояли поперек дороги машины, и перебегали фигурки в черном. И вдруг в колонне бронетранспортеров объявилась до отвращения знакомая ярко-желтая патрульная машина с длинной телескопической антенной».
И все равно – через двадцать лет – и все с начала…
Может быть вообще, для того, чтобы подобное не происходило – нужно чтобы Максимы по возможности оставались там, где они созданы и где им место: Максимы-герои – в Мире Полдня, Максимы-истерики – у себя в Барвихе.
Возможно, нужен не новый Максим, а новый Сикорски? Опытный и уравновешенный политик, который умеет играть по установленным правилам?
В фильме мелькают слова, Каммерер слышит их в кукольном спектакле, разыгранном на улице: «придёт спаситель из другого мира». Звучат они в традициях Голливуда. Неясное пророчество, услышанное героем, придаёт сюжету эпический оттенок. И в то же время… в них сквозит уверенность, спасать такой мир нужно.
Вопрос о путях спасения. И о том, может ли дать спасение Разрушение без Строительства.
А если без Строительства нельзя обойтись – то что строить?
Ведь сколько ни строй рынок, ничего кроме базара не выстроишь.
