Представленный только что правительством первый в рамках создания новой традиции, отчет перед парламентом, вполне ожидаемо в большей степени стал докладом плана антикризисной стратегии.
Причем даже в рамках этой естественности отчетная часть оказалась в некотором дистанцировании от сложившейся ситуации и от заявляемых планов. Просто в силу того, что тот год, за который формально отчитывалось правительство, складывался из трех частей. Первой трети, когда оно формально еще не существовало, хотя то, которое существовало, действовало в рамках стратегии, определяемой как раз главой нынешнего. Второй, когда нынешнее правительство действовало в условиях благоприятной экономической конъюнктуры. Третий – когда оно столкнулось с кризисом.
Отчет же в целом, который подводил итог в первую очередь года в целом, неизбежно оказывался отчетом и неких средних результатах: а вполне естественно, что если две трети года цена на нефть стремилась к 140 долларам за баррель и треть года – к 40, то общий итог и должен был быть положительным.
Программа же дальнейших действий в этих условиях могла бы носить как оборонительный характер – ответа на вызовы кризиса, смягчения его результатов, - так и характер развития, использования достигнутого ранее, и выхода на более высокие рубежи.
В целом, общий, концептуальный плюс программы правительства – это то, что она как минимум в постановке задач признает совмещение обеих задач – отразить вызовы кризиса, но не отказываться от задач стратегического развития, от планов вывода экономики и производства на более высокий уровень.
Отсюда и два артикулированных – и действительно верных, значимых приоритета – развитие инновационного сектора, поддержка и развитие реального производства – и сильная социальная политика. Причем важно и то, что сама социальная сфера как минимум в артикуляции рассматривается не только как сфера обороны – защиты граждан от снижения уровня жизни – но как сфера будущего развития, установок и на повышение защищенности и уровня жизни в будущем.
Другой вопрос, что наряду с этими установками и приоритетами, в концепции программы, в той степени, в какой речь идет о методах и инструментах движения к этим приоритетам, по прежнему присутствуют экономические идеи прошлого и значительные рецидивы консервативного рыночного мышления.
Отсюда – и идеи приоритетной поддержки банковской сферы, и представления о базе пополнения государственного бюджета не как о сфере целенаправленного развития, в частности на основании госзаказов –реального промышленного производства, то есть – реального увеличения товарной массы, - а как о сфере мелкого и среднего предпринимательства, которое в основе своей связано с производством услуг и торговлей, то есть – с перераспределением реального богатства общества. а не с его увеличением.
Хотя, в общем-то, понятно, что без увеличения количества товаров, самая сильная социальная политика – окажется политикой печатания денег и увеличения инфляции. А в этих условиях, кстати, никогда не будет складываться и реального эффективного кредитования, о котором немало говорится в докладе правительства.
Вообще, достаточно спорно выглядит положение о том, что само по себе увеличение госзаказа не может покрыть сокращения мирового спроса в той или иной сфере, работавшей на экспорт. С одной стороны оно верно – было бы странно , если бы государство попыталось скупить всю производимую в стране сталь – и сложило ее в государственные запасники – тогда действительно выделенные государством средства оказались бы и недостаточны. И неэффективно заморожены. Хотя, кстати, хранение государственных резервов в натуральных материальных ресурсах – возможно и более эффективно, чем хранение их в меняющих свою стоимость финансовых активах и ценных бумагах – включая и иностранную валюту.
С этой точки зрения, хранение резервов в стали – в принципе не очень отличается от хранения их в золоте – разница в том, что, для золота, конечно, нужно много меньше места, и его проще при необходимости реализовать в деньги – но зато сталь, при необходимости всегда может быть реализована в реальном производстве.
Но дело не в этой крайности. Дело в том, что закупка государством тех или иных продуктов производства у предприятий, столкнувшихся с падением спроса на международном рынке более важна не столько тем, что выручает это предприятие, сколько тем, что может переориентировать его продукцию на развитие в своей стране тех новых производств, которые могут возникать на основе использования этого сырья.
Тут просто нужно понимать, что к тому же госзаказу нужно относиться, и осуществлять его не как некую экстренную пожарную трату средств – а как к вложению капитала, направленного на развитие производства.
В этом принципиальное отличие монетаризма - кстати, даже от либерализма в его истинном изначальном смитовском виде. Для монетариста – богатство заключается в накопленных деньгах и других финансовый активах. Для нормального классического либерала (не говоря даже о более современных экономических концепциях) – богатство заключается в произведенных товарах.
В этом отношении лидеры экономического блока правительства мыслят на уровне в лучшем случае Кольбера (то есть на уровне даже не 18, а 17 века) – экономический идеал представляется им не в виде работающих заводов и фабрик, а в виде накопленных и хранимых сундуков с деньгами, которые в крайней ситуации можно использовать на тушение того или иного пожара.
Поэтому в финансовой стратегии правительства, авторы этой части правительственной программы и видят приоритетную задачу не в том, чтобы наладить производства – и сократить свою зависимость от международного рынка – а в том, чтобы сохранить в целости и поддержать хранилища денег – банки. Причем в непонятно откуда берущейся уверенности, что банк, если у него будет много денег – обязательно начнет кредитовать реальное производство. Они просто знают, что в определенных условиях банки извлекают выгоду из того, что дают деньги производству – но никак не хотят понять, что для банка это лишь один из множества способов получения прибыли – целью его просто изначально является не производство и его развитие, а прибыль.
Отсюда и такое положение, когда на поддержание финансовой сферы направляется в десять раз больше (более 6 с половиной триллионов рублей) денег, чем в пенсионную сферу.
Общая, декларируемая логика защиты банковской сферы обосновывается тем, что таким образом спасаются вклады населения. которые могли бы погибнуть при крушении банковской сферы. Но, по данным опросов (http://bd.fom.ru/report/map/d090414), во второй половине 2008 года, то есть тогда, когда возник вопрос о банковском кризисе, сбережения имели лишь 25 % граждан России – в январе их стало 20 %. И, как известно, далеко не все из них хранили эти сбережения в банках. То есть даже в рамках этой логики – эта мера была направлена на поддержку 20-25 процентов наиболее состоятельных граждан – но в указанное число раз превосходила по своим затратам помощь малоимущим.
Но и точки зрения поддержки социальной сферы реальное исполнение этой политики явно страдает определенными ограничениями.
Бесспорно, достойным и оправданным является стремление Путина к совершенствованию пенсионной сферы и превращению пенсий в то, на что человек, по завершению своей трудовой деятельности, может достойно существовать. Но, с одной стороны, было бы хорошо услышать, на какой все же уровень предполагает правительство вывести пенсионные доходы граждан хотя бы в некой среднесрочной перспективе. Потому что сегодня и самые высшие пенсии могут обеспечить лишь уровень «верхнего этажа нищеты», тогда как нижние обеспечивают нижние этажи. Скажем честно, в привязки к нынешнему уровню покупательной способности рубля, справедливой и достойной можно считать пенсию не меньше хотя бы 20 тысяч рублей. Для примера: в последние годы советского периода нижней границей пенсии были 70 рублей, а верхней – для основной массы. Если не брать многие особые категории – 120 рублей. Причем 120 рублей - это то, что было вполне реально и досягаемо при нормальной трудовом стаже и нормальном, достижимом уровне зарплаты в 300 рублей – стандартная зарплата сборщика на конвейере ЗИЛа, водителя троллейбуса или доцента ВУЗа.
В переложении на сегодняшнюю реальную наполняемость рубля, это составляет примерно 24 000: до кризиса реальная покупательная способность современного рубля к полновесному «брежневскому» составляла 1/150. После девальвации рубля этой зимой – она составила 1/200.
Допустим, что государство сегодня не может обеспечить этот уровень – но было бы верно, если бы оно сказало, что хотя бы планирует – и когда планирует – достичь этого уровня.
Кроме того, в сегодняшних условиях, развитие социальной сферы – это лишь во вторую очередь защита неимущих и не работающих. В первую, если говорить о задачах развития – это медицина и образование. Кстати, в плане правительства все четыре ранее распропагандированных национальных проекта либо исчезли – либо мягко отошли на третьи места.
Образование – это и то, что необходимо для развития общества и производства в будущем, и то, что может гарантировать человеку не только «достойную старость» - но и достойную жизнь. Премьер упомянул о создании мест в магистратуре и аспирантуре, о возможности перехода с платной на бесплатную форму обучения при отличной успеваемости - что на деле актуально лишь для меньшинства студентов.
Актуальны два другие аспекта: стипендии студентов и зарплаты преподавателей. Стипендия студента в советское время по самому минимуму составляла 30 рублей, повышенная – 45, в отдельных случаях (но действительно отдельных) могла доходить до 70 рублей. На сегодня это равноценно 6 000, 9 000 и 14 000 рублей. Сегодняшняя стипендия – около 1 000 рублей. А это не только количественный, это качественный вопрос, который выливается в то, может студент учиться не работая, или должен подрабатывать. То есть будет он при прочих равных учиться, или, при прочих равных – будет имитировать учебу.
Что касается зарплаты преподавателей, то сегодня в сильных вузах зарплата профессора составляет порядка 30 тысяч рублей, доцента – порядка 20 тысяч, и не имеющего ступени ассистента или преподавателя – 10-15 тысяч рублей. В некоторых, очень немногих, единичных вузах – она выше, в очень многих – ниже.
В советское время профессор получал 450 рублей, доцент – 280-320 (в зависимости от стажа), не имеющий степени ассистент или старший преподаватель – 125-160 рублей.
В переводе на современное содержание рубля это соответствовало бы 90 000 у профессора, 56 000 – 64 000 рублей у доцента, 25 000 – 32 000 у не имеющего степени преподавателя.
Это очень хорошо, что достигший успехов в боевой подготовке командир взвода будет получать 50 000 рублей. Но его аналог «по рангу» - это ассистент, получающий сегодня 10 тысяч. Кстати, по старому, дореволюционному табелю о рангах, профессор приравнивался к бригадиру в армии и капитан-командору во флоте – чин между полковником и генералом в современной армии. То есть, судя по тому, что было обозначено и намечено, зарплата взводного должна выйти на уровень полутора зарплат профессора сильного ВУЗа. Можно согласится с тем, что у нас не хватает хороших взводных. Но вряд ли с тем, что у нас избыток хороших профессоров.
Да, можно сослаться на то, что в прошлом году зарплата бюджетников – и преподавателей вузов – была добавлена на треть. Хотя надо сказать, что реально в тех же ВУЗах она выросла значительно меньше – хотя бы потому, что значительная часть выделенных средств была присвоена Министерством образования на свои нужды. Но ведь последовавшая девальвация на ту же треть обесценила эту надбавку.
Или правительство рассчитывает осуществлять дальнейшее развитие экономики при нищих профессорах и студентах?
Но так – не бывает.
Поэтому программа – верна по принятой стратегии: сдержать натиск кризиса и вывести экономику и производство на новые уровни. Но в предлагаемый методах – опять таки остается на уровне экономических стереотипов прошлого, даже предлагая верные подходы – определенный прорыв в социальной политике – оказывается ограничена и обезоружена определенным «защитным», оборонительным видением сущности этой сферы.
Хотя, действительно, то, что в условиях кризиса Путин не отказался от идеи стратегического развития – объективно является плюсом.
Хотя бы потому, что общий настрой общества задает объективно правильный. Нужно только найти и объективно правильные инструменты и методы достижения объективно правильных целей.
