Я, разумеется, не берусь в небольшом очерке раскрыть эту тему — евреи в СССР — но могу поделиться какими-то своими наблюдениями и размышлениями.
В СССР была масса всяких страхов. И вот один из этих страхов, который во многом лег в основу деятельности «русской партии», это был страх, что евреи опять захватят власть в стране, как это было в 20-е годы.
Это довольно интересный страх. И этот страх, как и некоторые другие страхи советских людей, говорит о том, что никакого социализма в СССР не был, конечно.
У большинства нынешних левых нет, по-моему, ясного представления о том, что такое социализм. И даже нет понимания того, откуда вообще взялась социалистическая идея. Об этом просто забыли. Что собственно понималось под социализмом, и какое общество хотели видеть мыслители прошлого?
Дело в том, что демократические революции не решили многих вопросов: жизнь людей была тяжела, было формальное равенство перед законом, но не было равенства в реальной жизни. Тогда некоторые мыслители и ухватились за идею, что в основе всех бед лежит частная собственность. Но понятие «социализм» было гораздо шире, нежели чем нам представляется.
Ведь людей оскорбляло не то, что один бедный, а другой богатый, а то, что имеющий деньги, имеет и другие преимущества, которые недопустимы в свободном обществе. Люди, принадлежавшие к классу богатых, формировали элиту, у элиты была власть и возможность стоять над обществом. Задача социализма — не только провозгласить свободу, равенство и братство, но и получить это все в реальности.
Социализм должен был дать свободу, равенство и братство потому, что капитализм их не дал.
И при социализме свободы должно быть ну ни как не меньше, чем при капитализме. И если при капитализме есть свободная пресса, свобода слова, возможность открыто выражать свое мнение, то при социализме все это должно не только остаться, но дополниться и другими «свободами». Что и предполагалось сторонниками социализма. То есть, если в СССР не было этих «свобод» даже на уровне капиталистического общества, то это не социализм, это не то общество, которое мечтали построить несколько поколений мыслителей и революционеров во всем мире.
Нельзя назвать социалистическим то общество, в котором не было даже буржуазных свобод.
Второй лозунг после «свободы», это равенство. Если у одного человека миллион долларов, а у второго сто долларов, то это неравенство. И это никому не нравится. Но в капиталистическом обществе, как у нас сейчас, простые люди с богатыми не очень пересекаются. А вот когда ты живешь в коммуналке, а партийные работники и прочие номенклатурщики имеют отдельные квартиры в этом же подъезде, вот где страдание человеческое.
Когда всякий человечек, который получил хоть какой-то чин в СССР, встает над тобой, и ты по факту имеешь меньше прав, чем он, вот где страдания!
Суть проблемы не в том, что один имеет много денег, а второй мало, в а страданиях человеческих по этому поводу. В СССР этих страданий было ну никак не меньше, чем до 1917 года, а скорее больше. И тут не важно, справедливо или не справедливо человек заработал свои деньги или получил свой пост. Просто если это является предлогом для страдания других людей, то равенства в обществе нет.
Социализм, это общество, которое будет избавлено от подобных проблем. Вот о чем нужно думать нынешним «левым», а не о том, как реставрировать СССР.
Ну и теперь ближе к нашей теме, поговорим о понятии «братство». Это понятие очень широкое, но оно предполагает, в том числе, братство людей разных национальностей. Формально в деле интернационализма СССР продвинулся вроде бы дальше капиталистических стран, но на деле в этом «котле» народов все подспудно кипело.
Русские после войны господствовали, но оплачивали это господство тем, что раздавали преференции нерусским, вынуждены были сохранить систему привилегий для нацменов, введенную нерусской властью в 20-е годы. Нацмены, получая привилегии, искренне считали русских за дураков и презирали их. За десятилетия советской власти практически у всех народов СССР сложился стойкий стереотип, что русские их должники. Что они русским ничего не должны, а русские им должны все.
Русские господствовали, а их считали недочеловеками. Вот такой интересный феномен СССР. Надо же еще и понимать, что значительная часть народов СССР находилась на феодальной и даже на родоплеменной стадии развития. Это совершенно иное восприятия мира.
Скажем, нынешние кавказцы не уважают русских. Почему? Для того уровня отношения к миру, которое есть у кавказцев, немыслимо, чтобы они сами, добровольно отдали хоть что-то чужакам. Отношение на Кавказе сильных к слабым, богатых к бедным, это не предмет для подражания. Но чужим, пришлым людям там могут отдать только то, что самим не нужно. А тут отдают все: рынки, заводы и даже огромные нефтяные корпорации, делая кавказцев миллиардерами.
С точки зрения кавказца, отдать чужим вместо своих, это безумие. Как в душе люди с Кавказа относятся к россиянской власти понятно. Как к идиотам, которые правят только по случайности, не зря среди кавказцев бытовал миф, что в России правят евреи, что нужно оттеснить евреев от управления, то все богатства перейдут к кавказцам.
Т.е. в реальности была такая картина: в СССР правили русские, если шире, то славяне, правили железной рукой, так что другие народы особо и не сопротивлялись это воле. Но национальная политика была такая, что инородцы считали, что власть русских — это случайность, что они выше русских и умнее.
И скажем, американцы, немцы и даже англичане боятся русских, а узбеки и грузины не боятся. А чего боятся? Русские же идиоты. Они платят за все и так должно быть всегда.
РФ всей своей историей поддерживает этот опасный для всех народов СНГ миф. Хотя стоило только в недавнем конфликте с грузинами, чуток обозначит русским свою силу и нежелание считаться с тем, что они «старшие братья» и не могут обижать слабых, как это было всегда в СССР и РФ, то, как тут же напрягся весь этот СНГ!
Самый большой страх этих народов, что русские могут относиться к ним так, как они относятся к русским.
Но из всех народов, населявших СССР, только один народ не просто презирал русских, а затаил глубокую обиду на них за то, что «потерял власть». Большинство евреев, с которыми я общался, так или иначе, были уверенны в том, что власть в СССР принадлежала им, и что только Сталин сумел эту власть отобрать. Сталина они не любили, но обиделись именно на русский народ.
Евреи тоже удивлялись, что русские, такой глупый народ, а правят. Любопытно, что они тогда не понимали, что у них было большое влияние в 20-е годы, но никак уж не вся власть. И что без всякого Сталина русский реванш был неизбежен. И собственно, сам Сталин это результат русского реванша, который состоялся в партии, Сталин прекрасно чувствовал эти настроения и использовал их в своих интересах.
Троцкий, Зиновьев и Каменев были разгромлены идеологически не Сталиным, он бы никогда это не осилил, а русскими интеллектуалами — Бухариным и Рыковым. «Правыми», как их называли в партии. Успех «правых» был обеспечен не их идеями, как раз большинству в ВКП (б) были ближе идеи «левых», а национальным вопросом. Троцкий и Зиновьев не были популярны в партии.
Не случайно Троцкий потом называл Бухарина «тайным антисемитом». Он прекрасно чувствовал подоплеку дела, и пытался как-то ее объяснить. Бухарин был, конечно, юдофилом, а не антисемитом. Но тем не менее, власть евреев была неприемлема для ВКП(б).
В период борьбы между «правыми», которые отстаивали НЭП, а значит более или менее нормальную жизнь, и «левыми», Сталин особо не блистал. Великим вождем он станет только к концу 30-х годов. А до того времени это был просто умный, иногда смешной, а иногда злой грузин, который был авторитетным «товарищем», но ни как уж не «великим».
Интересна сцена, на которую часто дают ссылку в исторической литературе. Как-то верхушка ВКП(б) и армии гуляла, а тогда все они были товарищи, и стали возиться, бороться, обладавший огромной силой Тухачевский, взял и поднял на руках Сталина, как ребенка. Тот был чрезвычайно зол. Тут любопытна психология конфликта. Сталин не был для них особого уважаемым человеком, даже занимая пост генсека.
Так вот, власть русских: Бухарина, Рыкова и Томского была для страны благом и спасением. Тут же скажут, что у нас не было бы индустриализации, коллективизации и мы не победили бы в войне. Да нет, ребята, победили. На границах СССР Гитлера встретили бы не 22 тысячи танков, а 4 тысячи, столько же, сколько их было у Гитлера. (Точные цифры не помню, желающие сами найдут).
Но это была бы нормальная, полноценная армия. Она зарылась бы в землю, как это сделали в 1943 году под Курском, что и предлагал, расстрелянный Сталиным генерал Свечин, армия вымотала бы противника, а потом перешла бы в наступление. Или были бы еще какие-то варианты, но была бы победа профессионалов.
Скажут, опять «бы и кабы». Но ведь Гитлера на нападение на СССР вдохновили Сталинские чистки. Это факт. И я бы не сказал, что Адольф ошибся, его армия дошла до Москвы, если кто не помнит. Вот чьи это слова о репрессиях 1937 года: « Кровавые приговоры в Москве ужасают. Там уже ничего не разберешь. Там все больны. Это единственное объяснение происходящего там. Огромное потрясение во всем мире».
Это цитата из дневника Й. Геббельса.
Но если во главе СССР больные, то грех не напасть? Власть Бухарина, Рыкова и Томского — это была уже власть русских людей. Русская власть, какой она была потом при Хрущеве и Брежневе, не может так уничтожать свой народ, как это было при грузине Сталине. Она и не уничтожала. Именно Николай Иванович Бухарин был автором самой демократической Конституции в мире на тот момент. Эту Конституцию потом назовут Сталинской.
К слову, после разгрома «правых» и укрепление положения Сталина, последняя попытка остановить его была сделана в правильном направлении, Сталину пытались противопоставить русского Кирова. Даже у интернационалистов появилось ясное понимание того, что русский, это лучше, чем грузин. Хотя политические позиции Кирова совпадали с позициями Сталина, (он шел в фарватере Сталина) но человек-то Киров был нормальный.
В рамках НЭПа продолжение «красного проекта» в том виде, в каком это предполагалось при Троцком и Зиновьеве, а потом при Сталине, который воплотил в жизнь все основные идеи Троцкого — коллективизацию и индустриализацию за счет русского народа, продолжение этого проекта было невозможно.
Но что было важно для «русской партии?» в дискуссиях 70-х и 80-х годов? То, что у Бухарина жена еврейка, то, что товарищ Сталин пусть и поубивал миллионы русских, но ведь он остановил ИХ, т.е. евреев. Потому что пусть гибель миллионов русских, чем власть евреев.
Вот так ответило русское национальное самосознание на ту роль, которую еврейство сыграло в гражданскую войну и позже. Это, кстати, предупреждение всем тем чудакам, которые думают, что русским можно навязать нерусскую власть. Другой вопрос, почему и при русской власти в СССР, и при власти нынешних этнических русских в РФ, живется нам некомфортно. Ответ на него известен — потому, что это не русское национальное государство. Но это другая тема.
* * *
Пусть Сталин убивал русских, но главное, что он не допустил власти евреев. Власть евреев — это нечто ужасное, хуже гибели. Это реакция русских. А реакция евреев — «в СССР до Сталина была наша власть, и она была правильная и хорошая, у нас был великий проект».
И та, и другая реакции далеки от действительности, но именно такая реакция на историю составила содержание русско-еврейской войны, которая разгорелась в конце 60-х годов, и определяла, так или иначе, всю тогдашнюю общественную жизнь.
Это было удивительное время. Русские авторы писали брошюры о мировом господстве сионизма, а евреи с тайным удовольствием читали все это и думали, какие они гениальные, и правят всем миром. Читали и патриотический самиздат, из которого явствовало, что евреи везде. Чтобы в мире не происходило со дня его сотворения, ищи еврея во главе тайного заговора. Согласитесь, неплохой пиар. После него уже было можно с легкой душой ехать в Израиль.
Я здесь все это пишу не для того, чтобы доказать, что кто-то в русско-еврейском конфликте был прав, а кто-то не прав. Столкнулись две силы, и у каждой была своя правда. Такие конфликты в принципе нельзя разрешить, война идет до тех пор, пока есть силы, пока в силу каких-то причин, иногда даже просто в силу времени, все как-то проходит само собой и в голове яснеет.
Русские скажут, а в чем интересно, могут быть правы евреи? С нашей точки зрения, ни в чем. С их точки зрения во всем. Нам же не приходит в голову каяться перед прибалтами за то, что они были оккупированы сначала Российской империей, а потом СССР. Так и евреи. Судьба их закинула в Россию, а они уж тут реализовались, как могли. Как говорил Беня Крик, герой Бабеля, что вот кому-то повезло, живут в Швейцарии и вокруг одни французы. Мы тоже не возражали бы, чтобы они жили в Швейцарии, и даже в Польше, хороший вариант для нас. Но ведь мы их сами захватили вместе с Польшей.
А потом герой Лескова размышлял в конце 19 века о евреях: «Подарить бы их кому».
Тот, кто думает, что общественные настроения кем-то создаются, ошибается. Глубинные общественные настроения рождаются сами. Вот я жил в своем поселке и знать не знал о многих вещах. Не знал мелочи. Не знал, что когда я, будучи ребенком, бегал летом 1970 года по площадке и играл в футбол, в нескольких километрах от меня почти гениальный Веничка Ерофеев в составе бригады прокладывал кабель до Шереметьева.
Не знал по-крупному. Я не знал в середине 70-х годов, что идет русско-еврейская война, но я уже в ней участвовал. Я читал подростком газеты и книги, смотрел фильмы, и с какого-то момента для меня стало важно — это русский или еврей? И это ведь не было кем-то навязано извне. Простой русский народ в массе своей, к еврейскому вопросу был равнодушен. Уж это точно не стояло на первом месте.
В принципе, русскому человеку евреи симпатичны. Среди тогдашних кумиров выделялся Аркадий Райкин, он был безумно популярен, в нем простые русские видели не комика, а учителя жизни. Юрий Никулин или Евгений Леонов — гениальные актеры, но учителей жизни в них никто не видел.
А евреи такими учителями были, они учили безграмотных рабочих и крестьян коммунизму, потом они учили студентов, они занимали важные и иногда ключевые посты в Академии Наук. Они были «умные». Начиная с 60- х годов они учили восхищаться Западом. Для русского простого человека, евреи понимали то, чего он не понимал.
Я помню первый разговор на «еврейскую тему» с соседом Анатолием Карасевым. Это был хороший человек, отец мой одноклассницы, он курил ядреные папиросы «Север» и философствовал. Мне было лет 13-14. «Почему Гитлер евреев уничтожал?» — спросил меня Анатолий. Я не знал. Первый раз вопрос был сформулирован таким образом.
«Потому что, — сказал Анатолий, — евреи самые умные в мире, а потом уже идут немцы». « А мы?»- спросил я. «А мы…» Тут Анатолий весь сморщился, и махнул рукой, всем своим видом показывая, что лучше уже и не спрашивай, на каком месте мы. Я в душе наделся, хотя бы на третье место.
Я помню, что словам Анатолия я не поверил, более того, в моей душе выросло возмущение и протест. Каково это, жить в своей стране и везде «они». Да еще они самые умные. Думаю, что с этих слов и началась моя борьба, мое внутреннее сопротивление. Может быть, что-то еще было, но я просто не помню. Может быть, эти слова Анатолия вообще не имели никакого значения, и что-то в мою голову было заложено до этого.
Но это было уж никак не чувство превосходства и шовинизм, а именно «освободительная борьба», борьба за «независимость», за свое пространство. Анатолий Карасев был неглупым и справным мужиком, который мог все что угодно сделать собственными руками. И тут такое самоуничижение. В чем причина?
Ведь в реальной жизни он не стал бы ставить еврея выше себя. Просто история 20 века при всех подвигах русского народа несла в себе и колоссальное русское унижение. Едва ли для себя простые русские это формулировали, но если это выразить словами, то унижение русских заключалось во власти инородцев в 20-е годы, и в правлении Сталина. Да, вот этот самый Сталин, который «спас Россию», и которого так чтят до сих пор многие русские, был укором русскому народу. Ибо в их сознании без грузина Россия погибла бы. А что это за народ, который погиб, если бы не грузин?
Любопытно, что потом эти настроения я встретил в уже куда более интеллектуальной среде. Одни внутренне подчинялись евреям, другие начинали освободительную борьбу. Причина юдофобии, это глубокий внутренний страх того, что «они» умнее нас.
Вот в этом, я думаю, очень сильно ошибались. Евреи, как и мы, были обуреваемы своими страхами, она старались сделать Россию пригодным для себя местом жизни, они старались манипулировать русскими. Ибо русские на первый взгляд поддавались манипуляции. Но в итоге, вместо сотрудничества, они породили борьбу.
Евреи, на моей памяти, не только никогда не восхищались русским народом, но и просто демонстрировали явное неуважение. Они подогревали настроения, которое озвучил Анатолий Карасев. Они подогревали настроения внутренней ущербности и неполноценности русских, но именно из этих настроений и рождался тогдашний антисемитизм.
Помню, был у нас такой студент по фамилии Комар, ударение в его фамилии нужно делать на первый слог. Дядя у него был доктор исторических наук. Сам Комар был евреем наполовину, но евреем убежденным. Вот он рассказывает про разговор со своим дядей, а тот сказал: «Разве у русских была история? Рабовладельческого периода не было, капитализма не было, из феодализма в социализм».
Сама эта фраза, и то, как это выражалось Комаром, говорило о неполноценности русских. Хотя, с чего его дядя предполагал, что отсутствие в нашей истории рабовладельческого строя так уж для нас оскорбительно, я не знаю. Вообще-то это смешно, в истории всегда речь идет о цивилизациях, а не о формациях. Но это смешно для меня, историка. Простой русской впал бы тут же в панику: «Мама дорогая, мы еще и в этом неполноценные, рабовладельческого строя у нас в истории не было».
Очень давило на мозги русских то, что Карл Маркс был евреем. Карлом Марксом евреи еще в 20-е годы всех достали, что видно по прозе Булгакова, или у драматурга Эрдмана (как я понимаю, он из немцев), в его пьесе 20-х годов есть такая реплика, там герой звонит: «Алло, это Кремль? Хочу вам сказать, что я прочитал Карла Маркса, и он мне не понравился».
Карл Маркс действительно почитался тогда мудрецом. Это даже находило отражение в анекдотах.
Сидит мужик с бородой как у Карла Маркса, другой к нему подходит и говорит:
-Ты бороду бы сбрил, а то очень на Карла Маркса похож.
А тот в ответ тоскливо:
-Бороду я могу сбрить, а умище-то куда дену?
Помню, как на первом курсе института, приехали на стадион физкультурой заниматься, а наш сокурсник-еврей завел свою любимую пластинку о том, что два самых высших гения на земле это Маркс и Энштейн. Ему возразили, с чего он так решил? Миша стал спорить, ему приводили аргументы какие-то, Миша проигрывал в споре, и тогда он сел, взял голову в руки, стал с завываниями раскачиваться из стороны в сторону: « Карл Маркс самый гениальный на земле! Карл Маркс самый гениальный на земле!» От него отошли, конечно.
Схватки русских и евреев проходили подспудно, но очень яростно, в силу сходства характеров, и тому и другому народу присуща страстность. Но и был еще один момент. В рассказе Зощенко «Нервные люди» рассказывалось о беспричинной драке в коммунальной квартире: «Недавно в нашей коммунальной квартире драка произошла. И не то что драка, а целый бой… Дрались, конечно, от чистого сердца… Главная причина — народ уж очень нервный. Расстраивается по мелким пустякам… И через то дерется грубо, как в тумане. Оно, конечно, после гражданской войны нервы говорят, у народа всегда расшатываются…»
Мы этого тогда не понимали, но мы жили в «коммунальной квартире» по названию СССР, именно «после гражданской войны, когда нервы расшатываются». Русские хотели взять реванш за 20-е годы, евреи хотели взять реванш за потерянные политические высоты и за пережитое при Сталине. И самое интересное, и тех и других «умыла» родная советская власть, которую евреи так на совесть выстраивали, а русские так защищали.
Для евреев задача была ясная — расколоть целостное мировоззрение русских, говорить о вторичности России по сравнению с Европой, что Россия это вообще не понятно что, а не страна. Вроде само собой получалось, что эту недоделанную страну пришлось спасать в 1917 году, а потом этому «спасению» Сталин помешал.
Русские воспринимали все это крайне болезненно, ибо после власти интернационалистов и Сталина чувствовали свою неполноценность. Я уже говорил об этом. Вот, кстати, классический образец еврейской пропаганды. Взял я его из статьи, вывешенной недавно на АПН:
«По нормам и традициям всей предыдущей российской истории — Московские Князья (кроме так и не получившего Владимирского престола Даниила Александровича) ни с какой точки зрения не имели права на Великое Княжение. И получили его лишь, с одной стороны, истребив законных наследников в лице Тверских Александровичей, с другой — волей татарских ханов, в значительной степени — благодаря женитьбе Юрия Московского на сестре хана Узбека. А татарские ханы — это даже не монгольские ханы, во время их господства на Руси большей частью являвшиеся христианами несторианского толка — это уже мусульмане. Московские Александровичи — это поправшие обычай и традицию прошлого наместники мусульманских правителей.
Великое Владимирское княжество в значительной степени есть попрание традиций Киевской Руси. Которая тоже, в плане традиций — неоднородна…
Тогда — что здесь есть Русская традиция? Кто есть ее персонифицированный представитель?»
Из этого текста следует, что никакой Русской традиции нет. Понимаете? Нет традиции, значит, нет, нас русских. Мы никто без традиции. Самое «острое» место в этой пропаганде русской неполноценности, это сообщение о том, что женой Юрия Московского была сестра хана Узбека, что русская власть, это «наместники мусульманских правителей».
Вот так эти друзья работали и семьдесят лет назад, и пятьдесят лет назад, и сейчас все в том же духе, как тот безымянный для меня доктор исторических наук: «Какие же вы люди, если у вас рабовладельческого строя не было?» Может быть, они сами сомневаются в своем существовании на этой земле, и потому навязывают нам, что нас, русских, нет?
В ответ выстраивалась система, которая доказывала неполноценность и зловредность евреев на этой земле:
«Сионисты, а давно ли вы пили кровь христианских младенцев?» Или: «Так-так, заповеди «Сионских мудрецов» выполняете?»
А можно и проще, тогда стоит вернуться к рассказу Зощенко о драке в коммунальной квартире: « Гаврилыч говорит: «Пущай, — говорит, — нога пропадает! А только не могу я теперича уйти мне, — говорит, — сейчас все амбицию в кровь разбили».
* * *
Пропаганда еврейского превосходства была тонка и многолика. Помню, как в детстве общался с еврейской девочкой, я тогда только посмотрел фильм «Освобождение» и восхищался Сталиным и Жуковым. А еврейка, вдруг, спрашивает, слышал ли я о дикторе Левитане? Я слышал, он еще иногда выступал на радио. А девочка с каким-то непонятным мне восторгом, с невероятным восхищением сказала о Левитане, что его Гитлер боялся и сказал, что первого кого повесит, когда войдет в Москву, это Левитан.
Мы русские никогда не говорим о своих русских героях с таким восхищением, наше восхищение всегда чуть стыдливо. А тут просто какой-то безумный восторг и обожание.
Это произвело на меня сильное впечатление. Умом я понимал, что диктор на телевидении, это не то же самое, что глава государства и маршал, но как речь заходила о войне, я тут же вспоминал Левитана. Знать крутой был парень, раз сам Гитлер его боялся! Потом это прошло, конечно. Но механизм влияния еврейских эмоций всегда был примерно таким.
Глубокое восхищение еврея чем-то, или глубокое отвращение к чему-то. И всегда без всяких колебаний, с огромной уверенностью, что так оно и есть. На простых русских это действовало раньше безотказно.
* * *
В интересной ситуации я столкнулся первый раз с еврейским расизмом. У нас была преподавательница немецкого в институте. Она была ненамного старше нас, только что сама закончила вуз, изящная такая брюнетка, мы и не думали, что она еврейка, он она сама сказала об этом.
Наша группа сдружилась с ней, и часто мы говорили на «вольную тему». И вот как-то она говорит жалобно, что евреев совсем нет у власти, что евреи сделали революцию, что их было очень много в руководстве, а сейчас один Дымшиц и то потому, что он знакомый Брежнева.
У нас совершенно не было никакого желания, чтобы еще и евреи были у власти. Среди нас был один украинский хлопец, он как-то особенно близко принял эти слова к сердцу и поинтересовался, а почему, собственно, евреи должны быть у власти.
Преподавательница сказала, рассчитывая на нашу солидарность видно, что каждый народ для чего-то создан, дальше я цитирую довольно точно по памяти, я это хорошо запомнил на всю жизнь. Татары в Москве, — сказала она, — всегда работали дворниками, из армян всегда хорошие сапожники получаются, а евреи имеют способность управлять.
Все-таки она была еще очень наивная, но она так искренне была убеждена в предназначении евреев. Я хотел, конечно, уточнить, какое место отводилось в ее иерархии русским, но промолчал. Меня как-то совсем не пугало, какие у этой молодой дамы были убеждения.
Она на детском уровне воспроизводила, видимо, расхожие в еврейском сообществе представления, но человеком она была очень хорошим. Более того, у нас с ней сложились теплые отношения. Странно, но антисемитизм не очень мешает дружить русскому с еврейкой.
Между мужчиной и женщиной всегда есть какие-то «заборы» иногда даже крепостные стены. Мы их сами воздвигаем, защищаем наше пространство. Но, начиная сближаться, мы потихоньку демонтируем наши «заборы», хотя бывает так, что люди женятся, а стены все остаются и остаются, на всю жизнь остаются. Но в случае с этой преподавательницей мы одновременно с ней убрали эти заборы, так тоже иногда бывает, и тогда сближение начинается мгновенно и безудержно.
Ничего там не состоялось, но не потому, что у нее был муж и ребенок, а потому, что я был еще очень молод. Но не настолько чтобы не понимать, что «заборов» нет.
Потом выяснилось, что это видел не я один, но и группа. После экзамена мы пошли покупать с приятелем Сашей цветы для «немки». И Саша сказал злорадно, но и грустно одновременно: «Зато ты ее больше никогда не увидишь».
А когда был экзамен, а это была подготовительная группа, и мне очень важны были баллы, я ответил на тройку. Экзамен принимала эта милая еврейская расистка и еще один препод по имени Петр Петрович, он вертелся перед дамой, как бес, если бы у него был хвост, то он им вилял бы. Она была сдержанной, но доброжелательной. После моего ответа она сказал строго Петру Петровичу: « Я считаю, что он ответил на четыре». Мужик как будто проснулся, уставился на меня, типа того — а этот что тут делает? А потом сразу: «Ну конечно же, четыре».
Странная вещь, но при этой русско-еврейской войне иногда устанавливались вполне нормальные отношения между антисемитом и сионистом.
* * *
Первых своих евреев-оппонентов я встретил, когда в 17 лет пришел работать в Шереметьево.
Одного звали Боря Р. Это был миниатюрный мужчина, но себя он ощущал весьма статусным человеком, и это его самоуважение передавалось окружающим, обычная вещь для многих евреев. Как-то даже в голову не приходило, что Боря слаб как ребенок. С Борей мы стали спорить на международные темы, вопросы еврейства его не интересовали, об этом вообще не было сказано ни слова.
Боря жил раньше в Киеве, рассказывал про этот город, очень жалел, что уехал, там, по его словам, у него были обширные связи, «все схвачено», вплоть до гинеколога. Тогда я даже не понял, какой прок в гинекологе мужчине. Но ведь у мужчины бывают знакомые женщины. Предусмотрительный Боря это уже очень хорошо понимал, и знал, что нужен знакомый гинеколог.
Еще он меня удивил тем, что, по его мнению, в войне с США выиграем мы, потому что мы выдержим то, чего они не выдержат.
В спорах мне Боря проигрывал, но злился и продолжал спорить. Однажды, я спросил у него, из какого металла сделан его перстень. У него был перстень-печатка непонятного зеленоватого цвета. Ребята сказали, что это сплав бронзы, я сказал, что умный и серьезный человек не будет носить перстень из бронзы. Боря явно обрадовался, что я назвал его «умным и серьезным», он сказал, что это сплав платины и золота.
И еще, после того как я признал в нем умного человека, он сказал, что спорить со мной на политические темы больше не будет, ибо это все равно, что сс..ть против ветра. И мне было лестно, что мои бойцовские качества так оценили.
С Борей мы случайно встретились потом через шесть лет у телефонной будки в Шереметьево. Боря был одет в роскошный костюм, вышел он из собственной машины, и еще Боря был пьян. Он мне обрадовался и важно, высокомерно сказал, что готов мне предложить работу, и спросил, сколько я хочу получать в месяц. Мне было смешно его пижонство, хотя было ясно, что он и при советской власти умудрился разбогатеть. Я чтобы подразнить его, сказал, что хочу получать в месяц тысячу рублей.
Боря пожевал губами, задумался, его явно не испугала эта сумма, он сказал, что позвонит сейчас, а потом мы вместе поедем. Боря был близоруким и носил очки. Ехать с пьяным и близоруким мне очень не хотелось, к тому же, это его явное бахвальство не понравилось.
Потом мы опять случайно встретились уже в начале 90-х годов, Боря был трезв и мне обрадовался, я сказал, что пошутил тогда про «тысячу в месяц», что мне было не приятно его пижонство. Боря ответил, что и тогда все понял, тысячу не тысячу, а рубликов на шестьсот я мог рассчитывать. На этом мы и расстались.
Евреи намного более разные, чем русские.
Второй еврей, который к нам пришел работать, был бледный, хитрый молодой человек с какой-то роскошной фамилией типа Шлабенбаум. Он тут же, с ходу стал рассказывать о страданиях своей семьи при Сталине, что всех расстреляли, кроме деда, который был полярником и отсиделся в Антарктиде. С Шлабенбаумом мы работали в паре и должны были делить работу поровну, но он в первый же день куда-то исчез.
Появился к концу рабочего дня, потягиваясь, и сказал, чтобы я не сердился, что он случайно уснул в одном месте. Для меня до сих пор загадка, как он мог там найти место, где можно было поспать? И как вообще можно было спать при реве авиационных двигателей? Шлабенбаум, в отличие от Бори, был яростным антисоветчиком и требовал таких же взглядов от меня. Я довольно умело парировал его аргументы, доводил его до бешенства. Евреи не терпят возражений.
В этих дискуссиях меня удивляла, что у всех русских, кроме меня не было фактически никаких взглядов. Отличные, умные ребята, которые часто учились заочно в МИАГА, просто молчали. Им нечего было сказать. Вот стоит нормальный русский человек, начинаются политические дебаты, и он превращается в овощ, у него просто нет позиции. Вот такими «овощами» большинство русских и подошло к 1991 году.
Если у тебя нет своих позиций, так поддержи меня как русского. Это, в принципе, в голову никому не приходило.
* * *
Еще на той работе был интересный персонаж, к евреям никакого отношения не имевший. Звали его Иван Иванович, а кличка у него была Маня. Ходил Иван Иванович, виляя бедрами, голос у него был высокий, и весь он был манерный. Но при этом остроумный, злобный и безудержно храбрый.
Один раз они выпивали с мужиками, и Иван Иванович сказал, что в душе у него все горит, и он хочет драться с солдатами. А рядом была воинская часть. Иван Иванович, или Маня, как кому нравится, перелез через забор с целью драться с солдатами, а их как раз на плацу стоял целый батальон. Солдатики вежливо под руки вывели Ивана Ивановича на КПП и попросили «принять» отца.
Между прочим, мне тогда даже в голову не приходило, несмотря на его кличку, что Иван Иванович человек с нетрадиционной ориентацией. Хорошие в этом смысле были времена.
* * *
Годам к двадцати пяти я уже четко делили мир на тех, кто за евреев, и кто против евреев. Любопытно, что это не очень сказывалось на отношении к самим евреям. Думаю, что так к ним относилось тогда большинство «антисемитов». Евреи вполне могли дискриминироваться на государственном уровне, но в обычной жизни этого не было. Любой народ был вполне доволен тем, что евреи имели в СССР, принадлежа к «высшему сословию», но только не они.
Им нужны были евреи во власти, и не такие конспирологические как Андропов, а люди открыто признававшие, что они евреи. Евреи действительно считали СССР делом рук своих, своей страной и им было нестерпимо, что их «проект» попал в другие руки.
Единственное, что если я мог выбирать, иметь дело с евреем или не евреем, то я всегда предпочитал русских. Хотя сейчас я понимаю, что это глупо. Но, по сути, весь мой антисемитизм в реальной жизни сводился только к этому.
Был такой случай. Задумал я жениться, но при этом, никакой свадьбы не хотел, просто расписаться, а потом посидеть вчетвером в ресторане, я, молодая жена, свидетель и свидетельница. Уж очень мне не нравились тогдашние свадьбы. Все эти «традиции» пришли к нам из мещанского мира. Соберутся сто морд, напьются, накуражатся, подерутся, молодые еще и перетрахаются. А жених сидит как дурак. Да еще невеста часто в белом платье и фате, со всеми символами невинности, но при этом с огромным пузом на девятом месяце.
Жена на это легко согласилась, чтобы вчетвером отметить в ресторане. Но ее родня забеспокоилась, люди они были хорошие, но простые, и во всем этом увидели какую-то неправильность. В конце концов, сошлись на том, что соберем только самых близких, человек двадцать. Дело к свадьбе, а костюмчика приличного у меня не было.
Поехал искать в магазины, договариваться насчет дефицита. Советские торговые работники чувствовали себя тогда высшей кастой, в силу величины своих нетрудовых доходов. И общаться с ними было противно из-за их высокомерия. Но с двумя я договорился. Один был такой еврей с бакенбардами, величественный и похожий на английского лорда. А второй был русский парень Серега, самый простой из всей это братии. Он был белобрысый, светлоглазый и постоянно шмыгал носом.
Настал час Х. До свадьбы оставался один день. Веры у меня к Сереге никакой не было. Но при выборе между ним и евреем, я поехал к нему. Смешно, это не смешно, но поехал как к русскому. Приезжаю к открытию, к одиннадцати часам. Магазин этот был в Москве, но где-то на окраине, простенький такой магазин, одноэтажный.
Одиннадцать часов уже есть, а Сереги все нет. Я хожу возле этого магазина, проклинаю себя за глупость, и его, балбеса, за вранье, и тут он появляется. Еще я издалека понял, что Серега весело провел вчерашний вечер. Под глазом у него был здоровенный синяк. Он подошел ко мне, шмыгнул виновато носом, не глядя в глаза, пожал руку, перегаром от него несло за метр, и чувствовал себя Серега перед всем миром виноватым.
Потом он посадил меня в примерочной, а сам ушел. И нет его, пятнадцать мину
