Лет 30 назад эта антисоветская поговорка была в большой моде среди интеллигенции. Произносившие ее с усмешкой имели в виду бессмысленность, глупость и абсурдность советской идеологии и пропаганды. Но и самым злым шутникам на политические темы не пришло бы в голову применить эту поговорку к советскому правосудию. Даже самые радикальные противники советской власти понимали, что правосудие брежневских времен абсурдным и глупым не было.
Да, по отношению к политическим противникам режима или даже к личным врагам Больших Начальников (ТМ) оно могло быть чрезвычайно несправедливым. Но и только. В остальном же «социалистическая законность» была вполне себе неплохой правовой системой, во многом не уступавшей, а кое в чем даже превосходившей, континентальное и англо-саксонское право.
В ленинские и сталинские времена все было гораздо хуже. Однако сколь бы не был жестоким и несправедливым красный террор, в абсурдности и глупости его упрекнуть вряд ли было возможно. При всей свирепости и кровожадности советских репрессий 20 — 30-х годов по своему замыслу они были ничуть не менее рациональными, чем веберовская бюрократия. И если советские репрессии и сопровождались зачастую глупостью и абсурдом, то эти глупости и абсурд были, либо результатом вмешательства советской идеологии, либо проявлением личной глупости особо ретивых правоохранителей, то есть типичным эксцессом исполнителя.
И только сейчас, в условиях торжества демократии и рынка, мы, кажется, вплотную приблизились к тому, чтобы милая шестидесятническая шуточка «Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью», наконец, сбылась. То есть, стала былью.
Сегодня, в условиях, не лишу себя удовольствия повторить, торжества демократии и рынка, каждый из нас с легкостью может повторить судьбу Йозефа К. из кафковского «Процесса». Когда машина правосудия случайно захватывает клиента в свои стальные человекоприемники и с легкостью раздавливает его жерновами и шестеренками. Со всем соблюдением процедуры, разумеется.
История, которую я хочу вам рассказать, представляется мне достаточно типичной. Если и не в статистическом смысле, то уж точно в смысле литературоведческом. Помните «типичных представителей» из школьного курса литературы?
По этой истории можно типично представить себе состояние нашей постсоветской правовой системы. Особенно в ее московском варианте. Который, как известно, отличается особо крупными размерами и особым цинизмом.
Вторая особенность этой истории, кроме ее типичности — это ее чистота. Эта история чиста как кантовский чистый разум. В ней нет ничего привходящего и замутняющего. Ни национальных мотивов, ни социально-классовых, ни даже коррупционных. Это — чистая история о людях, попавших в жернова московской машины правосудия. Попавших случайно. Просто так. В общем, попали люди за Так. Ни за понюшку табака.
Началась эта история 2 года назад, в декабре 2006 года. Два молодых милиционера — 23-летний Владимир Широков и 21-летний Дмитрий Попов поздно вечером возвращались в общежитие своего полка. Почти у дверей общежития их остановила милицейская ППСка. Молодых людей задержали и отвезли в отделение милиции. Там им было предъявлено обвинение. Их обвинили в том, что они остановили машину некоего Папояна, занимавшегося частным извозом, а, в конце поездки, избив водителя и приставив к его боку перочинный нож, отобрали у него наличные деньги в количестве 600 рублей, оставив документы, и выкинули его из машины, которую затем угнали.
Следователь страшно орал на подследственных, обзывал их оборотнями в погонах и угрожал им сроком в 4 года. Однако на суде, который состоялся через 3 с половиной месяца, милая девушка-прокурор потребовала восьми лет заключения. А судья приговорил их к 7 годам. Причем, строгого режима.
Какими же доказательствами Высокий Суд обосновал столь суровый приговор? А никакими! Попов с Широковым были задержаны нарядом милиции по курткам! Поскольку потерпевший ничего, кроме курток, не запомнил. Вы представляете, сколько людей одновременно могут ходить по району в одинаковых куртках? То есть, были задержаны, в буквальном смысле, первые попавшиеся под описание.
Машина, которую Попов с Широковым якобы угнали, была обнаружена на том же месте, где Папояна, по его словам, выбросили из машины. По свидетельству сотрудника милиции, Папоян сел в нее и поехал домой.
Очная ставка — отсутствует! Следственный эксперимент — отсутствует! Экспертизы — отсутствуют! Даже пальчиков нет!
Единственным судебным доказательством вины обвиняемых, повторяю: единственным, было опознание обвиняемых потерпевшим. Причем, это было неуверенное опознание. По словам Папояна, он лиц, нападавших на него, не запомнил. Запомнил только куртки.
Более того, это единственное судебное доказательство судом кассационной инстанции было признано недопустимым доказательством. Что, впрочем, не помешало этому самому кассационному суду оставить приговор в силе. А потом приговор был подтвержден и Председателем Московского городского суда О.А.Егоровой.
А вот потерпевший Папоян с приговором не согласен. Он даже написал кассационную жалобу, в которой практически отказывался от своего опознания и говорил, что даже если Попов и Широков виновны, то приговор все равно неоправданно жесток.
Но жалобу у него судья Винедиктов, вынесший оспариваемый приговор, не принял. Не принял по процедурным соображениям.
Более того, в деле присутствует документ, однозначно опровергающий возможную виновность Попова. Это — распечатка звонков с его мобильного телефона, сделанная компанией «Вымпелком» по требованию следствия. В этой распечатке однозначно написано, что последний звонок, зафиксированный на телефоне Попова, сделан за 3 минуты до предполагаемого судом времени преступления, причем с места, отстоящего от предполагаемого места преступления на три (я еще раз повторяю — на три!) километра. Но суд этот документ попросту проигнорировал.
Вот, собственно, и вся история. Дмитрий Попов и Владимир Широков продолжают сидеть. За это время у Широкова умерли отец и бабушка, тяжело болела мать.
И никто бы не узнал о печальной судьбе Дмитрия и Владимира, если бы у Павла Попова, отца Дмитрия, не нашлась знакомая в Москве. Эта знакомая, бывшая односельчанка, да, собственно, даже не односельчанка, а жительница соседнего села, по счастью, работает журналистом. От нее-то я и узнал про это дело. Узнал, надо сказать, совершенно для меня неожиданно. Лидия, оказывается, читала кое-какие мои статьи. Она раздобыла мой телефон и позвонила мне.
Она же нашла Дмитрию нового адвоката. Поскольку тот адвокат, который защищал Дмитрия и Владимира вначале (они по наивности, будучи уверенными в своей невиновности, согласились на адвоката от властей) вообще ничего не делал. Уж не будем гадать, по каким причинам. Новый адвокат, Дмитрий Аграновский, написал жалобу в Судебную коллегию по уголовным делам Верховного Суда РФ.
Так что, единственным фактором, который, может быть, поможет вытащить ребят из колонии, оказалась низовая солидарность простых людей. Боюсь, что эта низовая солидарность — последнее, что осталось у нашего народа.
А кроме этой низовой солидарности у нас остались, разве что чудеса. Лидия, когда звонила мне с просьбой о помощи, не знала, что мы давние друзья с Димой Аграновским. Дмитрий, когда соглашался взять дело своего тезки Дмитрия Попова, не знал, что Дима Попов сидит уже почти 2 года в колонии, куда совсем недавно перевели другого подзащитного Аграновского — Сергея Аракчеева. Кажется, сейчас ребята уже ночуют на соседних шконках.
Конечно, все эти маленькие чудеса дают надежду, что Бог все видит, и что все будет хорошо. Но одной надежды мало. Нам нужны не только надежда и вера, но и дела. И главным делом сейчас будет — придать этой истории максимальный информационный резонанс.
Потому что «дело Попова и Широкова», пожалуй, наиболее явным образом показывает — так жить нельзя! Невозможно жить в городе, где тебя могут случайно схватить, потому что у тебя куртка подходящая, и впаять сталинский срок. Просто так. Потому что под руку попался.
Возникает впечатление, что мы просто не понимаем, в каком мире живем. Мы не понимаем, что живем в городе, по которому бродят дикие звери. Дикие звери, охотящиеся на нас. Мы не понимаем, что судебная власть и правоохранительная система, кажущиеся нам просто одной из естественных составляющих обыденного дневного мира, могут оказаться совсем не теми, за кого они себя выдают. Так что, метафора об «оборотнях в погонах» может неожиданно превратиться из неуклюже-патетического канцеляризма в жутковато-кафкианскую ночную реальность. В реальность той ночи, где «в подворотне нас ждет маниак».
И этот самый маниак в погонах или в мантиях готов нас «посадить на крючок» и «порезать на куски» просто так! Потому что под руку попались.
Единственным средством, способным разогнать всю эту поганую нечисть, единственным , направленным против нее Ночным Дозором, является только гражданское сопротивление и солидарность. Только перевод той низовой солидарности, о которой я говорил выше, и которая нас пока хоть как-то спасает, в формы гражданского общества, в формы организованной солидарности, является единственным нашим оружием против маниаков.
Поэтому-то мы с друзьями, вместе с которыми боремся за наш многострадальный храм Преображения Господня на улице Новаторов, и объявили на днях о создании православной народной дружины. Дорога в тысячу ли, как известно, начинается с первого шага.
