Раскрутка Голодомора и пышное отмечание его «годовщины» – часть весьма обширной программы проведения «исторической политики», направленной на конструирование украинской нации. И для этой задачи Голодомор – очень удачная тема.
Во-первых, она даёт объяснение русскоязычности Востока Украины, снимая при этом вину за «утерю национального облика» с самих его жителей.
Во-вторых, помогает противопоставить украинцев русским уже не по этническому, а по территориально-национальному критерию (жители Украины vs. россияне), тем самым способствуя социальной интеграции на Юго-Востоке и в Центре страны.
В-третьих, разрешает довольно щекотливую проблему с наследием сталинской эпохи. Ведь фактически именно Сталин был отцом-основателем украинской нации, но эти начала и для украинской национальной идеологии, и для современного евроатлантического контекста являются, так сказать, не комильфо. Тема Голодомора позволяет представить Сталина в прямо противоположном свете – как организатора геноцида украинцев, стремившегося, по словам Ющенко, «сломать хребет украинства».
При этом тема Голодомора обречена на успех на европейском уровне. Даже если не удастся добиться международного признания факта геноцида (здесь может сыграть роль сопротивление еврейского лобби), то всё равно её удастся ввести в сознание как национально мыслящих украинцев, так и представителей других народов Европы, проявляющих интерес к Украине.
И здесь дело не в простой русофобии, способствующей усвоению подобных идей. Дело в самой структуре мысли, в логике обоснования события.
Тезис российской стороны известен: власть в то время не выражала воли никакого конкретного народа и действовала в понятиях классовых интересов, а потому а) это был не этнический, а социальный геноцид в масштабах всей страны, б) россияне не могут нести ответственность за поступки той власти. Эта система обоснований построена на давно забытом на Западе анациональном восприятии власти. Для современного западного человека политическая система, не соотнесённая ни с какими национальными основаниями, просто непредставима. Запад всё человечество видит поделённым на нации, и если где-то власть повинна в геноциде, то эта вина с необходимостью должна иметь и национальное выражение. В этом смысле кампания «Голодомор – геноцид украинского народа» хорошо понятна для западного человека, а российская логика опровержений представляется странной и неубедительной.
Это же, с другой стороны, встречает глухое непонимание в России: как же так, власть – она сама по себе, а народы сами по себе, и мы все тогда в равной степени от той власти страдали… И тут проблема не просто в том, что у нас иначе трактуется то или иное событие. Украинский национализм – весьма цельная идеология, создавшая и довольно связный исторический нарратив, рассказ о трудной исторической судьбе украинского народа. И вот на этом уровне России противопоставить просто нечего – своей идентичности и обосновывающего её исторического нарратива у неё просто нет, а власть по-прежнему (как и в те далёкие годы) носит принципиально анациональный характер. История, факты прошлого, да и вообще какое-либо мышление в категориях социальных субъектов действия ей чужды и заранее отвергаются. О прошлом ей хочется просто не думать, жить как бы «с нуля», не имея для политики никаких исторических оснований. И Голодомор сейчас никого из властной элиты в России не волновал бы, если бы не вполне конкретные и неприятные для неё материальные последствия, которые может принести его международное признание. Можно просто сравнить то, как празднуются национальные праздники на Украине и тот же «День народного единства» в России, чтобы ощутить эту разницу.
И тем не менее, я бы не смотрел на развитие этой ситуации только пессимистично. У раскрутки темы Голодомора как геноцида украинцев есть некоторые положительные последствия. Относительно России – несомненно, что этот «украинский раздражитель» способствует пробуждению нашего собственного исторического самосознания, заставляет власть хоть немного задуматься над вопросами идентичности и истории. Она же будит и русское национальное сознание на самой Украине, помогает русским обрести свою субъектность. Кроме того, есть хрупкая надежда на то, что российская власть всё же обратит своё внимание на исторические вопросы, да и вообще на социальное и гуманитарное измерение контактов с соседними странами.
К примеру, в России до сих пор нет изучения и специализаций по истории и культуре соседних народов, нет своей школы их изучения. В результате хотя бы какие-то аргументы против антироссийских мифов исторической политики Украины или, к примеру, Грузии, появляются только благодаря личной инициативе отдельных учёных. И не с помощью, а вопреки государственной политике в области науки. Рано или поздно, надо надеяться, неизбежное дальнейшее ухудшение отношений с соседями вынудит российские власти хоть что-то изменить в этой сфере. Сама ситуация конфликта, как бы неприятна она ни была, всё же даёт надежду на развитие.
Есть у исторической политики Ющенко и свои негативные последствия для самой Украины. По-настоящему объединяющей общество такая политика может быть только тогда, когда она действительно глубоко исторически обоснована и органична самому обществу. Так, в Польше, методы которой копирует Ющенко, она действительно способствует консолидации нации. Но с украинским национальным проектом ситуация иная: он имеет фиктивные этнические и исторические основания, и значительная часть общества всё более склонна его отвергать.
Помимо этого, команда Ющенко совершила, по-моему, большую ошибку в выборе стиля этой политики – она носит откровенно некрофильский характер. Государственная система праздников превращена в государственную систему поминок, вся страна покрывается кладбищенскими мемориалами, а в основу национального самосознания кладётся культ коллективного страдания и обид. Мрачный характер украинства а-ля Ющенко только способствует падению популярности этой идеологии. Не случайно культ Голодомора не удаётся привить населению как раз тех территорий, на которых и был этот голод. Историческая политика Ющенко на деле не способствует объединению граждан Украины в одну нацию, а как раз наоборот – усугубляет внутренний раскол в стране и делает его необратимым. Рано или поздно на месте её провала образуется идеологический вакуум, и весь вопрос в том, чем и кем он будет заполнен впоследствии.
