Люди старшего поколения наверняка помнят фильм «Броненосец «Потёмкин», ставший классикой советского кино. Тогда, в 1905-м, матросы восстали против офицерского произвола. Царившая в царской армии и флоте система унизительного бесправия так называемых «нижних чинов», равно как и процветавший мордобой со стороны офицеров по отношению к подчинённым, не могла не привести к бунтам.
О самых известных из них мы знаем из школьного курса Отечественной истории: «броненосец «Потёмкин», «крейсер «Очаков», «крепость Свеаборг» и т.д. Сто лет назад, в эпоху первой русской революции в рядах военных находились смелые и решительные люди, для которых справедливость была дороже жизни.
Видимо, в той России подобных людей было немало. Иначе бы революции в стране не произошло, и первое в мире социалистическое государство создано бы не было.
Традиции бунтарского духа не угасли и во флоте позднесоветском. К сожалению, современному российскому обывателю имя капитана III ранга Валерия Саблина, замполита большого противолодочного корабля (БПК) «Сторожевой» ничего не говорит. А ведь этот человек в 1976 году поднял на военном корабле заранее обречённый мятеж — вовсе не для того, чтобы угнать судно в Швецию, где на магазинных полках много вкусной колбасы (так писали о мотивах его поступка некоторые перестроечные газеты — вполне в духе того паскудного времени). Саблин повёл «Сторожевой» в Ленинград, к месту стоянки «Авроры», наивно надеясь, что ему предоставят слово на государственном телевидении. Делегация мятежной команды во главе с замполитом желала донести до соотечественников: СССР идёт не туда, партноменклатура перерождается на глазах и завоевания Октябрьской революции могут быть преданы.
Но слышали ли вы когда-нибудь о политических выступлениях в современной российской армии?
В 90-е годы согласно данным официальной статистики, от невыносимых условий службы ежегодно стрелялись по полтысячи офицеров, а тысячи солдат дезертировали с оружием в руках. Дезертирство, кстати, процветает и поныне, только данные о нём, равно как и о «СОЧинцах» — «самовольно отлучившихся» из части — всячески замалчиваются.
Однако в современной российской армии и флоте «броненосцем «Потёмкиным» и не пахнет. Видимо, качество военной среды уже далеко не то. Если расстрелянный по приговору суда капитан III ранга Валерий Саблин поставил стремление к справедливости выше жизни, то современные носители звёзд на погонах не могут поставить даже осязаемый материальный интерес вроде получения жилья или выплаты «боевых» выше шкурного инстинкта самосохранения.
Теперь обратим взор на милицию.
На первый взгляд, у данной категории граждан в условиях современного российского государства нет особых поводов для проявления недовольства. Такого уровня произвола и коррупции, а, следовательно, и возможностей для использования служебного положения в корыстных целях, у правоохранителей не было, наверное, за всю историю государства российского. Также абсолютно точно никогда не было той степени деградации и морального разложения работников правопорядка, какую мы наблюдаем в их среде сейчас. Ну, может, разве что в эпоху опричников Ивана Грозного.
Однако всё это абсолютно справедливо, в первую очередь, для тех, чьи должности и звания в системе МВД дают возможности для злоупотребления служебным положением или, проще говоря, откровенного вымогательства взяток и крышевания криминального «бизнеса». Именно они кровно заинтересованы в сохранении существующего положения вещей. Ведь только при этом строе они будут иметь такие возможности для быстрого личного обогащения.
На нижних ступенях милицейской иерархии мы видим рядовых сотрудников вроде участковых, ППСников, омоновцев и т.д. По сравнению, скажем, с УБОП или отделом по расследованиям экономических преступлений они имеют, в общем-то, мизерные возможности для использования своей должности в целях личного обогащения. При невысокой зарплате, типичной для «бюджетников», на них выпадает большая нагрузка по обеспечению правопорядка.
Разумеется, представители данной категории правоохранителей также имеют возможности для злоупотреблений. Но эти возможности, в общем-то, мизерные: так, урвать по мелочи, вывернуть карманы и отобрать пару сотен рублей у одинокого прохожего. И при этом они же являются главными кандидатами на роль стрелочников в случае очередной кампании по борьбе с «оборотнями в погонах».
Мы знаем и примеры стрелочников «политических».
Так, в 2005 году прокуратура Санкт-Петербурга возбудила дело и собиралась передать коллегам из кадыровской Чечни омоновца Сергея Бабина, на которого цинично пытались сделать козлом отпущения за все реальные и мнимые преступления во время зачисток.
Более громкий пример — это дело Сергея Аракчеева, несправедливо осуждённого в целях демонстрации очередного акта умиротворения Кадырова. Напомню, что Внутренние войска, в которых служил Аракчеев, тоже подчинены МВД.
Но и здесь, среди рядовых сотрудников милиции активных протестов против существующего положения вещей не видно.
Вы слышали когда-нибудь о митингах на базах ОМОНа? Или о бунтах в полку ППС? А вам что-нибудь известно о независимых милицейских профсоюзах, действующих на территории России, которые отстаивают попираемые начальством права рядовых милиционеров?
Что ж, тогда знакомьтесь. Магомед Шамилов — председатель дагестанского независимого профсоюза работников правоохранительных органов, капитан в отставке. Именно этот профсоюз принимал активное участие в организации двух громких выступлений милиционеров в республике.
Данные акции протеста дагестанских силовиков, направленные против коррупции и произвола со стороны руководства МВД республики, пока не имеют аналогов в остальной России.
Впервые имя Магомеда Шамилова прозвучало на весь Дагестан в начале 2007 года. Тогда, 15 февраля в месте расположения 2-го полка Патрульно-постовой службы УВД Махачкалы вспыхнул настоящий бунт. Личный состав полка практически в полном составе отказался в этот день выходить на службу и, выстроившись на плацу, потребовал встречи с руководством МВД РД. В противном случае, взбунтовавшиеся милиционеры, чью сторону в конфликте занял и зам.командира полка подполковник Абдурашид Бибулатов, грозились двинуться на центральную площадь и устроить митинг прямо у правительственных зданий.
Кстати, подобная форма протеста людей в погонах заставляет провести аналогии с царским флотом. Более ста лет назад среди русских моряков была распространена такая традиция: недовольная команда выстраивалась на шканцах во фронт и не расходилась до тех пор, пока командир не соглашался выслушать её претензию.
Претензия махачкалинских сотрудников ППС заключалось в следующем: выплатить, наконец, деньги за сверхурочные переработки, обеспечить нуждающихся жильём либо достаточными подъёмными для съёма жилья и прекратить практику поборов и вымогательства денег у подчинённых «за место».
«Неправильная кадровая политика у нас в Дагестане. Каждая должность продается, каждое звание продается, постоянно личный состав находится на усиленном варианте [несения службы], переработка часов. Если по трудовому законодательству предусмотрена 40-часовая рабочая неделя, а наши сотрудники 100-120 часов работают в неделю. Из-за этих нагрузок сотрудники доведены до предела. Некоторые не выдерживают, самоубийством оканчивают…», — говорил тогда в интервью журналисту Радио «Свобода» Арслану Саидову взбунтовавшийся подполковник Бибулатов, на тот момент активист шамиловского профсоюза.
Он же тогда пошёл на беспрецедентный для современного правоохранителя шаг — пригласил в расположение полка журналистов. Перед их теле- и фотокамерами милиционеры развернули свои плакаты с требованием отставки руководства МВД Дагестана. Прибывшие на встречу с ППСниками заместители министра Гамад Магомедов и Магомед Исмаилов обнаружили себя в окружении корреспондентов. В результате между сопровождением высоких руководителей и сотрудниками 2-го полка произошла драка — милицейское начальство потребовало убрать плакаты и выпроводить из расположения полка представителей СМИ.
Тогда очередными обещаниями удовлетворить требования митингующих и встречей министра МВД РД генерал-лейтенанта Адильгерея Магомедтагирова с профсоюзными активистами конфликт в рядах дагестанской милиции удалось на некоторое время притушить. Вскоре против профсоюзных деятелей, равно как и против вышедших на плац сотрудников 2-го полка ППС Махачкалы развернулись вполне предсказуемые репрессии: запугивания, увольнения, угрозы возбудить уголовное дело и т.д.
Однако брожение в рядах дагестанской милиции продолжалось. Следующий публичный выплеск недовольства произошёл через год — 23 марта 2008 года. Тогда на центральную площадь вместе с Шамиловым и Бибулатовым вышли сотрудники отдельного батальона ГИБДД.
На сей раз суть претензии милиционеров носили, скорее, «коммерческий» подтекст: милицейское начальство решило ликвидировать несколько постов ГИБДД на Федеральной автодороге «Кавказ», а служивших на них сотрудников перевести в Махачкалу. Разумеется, сбор дани с автомобилистов в городе — это далеко не тот «клондайк», доступ к которому имеют ГИБДДшники, обслуживающие федеральную трассу.
Впрочем, сами митингующие на площади милиционеры утверждают, что первоначально ни о каком переводе в город речи не шло — руководство республиканского МВД собиралось просто уволить 75 сотрудников батальона. А вариант с переводом возник тогда, когда в конфликт вмешался милицейский профсоюз.
Накануне выступления он обратился к общественности республики с воззванием:
«Уважаемые дагестанцы! Наша республика пронизана коррупцией, об этом говорят руководители самого высокого уровня, это чувствует народ и каждый честный дагестанец.
И в органах внутренних дел республики тоже не всё в порядке: права и интересы работников милиции сплошь и рядом нарушаются, причём их нарушают наши не родные начальники и недобросовестные милицейские чиновники…
Уважаемый милиционер! Защищай свои права и законные интересы, гарантированные Конституцией РФ и Федеральным законом «О милиции».
Помни: защищая себя, ты защищаешь и других! Поступком прояви своё мужество»! («Дагестанцы», №4 (70), март
Вот как в интервью корреспонденту «Южного репортёра» Инге Пелиховой (№12 от 13.04.2008 г., «МЕНТальный бунт») разъясняет ситуацию с митингом батальона ГИБДД глава профсоюза Магомед Шамилов:
«Мы требуем, чтобы в соответствии с Трудовым кодексом сокращение штата проводилось с участием профсоюза, Если бы профсоюз там был, то не было бы таких диких несправедливостей. Сократили тех, кто имеет лучшие показатели. А на постах остались сотрудники, которые не умеют даже протокол составить…. Таким образом с людей хотели выжать деньги. И они заплатили — по две тысячи долларов… Под угрозой аттестации (пройдёшь — останешься работать на трассе, нет — пойдёшь в город) многие заплатили. Аттестация была проведена «заочно» — все 24 пункта, которые надо было соблюдать, нарушили».
Продажа рабочих мест в дагестанской милиции за деньги — распространённая практика. В частности, в статье, носящей редакционное название «Почему Коран победил Конституцию» я даже со ссылкой на газету «Черновик» — один из главных рупоров дагестанской оппозиции — приводил «прейскурант» цен при трудоустройстве. Самым «дешёвым» подразделением является ППС. Согласно информации «Черновика», чтобы гарантированно устроиться туда, надо отстегнуть на лапу начальству «всего» 500 — 1000 долларов. «Бесплатными» же в республике являются только «подразделения смертников» — местный СОБР и ОМОН, несущие наибольшие потери в боях с бандподпольем.
Подобная «кадровая политика» изначально закладывает в структуру МВД механизм повальной коррупции.
Представьте себе психологию человека, который «отстегнул» за рабочее место несколько тысяч долларов. Начинающий правоохранитель уже при устройстве в правоохранительные органы совершил преступление — дал взятку должностному лицу. Должностное лицо эту взятку с радостью приняло. Его работа по охране закона начинается с грубого попрания основ любых законов. И как человек, столкнувшийся с вымогательством взятки и давший взятку при первых же своих шагах по служебной лестнице республиканского МВД, сможет искренне стоять на страже Конституции и охранять законность?
При этом, новоиспечённый правоохранитель ещё и занимает определённое служебное положение (чем выше это положение — тем дороже «стоит»), которое он также может использовать в целях личной наживы. Сначала для того, чтобы компенсировать затраты при трудоустройстве. Затем — чтобы просто регулярно «зарабатывать» суммы, в разы превышающие официальную зарплату бюджетника.
«Сначала министр пошёл нам на встречу — создали комиссию с участием профсоюза, — продолжает свой рассказ Магомед Шамилов.- … В течение двух дней опросили 35 работников этого батальона ГИБДД. Выявились грубейшие факты взяточничества и крохоборства, клановости в ГИБДД… Министр МВД Магомедтагиров поменял всё руководство батальона ГИБДД. Вся эта коррупция всплыла благодаря нам. Следующим шагом министра МВД должно было стать восстановление справедливости. Аттестацию нужно было провести заново. Но этого сделать не могли — деньги-то уже уплачены за посты».(№12 от 13.04.2008 г., «МЕНТальный бунт»).
На вопрос корреспондента о количестве сотрудников батальона, «купивших» посты, Шамилов отвечает с прямотою римлянина:
«Точно не знаю — за такую информацию в Дагестане убивают. Говорят, по две тысячи долларов заплатил каждый. Один «отстегнул», другой нет — так же не бывает. По крайней мере, в Дагестане так не принято». (там же).
Это точно, сейчас в рядах местных правоохранителей принято именно так. Интересно, после этого у кого-то ещё появляются вопросы относительно того, куда же смотрит милиция, когда ваххабиты планируют и осуществляют очередную диверсию или теракт? Всё правильно, подобного рода «правоохранители» смотрят по большей части в карманы — друг к другу.
Продажный, поражённый коррупцией государственный механизм априори неэффективен. В силу того, что работающие в нём люди повязаны денежно-криминальными обязательствами не только друг с другом, но и с «заинтересованными силами» со стороны. Дающие и вымогающие взятки люди, работающие что в милиции, что в правительстве, защищают там не государственный интерес. Они, в первую очередь, защищают свой личный коммерческий интерес. А уже сквозь его призму — по возможности и всё остальное. Но первичен именно личный коммерческий интерес. Такое понятие, как служение Отечеству и интересы государства вызывают у людей, отравленных ядом коррупции, лишь саркастические усмешки.
Места в органах (причём, не только правоохранительных, но, зачастую, и в государственных) и должности продаются или достаются тем, кто имеет сеть развитых родственных связей («спину» — как выражаются дагестанцы). По словам главы независимого профсоюза под увольнение подводятся практически все честные сотрудники, которые поддерживают профсоюзное движение или просто имеют быть основания заподозренными в «нелояльности» к руководству. Особенно любит руководство МВД злоупотреблять положением об отправке на заслуженный отдых всех, кто достиг 45-летнего возраста. Часто, этот пункт становится одной из главных юридических зацепок, чтобы избавиться от неугодного.
В личном разговоре со мной Магомед Шамилов полностью поддерживает тезис о высоком уровне некомпетентности современных дагестанских милиционеров.
«Оперативная работа не ведётся практически совершенно», — возмущается он.
Это же подтвердил мне и один работник Унцукульской районной прокуратуры, находящийся ныне под следствием:
«У нас в Дагестане вопиющая неэффективность правоохранительных органов именно из-за массового набора неквалифицированных кадров, начиная с самого низа. В прокуратуре работает полно людей, которые не понимают разницы между УК и УПК! Коррупция проела всё. На местные кадры надежды нет. Для того, чтобы объективно расследовать преступления, необходимо присылать профессионалов из России».
В июле 2008 года руководитель Следственного комитета при Прокуратуре РФ Александр Бастрыкин публично охарактеризовал эффективность дагестанских правоохранительных органов как чрезвычайно низкую. И пообещал, что многим её работникам по осени, после комплексной проверки, придётся подыскивать себе новые рабочие места. Это заявление было встречено оппозиционной дагестанской общественностью с большим энтузиазмом. У неё забрезжил луч надежды на объективное расследование деятельности многих местных силовиков, к которым накопилось немало вопросов. Только вот пока никакой проверки не последовало. Все чины по-прежнему на своих местах.
«Ну как это, интересно, силовики «вдруг» узнают, что в такой-то городской квартире уже месяц как живут вооружённые ваххабиты? И сразу начинается штурм, спецоперация! А где интересно был участковый? Ведь это его работа — знать и незамедлительно сообщать обо всех подозрительных личностях, поселившихся в его районе»,- вторит работнику Унцукульской прокуратуры Шамилов.
Природа этих спецопераций с привлечением значительных сил ОМОНа, СОБРа и спецназа с бронетехникой заставляет серьёзно задуматься. Ведь задача правоохранителей заключается не в том, чтобы уничтожить преступников. Задача их заключается в том, чтобы задержать их и передать в руки следствия. Но как раз дагестанские спецоперации в подавляющем своём большинстве дают именно трупы. Почему силовики, вместо того, чтобы расстреливать из гранатомётов и башенных орудий танков квартиры с засевшими в них боевиками, не пытаются арестовать их поодиночке, в городе, неожиданно? Ведь боевики же не сидят месяцами в квартирах безвылазно. Неужели нельзя установить за подозреваемыми наружное наблюдение? Зачем всякий раз устраивать мини-войну в центре города?
Основная версия избрания силовиками «боевого» варианта ликвидации членов бандподполья, разумеется, коммерческая. За каждый час участия в такой спецоперации все её участники, от рядового омоновца до генерала, получают «боевые». Им так выгоднее, если хотите. С поправкой, правда, на то, что выгоднее, разумеется высоким чинам. До рядовых участников боевых действий «боевые» если и доходят, то с громадным опозданием.
Возможно, в действиях силовиков присутствует и другой мотив — мотив мести «лесным» за своих погибших товарищей. За годы необъявленной войны в Дагестане погибла уже не одна сотня работников милиции. И у них у всех остались родственники, друзья, сослуживцы, ненавидящие боевиков и желающие свести с ними счёты.
Однако помимо этого фактора, по всей видимости, действует и другой: стремление нанести «удар на опережение» — первыми ликвидировать тех, кто регулярно покушается ни их жизни.
В конце концов, мы прекрасно знаем, что приговоры дагестанских судов нередко оказываются весьма гуманными по отношению к лицам, причастным к террору. Так, например, один из главных идеологов дагестанского ваххабизма и «освободительного похода» из Чечни в Дагестан летом 99-го, несколько лет скрывавшийся в Турции Адалло Алиев, получил 8 (!) лет условно. В данный момент он находится на свободе. А Ханали Умаханов, который, как было установлено следствием, изготовил и передал непосредственному исполнителю взрывное устройство, сработавшее 9 мая 2002 года в Каспийске и унёсшее жизни около шестидесяти человек, и вовсе был оправдан. Да потом ещё, по сообщениям дагестанских газет, и отсудил у государства немалые деньги за время, проведённое в следственном изоляторе.
Это же подтверждает и Шамилов: «У этих ваххабитов и деньги, и связи. И в судах они откупаются. А погибают простые ребята из ОМОНа».
Эхом выступления сотрудников ГИБДД стал митинг на базе дагестанского ОМОНа в Махачкале, состоявшийся, по словам Шамилова, 25 марта 2008 года. Возможно, пример, ГИБДДшников показался омоновцам заразительным. Они охраняли митинг своих коллег на площади. И мрачно шутили, что, мол, митинговать-то нужно как раз им — тем, кто регулярно рискует жизнью, получая увечья и ранения и не видя при этом «боевых» месяцами. Собравшиеся через день на свой митинг омоновцы потребовали от руководства МВД как раз выплаты «боевых», в первую очередь.
По словам Шамилова, ряды дагестанского ОМОНа редеют не только из-за регулярных стычек с боевиками. Вследствие ненормированного рабочего дня, непредоставления отпусков, хронического переутомления, плохого лечения после ранений и т.д. среди омоновцев нарастают и небоевые потери. Так, у одного из омоновцев, замученного бесконечными спецоперациями, начала сохнуть рука. Но, что самое удивительное, тот, по словам моего собеседника, до сих пор на службе.
При всей коррумпированности и высоких доходах высших чинов жизнь рядового дагестанского милиционера, в общем-то, незавидна. ППСник и омоновец, уже не первый год как превратившийся в живую мишень, почти ежедневно рискует жизнью, получая при этом более чем скромную зарплату и лишь с боем выбивая «боевые». Он хронически перерабатывает при очередном «усилении», по многу часов проводя на холоде, дожде и морозе, или неделями замерзая в горах под Гимрами. Ему почти не оплачивается дорогостоящее в случае ранений лечение. Зачастую он даже не имеет средств, чтобы снять себе в Махачкале нормальное жильё (лично знаю одного сержанта, который живёт на заброшенном каспийском зверохозяйстве, а по ночам «грачует», то есть подрабатывает таксистом).
Поэтому неудивительно, что желающих идти служить в эти «непристижные» подразделения становится всё меньше и меньше. То ли дело прокуратура, УБОП или ФСБ. В 2005 году, когда необъявленная война разгорелась с особенной силой, несколько сот милиционеров подали рапорты на увольнения. Начальство пыталось «решить кадровый вопрос» следующим образом: не выдавало увольняющимся на руки трудовую книжку, в результате чего терялся весь накопленный годами стаж. «Оригинальный» способ удержания сотрудников, ничего не скажешь!
При написании этого материала меня не покидала одна мысль: а где же независимое профсоюзное движение правоохранителей в русских регионах? Они что, всем довольны? Или не их предавали и не предают в Чечне? Не их обманывают с «боевыми»? Не их товарищей бросают за решётку ради удовлетворения всё растущих этно-политических аппетитов кадыровцев? Почему питерский ОМОН, чьего сотрудника Сергея Бабина национал-большевики когда-то защищали, в последствии с видимым удовольствием молотил их дубинками?
Современная российская правоохранительная система — это огромный и заскорузлый механизм, заражённый многими социальными пороками, жестокий и бессердечный даже к своим. К тем, кто находится на самом низу иерархической лестницы этой бездушной машины. Если рядовой милиционер на улице кажется, иной раз, неуязвимым беспредельщиком (может унизить, ограбить, избить, подбросить наркотики), то по отношению к начальству он сам бесправен почти так же, как рядовой обыватель де-факто бесправен на улице перед ним самим. Стелящийся перед вышестоящими и боящийся потерять место, такой «защитник правопорядка», совершая преступления в отношении остальных граждан, ещё, видимо, и реализует собственный комплекс униженности, отыгрываясь на тех, кто ему ответить не может.
Насколько мне известно, в остальных регионах России ничего похожего, скажем, на события 15 февраля
Может, долг по защите закона для них превыше всего? Даже превыше собственного достатка, здоровья и жизни? Как бы не так….
Боюсь, что прапорщик питерского ОМОНа Бойко, усердно разгонявший 2 февраля
— Да нас и так уже опустили ниже плинтуса! Сейчас вся страна — проститутки. И я — проститутка!
Что ж, рождённый ползать — летать не сможет.
