(По материалам Круглого стола ИНС «Россия после признания: конец эпохи Ельцина-Путина», 18.09.2008)
Характер и масштаб изменений, происходящих в современной России и даже сама их возможность станут понятны только спустя некоторое время.
Здесь действует такое правило — чтобы понять происходящее, нужно смотреть на событие с некоторого горизонта, а не находясь внутри этого события.
Но, тем не менее, одно можно с уверенностью сказать — российское руководство совершило абсолютно неожиданный для запада шаг — такой реакции от России никто не ожидал. Я имею в виду ввод войск для защиты Южной Осетии и войну с Грузией.
Я могу утверждать с уверенностью, что произошедшее было для Запада подобно грому с ясного неба.
И, конечно, такой с нашей точки зрения естественный, а с точки зрения Запада неестественный поступок не может не повлечь изменений в отношении России с внешним миром и изменений внутри самой России.
В том, что касается отношений с внешним миром — скорее всего, или с высокой долей уверенности можно утверждать, что напряжение будет возрастать.
Оно может возрастать с разной интенсивностью на разных азимутах, то есть, отношения с Европой будут лучше, чем с США, но в целом напряженность будет возрастать на всех направлениях.
Упомянутое различие степени напряженности в международных отношениях России продиктовано фундаментальными факторами — экономической взаимозависимостью России и Европы и отсутствием подобной взаимозависимости в отношениях России и США.
Но уже сейчас в англо-саксонском мире, в Великобритании и США, по компетентным оценкам, исходящим с той стороны, русофобия носит беспрецедентный характер. Подобный вал антирусских настроений прежде был в сентябре 1978 года, когда советский самолет сбил южно-корейский «Боинг».
Тем не менее, я нисколько не верю в возможность возврата к холодной войне — для этого у России нет ресурсов, сопоставимых с ресурсами СССР. И ресурсов даже не столько материальных и военно-технических, сколько идеологических и морально-психологических, поскольку холодная война была в первую очередь идеологической, а сейчас у России нет идеологии, которую она могла бы вынести на «мировой рынок».
Что касается морально-психологического ресурса, то о нем и говорить нечего, потому что не стоит преувеличивать значимость патриотического подъема в России — он носит кратковременный ситуативный характер, и этот подъем не сопровождается неким мобилизационным порывом и жертвенностью.
То есть, образно говоря, русские — замечательные патриоты, пока патриотизм не наступает на их конкретные интересы, и они готовы быть патриотами, пока не надо ничем жертвовать, так что не надо переоценивать значение патриотического подъема в России.
Так мы уже перешли к внутренней политике — понятны некоторые направления: будем увеличивать финансирование армии, будут попытки уже с осени внедрить новую партийную идеологию, и эта идеология будет разворачиваться вокруг трех основных пунктов или линий.
Первая линия — «Россия — осажденная крепость», мы находимся в кольце врагов.
Вторая линия — патриотизм, это то, что должно нас всех сплотить и патриотизм предполагает отказ от буржуазных ценностей, будут проповедоваться самоотречение и аскетизм. Это второе направление будет особенно популярно ввиду сворачивания социальных программ, так как денег, видимо, не будет хватать.
И третья линия — реабилитация части «советского наследства», особенно в области экономики и управления, то есть, госконтроль над важнейшими стратегическими отраслями и планирование.
Это три направления идеологической кампании.
Я сомневаюсь в том, что эта компания окажется успешной, и даже уверен, что она будет неуспешной в долгосрочной перспективе по одной простой причине — чтобы сделать ее успешной, элита сама должна показать пример отказа от буржуазных ценностей и аскетизма, то есть, должна вернуть деньги в Россию и перестать демонстрировать свой вызывающий образ жизни, в общем, быть такой, какой она хочет видеть свой народ или уж хоть чуть-чуть походить на свой идеал.
И, наконец, еще одно важное обстоятельство, характеризующее дрейф в сторону авторитаризма.
В ближайшее время мы можем ожидать инициированный из Кремля дискурс о плодотворной модернизации, о том, что у России нет другого пути, кроме порядка и дисциплины в общественной жизни, подъема индустриального производства. И это, в общем, теоретически совершенно верно, и я готов с этим согласиться, но, для того чтобы установить в России эффективный авторитарный режим, надо иметь эффективную и идеологически мотивированную элиту, а с этим у нас проблемы, я бы сказал дефицит элиты. Далее — надо иметь механизм для реализации этой модели, а нет такой политической машины и создать ее совсем не просто, так как партия «Единая Россия» никак не тянет на КПСС. Или, можно сказать, напоминает КПСС только в худших ее проявлениях.
Итог, видимо, следующий — мы действительно встали на новый путь, путь очень рискованный, ведущий в неизвестность, и путь, который, скорее всего, приведет нас к очень серьезному кризису.
Скорее всего, этот кризис и будет той точкой бифуркации, тем стратегическим выбором, на котором и решится судьба России.
