ДЫМ С ОГНЕМ
Фонды Политического архива Министерства иностранных дел Германии хранят интереснейшую информацию, переданную в мае-июне 1941 года из Москвы в Берлин через немецкий разведцентр в Праге «Информационс-штелле III», а также по другим каналам.
Согласно этой информации, в советском руководстве имели место быть серьезнейшие противоречия по «германскому вопросу».
И. В. Сталин и его ближайшее окружение выступали за то, чтобы избежать войны с Германией — пусть даже и ценой уступок. Напротив, армейское руководство (нарком обороны С. К. Тимошенко, его зам. С. М. Буденный и др.) отстаивали необходимость жесткого курса в отношении Германии.
Насколько достоверны эти донесения? И
сторики уверены, что имеют дело с некоей широкомасштабной дезинформацией советской разведки. Так, О. Г. Вишлов, подробно разобравший интересующие нас данные, пришел к выводу — Сталин хотел предостеречь Гитлера от агрессивных действий против СССР, убедив его в наличии двух партий — «войны» и «мира». Дескать, расчет бы на то, что немцы пойдут навстречу последней. («Накануне 22 июня 1941 года»)
Между тем, немецкое руководство должно было сделать из полученной информации следующий вывод — руководство СССР находится в состоянии раскола и серьезного кризиса, то есть налицо удобный момент для нападения и вовсе незачем ждать победы антигерманской партии. Весьма возможно, что именно такие соображения и утвердили немцев в решимости напасть на Россию.
Но самое главное — информация о расколе являлась дымом, который не может быть без огня.
Даже если немцам была вброшена дезинформация, то она должна была основываться на каких-то реальных фактах. Иначе немцы никогда бы не поверили в раскол, возникший вдруг и на пустом месте. Нет, между военным руководством и Сталиным действительно были противоречия, причем именно политические. Споры сугубо военные (типа — откуда ждать удара противника) — слишком мелко для конфликта. Это, скорее, нечто вроде дискуссии коллег.
Непременно возразят — но какая же могла быть оппозицию Сталину в 1941 году, после 1937-го, после всех репрессий?
Но в том-то и дело, что как раз после таких массовых репрессий и можно было позволить себя быть в оппозиции — причем с комфортом. Лимит на широкомасштабные репрессии был исчерпан, и Сталин просто технически не мог снова вырубать высшее военное руководство (да и вообще проводить массовые зачистки). Новый кадровый хаос накануне предполагаемой войны ему был совсем не нужен.
Собственно говоря, внутриполитическая борьба в ССС не утихала никогда — ни в период репрессий, ни в преддверии гитлеровской агрессии, ни даже в первые дни войны (о чем ниже).
НЕПРОСТОЙ РУБАКА
Теперь нужно пройтись по персоналиям.
В числе лидеров военной оппозиции был назван Буденный.
На первый взгляд это выглядит даже как-то нелепо. Мы привыкли представлять его этаким простачком, лихим рубакой, который страдал «синдромом гражданской».
Но это штамп, как раз и рассчитанный на простачков.
Выжить и занимать важный пост (замнаркома обороны) в условиях внутрипартийной борьбы и разного рода чисток мог только весьма неглупый и политически талантливый человек. Буденного, кстати, неоднократно пытались свалить — «органы» постоянно предоставляли на него компрометирующую информацию. И каждый раз беда обходила Семена Михайловича стороной — как будто бы за ним стояла некая внушительная сила.
Довольно-таки странно для простачка, не правда ли? Может быть, это Сталин так ему доверял, что игнорировал все сообщения спецслужб?
Сомнительно. Тем более, что в 22 января 1938 году, на совещании высших командиров РККА, Сталин обрушился на него с политическими обвинениями: «Тут многие товарищи говорили уже о недовольстве Дыбенко, Егорова и Буденного… Это не группировка друзей, а группировка политических единомышленников, недовольных существующим положением в армии, может быть, и политикой партии».
Дыбенко и Егоров после этих обвинений были, в конечном итоге, репрессированы, а Буденный нет. Вот вам и простачок.
Здесь обязательно нужно упомянуть и такой эпизод. После смерти Сталина дочь Буденного спросила его с испугом — что же теперь будет. На что Семен Михайлович хладнокровно ответил: «Думаю, хорошо будет».
Но какие были у Буденного основания находиться в оппозиции к Сталину?
Да самые разные. Не последнюю роль здесь играла и личная обида. Сталин поставил во главе всей РККА К. Е. Ворошилова, что не могло понравиться Буденному, несомненно считавшему себя гораздо более ярким и заслуженным деятелем гражданской войны. Семен Михайлович хотел сам быть во главе вооруженных сил (или хотя бы иметь наркомом НКО своего человека), а для этого нужно было свалить Сталина и Ворошилова (а до этого — Тухачевского и Блюхера).
Вот почему он постоянно занимался политическими играми. Понятна и его оппозиция внешней политике Сталина — вождь СССР стремился к сближению с Германией, значит, Буденный был против этого сближения.
ВОЕННАЯ ПАРТИЯ НА ПОДЪЕМЕ
По сути, Буденный создал (без шума и пыли) мощнейший военно-политический клан, у которого были свои, весьма серьезные амбиции.
И одной из важнейших фигур этого клана являлся нарком обороны Тимошенко, связанный с Буденным еще со времен гражданской войны (Конная армия).
Это тоже очень непростой деятель, практически никак не исследованный нашими историками (которые клюют на фигуры «яркие» и «громкие» — типа Берии). Как политика его никто и не рассматривает, а зря. Уже сама должность наркома обязывала Сергея Константиновича заниматься политическими интригами.
А политическое часто переплетается с личным. Сын Сталина — Василий — был замужем за дочерью Тимошенко — Екатериной. Причем, сам вождь относился к этому союзу весьма холодно. Что ж, к сталинским детям, если так можно выразиться, постоянно «подбивали клинья».
Даже и после войны Тимошенко, судя по всему, имел солидный политический вес. И в этом плане крайне любопытны события на пленуме ВКП (б), который состоялся после XIX съезда (1952 год).
Тогда Сталин захотел уйти с поста секретаря ЦК — с тем, что сосредоточиться на руководстве правительством. Участники Пленума выступили против, ибо очень не хотели укрепления государства — в противовес партии.
Утверждают, что с предложением остаться выступил маршал Тимошенко, если так оно и было, то это явно указывает на его высокий статус в неявной политической иерархии СССР.
Показательно, что Тимошенко встал во главе РККА в 1940 году, после ее провала в советско-финской войне.
Тогда положение Сталина существенно пошатнулось — вместе с его давним фаворитом Ворошиловым. Дело дошло до того, что на пленуме ЦК Ворошилов был подвергнут жесточайшей критике со стороны вроде бы лояльного Л. М. Мехлиса. Климент Ефремович был устранен с должности наркома обороны — причем Сталин был от этого не в восторге и пытался усилить позиции «своего маршала» в Комитете обороны при Совнаркоме.
После того, как НКО оказался в руках у Тимошенко, армейская верхушка начинает резко усиливать свои позиции. С поста начальника Генштаба был смещен верный Сталину Б. М. Шапошников. Его заменил К. А. Мерецков, а потом — Г. К. Жуков, который, в дальнейшем, часто вступал в конфронтацию со Сталиным.
В августе 1940 года был отменен институт политкомиссаров. А 3 февраля произошло неслыханное. Особые отделы госбезопасности в армии оказались ликвидированы. Теперь их функции перешли к Третьему управлению НКО. Армия, по сути дела, выводила себя из-под партийного и государственного контроля.
Более того, военная партия провоцировала резкий крен в сторону милитаризма.
Конечно, все советские лидеры выступали за ускоренную подготовку к войне, но руководство армии зашло слишком далеко, встав на скользкую дорожку военного авантюризма.
Так, Тимошенко и Жуков задумали неоправданно резко усилить танковую мощь СССР.
Шапошников выдвигал разумное предложение ограничиться созданием 9 механизированных корпусов, но эти два деятели протащили план создания еще 21 корпуса. «А затем, — пишет А. Б. Мартиросян, — задним числом поставили Сталина перед фактом наиострейшего дефицита техники уже для 30 мехкорпусов… Выход из этого острейшего дефицита был найден, как всегда неадекватный… у стрелковых дивизий отобрали танковые батальоны… и они остались с винтовками против гитлеровских танков». («22 июня. Правда Генералиссимуса».) (К слову, в данном плане Тимошенко и Жуков явно пошли по стопам виднейшего красного милитариста М. Н. Тухачевского, который в 1927 году предлагал наклепать аж 50-100 тысяч танков.)
Что ж, первые дни сражений показали, что обилие танков никакой пользы РККА не принесли. Немцы уничтожали их в огромном количестве. Брать нужно было качеством, разумной организацией, но вот этого от армейской верхушки страна и не дождалась.
* * *
«Военная партия», как следует из донесений немецкой разведки, была не против вступить в конфронтацию с Германией.
Собственно, антигерманские настроения всегда были очень сильны в армейской верхушке. Тут можно вспомнить еще М. Д. Скобелева, страстно желавшего повоевать с германством за славянство. При этом прославленный генерал был в оппозиции правящей династии.
И во время первой мировой армейские вожди М. В. Алексеев, Н. В. Рузкой и др. выступали против «прогерманской» линии, связывая ее, главным образом, с царицей Александрой Федоровной, подозреваемой в шпионаже на немцев. Нельзя пройти и мимо фигуры М. Н. Тухачевского, выступавшего за революционную войну против «германского фашизма». Все это, так или иначе, но толкало излишне ретивых армейцев в объятия западных демократий (в первую очередь — Англии), которые всегда хотели стравить и ослабить две великие континентальные империи, испытывавшие наибольшую тягу к национальному консерватизму.
Безусловно, наличие такой вот «партии» давало лишние козыри проанглийским и антирусским силам в самой Германии.
«НОМЕР ДВА» ПРОТИВ «НОМЕРА ОДИН»
Очевидно, что военная партия никогда не достигла бы таких успехов, если бы у нее не было влиятельных союзников в политическом руководстве.
И, как представляется, таким союзником выступал В. М. Молотов, бывший в 30-х годах «коммунистом номер два» и несомненным преемником Сталина.
Принято считать, что Молотов во всем послушно следовал за Сталиным, но это опять-таки штамп. У Вячеслава Михайловича были основания для недовольства «обожаемым» вождем.
Дело в том, что в мае 1939 года Сталин назначил его наркомом иностранных дел вместо М. М. Литвинова. Последний ориентировался на страны западной демократии (Англию, Францию, США), в то время как вождю СССР позарез нужно было сближение с Германией. При этом за Молотовым сохранили важнейший пост — председателя Совета народных комиссаров.
Казалось бы, его позиции только укрепились. На самом же деле Молотову было очень трудно сохранять контроль над обеими ключевыми госструктурами. Слишком уж много времени отнимала работа в НКИД. В результате, Молотов частично потерял свое влияние в Совнаркоме, где на первые роли выдвинулись А. И. Микоян (по линии Экономического совета СНК) и Н. А. Вознесенский (по линии Комитета обороны СНК). Последний пользовался всяческим расположением Сталина, активно продвигавшего на верх молодые и перспективные кадры, не связанные даже и с наследием 20-х — не говоря уж о временах троцкизма-ленинизма.
Судя по всему, Вознесенский был сторонником широкомасштабной экономической реформы, подразумевающей ослабление административных рычагов и переход на хозрасчет.
Такое положение дел не могло устраивать Молотова, которому вовсе не светило завершить свою карьеру наркомом. Начиная с 1940 года, и вплоть до августа 1941 года он пытается восстановить свои позиции.
Отчасти это ему удалось в марте 1940 года — как раз тогда, когда ослабли позиции Сталина, потерпевшего неудачу в «зимней войне» с Финляндией. Усиление клана Тимошенко-Буденного создало очень выгодные условия для молотовского реванша.
Вот почему в марте происходит серьезная реорганизация правительства, в ходе которой Молотов восстанавливает свой контроль над специализированными структурами в СНК.
Далее следует череда аппаратных маневров, так или иначе менявших расстановку сил в руководстве. (Они весьма подробно описаны и проанализированы в книге Ю. Н. Жукова «Сталин: тайны власти».)
И, наконец, 4 мая 1941 года Сталин наносит мощнейший удар по своему старому соратнику. Он сам становится председателем Совнаркома СССР.
При этом вторым секретарем ЦК ВКП (б) вождь делает А. А. Жданова — русофила, также бывшего сторонником решительных преобразований. Таким образом, в СССР утверждается нечто вроде триумвирата «Сталин-Жданов-Вознесенский», который возвышался над старой сталинской гвардией.
Не обошлось здесь и без «германского вопроса». Немецкий посол в СССР В. Шуленбург сообщал (трижды за месяц май) в министерство иностранных дел Германии — Сталин возглавил правительства для того, чтобы преодолеть ошибочный курс Молотова в отношении Германии.
По мнению Шуленбурга, который выступал за сближение с Россией, Сталин будет придерживаться совершенно иного, дружественного курса. И перед Рейхом встает выбор — либо пойти навстречу Сталину, либо вступить в конфронтацию с СССР, которая закончится мобилизацией всех советских сил вокруг авторитетнейшей фигуры вождя Союза [1].
Надо думать, что под «ошибочным курсом» Шуленбург имел в виду позицию СССР, изложенную Молотовым во время его ноябрьского (1940 года) визита в Германию.
Тогда им были изложены претензии на то, чтобы контролировать Болгарию. Это явно выходило за рамки советско-немецких отношений 1939 года и взбесило Гитлера, еще недавно настроенного весьма благодушно в отношении Советов: «Россия после окончательной победы Сталина, без сомнения, переживает отход от большевистских принципов в сторону русских национальных форм существования» (письмо Муссолини от 8 марта 1940 года). Требования СССР, от которых вполне можно было бы и воздержаться, довольствуясь достигнутым в 1939 году, только подтолкнули немецкого фюрера к войне — на радость западным демократиям[2].
Можно предположить, что чрезмерные требования, выдвинутые Молотовым от имени СССР, были приняты вопреки позиции Сталина. Молотов действовал в союзе с военной партией, надеясь, что она поможет ему вернуть власть. И не исключено, что он использовал каналы своего наркомата для того, чтобы войти во взаимодействие с Англией и США.
Любопытно, что уже после победы Молотов, в интервью американскому журналисту, обещал снять ограничения на цензуру для иностранной печати. Это вызвало сильный гнев Сталина. И на XIX съезде Сталин: «Факт, что Молотов и Микоян за спиной Политбюро послали директиву нашему послу в Вашингтоне с серьезными уступками американцам в предстоящих переговорах».
Не случайно в 1940 году наметилось некоторое сближение с Англией, а в феврале 1941 года министр иностранных дел А. Иден даже захотел посетить СССР и встретиться со Сталиным. Заместитель Молотова А. Я. Вышинский ответил, что для таких визитов еще не пришло время. Очень скоро такое время настанет.
ТИХИЙ ПУТЧ
Неудачи первых дней войны серьезно понизили «акции» Сталина, как вождя.
На первые роли выдвигается Молотов, которому и было поручено обратиться к народу СССР. Хотя было бы логичнее, если бы данное обращение сделал Сталин. Историки давно уже подобрали такое «объяснение» — Иосиф Виссарионович растерялся, поэтому вместо него выступил «нерастерявшийся» Молотов.
Между тем, в распоряжении исторической науки находятся данные т. н. «тетрадей» технических секретарей, фиксирующих все визиты к вождю.
Из них следует, что вождь ни в какой прострации не пребывал, а принимал самых разных деятелей — на протяжении и 22-го, и 23 июня (в первый день войны, с 5.45 до 16.45, его посетили 29 человек). И уж наверняка ему было, что сказать стране.
Более того, он обязательно бы выступил перед народом, отлично понимая какие опасные кривотолки может вызвать его молчание.
Однако же, ему этого сделать попросту не дали.
Прямого запрета, скорее всего, не было, но могло быть очень жесткое и умелое аппаратное давление.
Дальше — интереснее.
Данные журналов посещения свидетельствуют о том, что 29 и 30 июня Сталин никого не принимал. Это, несомненно, было связано со взятием Минска (28 июня), которое еще больше понизило авторитет вождя.
Здесь можно, конечно, завести прежнюю шарманку про некую прострацию, но как-то уже неубедительно это будет звучать. Не тот был человек Сталин чтобы впадать в прострации и прочие обмороки. Иначе его съели бы — причем давно. Нет, скорее всего, 29 июня Сталин попал в жесткую аппаратную изоляцию.
И вот 30 июня Молотов пригласил в свой кремлевский кабинет Л. П. Берия и Г. М. Маленкова. (Последний, к слову сказать, также входил в число «обиженных». До мая 1941 года он был на равных со Ждановых. Первый возглавлял Управление пропаганды и агитации ЦК, а Маленков — Управление кадров. Но после назначения Жданова вторым секретарем, Маленков стал его подчиненным.
Зато в первые дни войны Жданова оттерли в Ленинград, в результате чего Георгий Максимилианович вернул свои утраченные позиции.) Вместе они создали новый орган власти — Государственный комитет обороны (ГКО).
По сути, речь шла о тихом государственном перевороте.
Не случайно же «тройка» постановила, что ГКО призван «сосредоточить всю полноту власти в государстве».
И вот каково было первое решение тройки — 1 июля ГКО принял постановление, которое существенно расширяло права наркоматов — в ущерб правительству в целом.
По сути, заговорщики выступили как лоббисты ведомств, желавшие добиться благосклонности аппаратчиков.
Триумвират был в полушаге от успеха, но его участникам не хватило решимости. Они побоялись полностью оттереть Сталина от власти. Это можно было сделать без громких объявлений, тихой сапой — но они побоялись. Им все-таки нужна была его энергия — ведь с Гитлером бороться было, мягко говоря, трудно.
Поэтому тройка все-таки предложила Сталину войти в ГКО, надеясь, что он будет находиться там в меньшинстве.
И вождь радостно принял это предложение. Уж он-то знал, как можно манипулировать своими противниками, обращая их преимущества в слабости.
К тому же ему позволили обратиться к стране, что он и сделал 3 июля — с огромным успехом.
Тем самым Сталин публично подтвердил свой статус вождя и стал в быстром темпе отвоевывать утраченные позиции.
10 июля он реорганизовал Ставку Главного Командования, введя туда верного ему Шапошникова.
Потом, 19 июля вождь сместил Тимошенко с поста наркома обороны, заняв этот пост самолично.
И, наконец, 29 июля с поста начальника Генштаба был смещен Жуков, которого заменили все тем же Шапошниковым [3].
Как и всегда, Сталин поступил неожиданно для своих врагов. От него ожидали, что он попытается использовать свое участие в ГКО, а он обрушился на военную партию, занятую сопротивлением Германии.
В результате «тройка» лишилась своего важнейшего союзника, а в руки Сталина перешел самый главный силовой ресурс — армия.
[1] Донесения Шуленбурга были положены под сукно статс-секретарем министерства иностранных дел Германии Э. фон Вайцзеккером, и так не попали на стол к высшим руководителям Рейха. Проанглийская партия, как огня опасавшаяся сближения двух «недемократических» государств, работала весьма эффективно.
[2] Это, конечно, никак не оправдывает Гитлера, совершившего в 1941 году нечто вроде национального самоубийства.
[3] Любопытно, что в июле на Буденного поступила новая порция компромата.
