Всегда — запомните, Уинстон, — всегда будет опьянение властью, и чем дальше, тем сильнее, тем острее. Всегда, каждый миг, будет пронзительная радость победы, наслаждение оттого, что наступил на беспомощного врага.
Вообразите сапог, топчущий лицо человека — вечно.
У нас всегда найдется еретик — и будет здесь кричать от боли, сломленный и жалкий, а в конце, спасшись от себя, раскаявшись до глубины души, сам прижмется к нашим ногам.
От победы к победе, за триумфом триумф и новый триумф: щекотать, щекотать, щекотать нерв власти.
Дж. Оруэлл, 1984
Сегодня я хочу поговорить о главном в Старом Порядке — о системе господства и подчинения.
Если эксплуатация и паразитизм правящего слоя обозначает то, что этот слой живет за счет народа и, при этом, не берет на себя никаких обязательств перед своим народом, то господство и подчинение означают систему статусных и силовых привилегий правящего слоя.
В большинстве обществ Старого Порядка почти не было юридически свободных людей, за вычетом самого правящего класса. Разумеется, это не означает того, что в обществах Старого Порядка все люди, не принадлежащие правящему классу, были рабами. Однако почти у каждого простолюдина был свой господин, то есть человек, имевший право отдавать приказы, подлежащие беспрекословному исполнению.
И в значительной части случаев эти приказы почти не регулировались ни правом, ни договорными отношениями.
Хорошей метафорой ситуации господства и подчинения в этом смысле является один древнекитайский роман, в котором помещик, выходя на двор, выбирает для немедленного сексуального использования первого попавшегося простолюдина, независимо от пола и возраста. Эта метафора хорошо иллюстрирует оккупационный характер власти при Старом Порядке.
Помимо собственного господина, все представители правящего класса выступают для простого народа в обществах Старого Порядка в роли господ. Разумеется, они не обладают над каждым простолюдином такой же полнотой власти, какой обладает господин над собственными подданными, однако, любой господин может отдавать любому простолюдину приказы, хотя и в более узком диапазоне, чем его собственный господин. Как минимум: «Эй, ты, поди сюда!».
В этом смысле, правящий класс в обществах Старого Порядка можно назвать, с полным основанием, господствующим классом или даже классом господ.
И даже в тех обществах Старого Порядка, в которых предыдущие две формы господства сведены к минимуму и существует правовое и договорное регулирование отношений властителей с подвластными, все равно существуют отношения господства и подчинения в своей ядерной форме — форме одностороннего хамства.
Представители господствующего класса обращаются к простолюдинам в хамской фамильярной форме, а те обязаны отвечать им вежливо и приниженно.
До сих пор не могу забыть прочитанные в юности рассказы Бунина о предреволюционной деревне, где четырнадцатилетний молокосос-барчук зовет пожилых крестьян на «ты», а те отвечают ему «по имени-отчеству».
Понятно, что все эти три формы господства основаны на насилии. Любая попытка простолюдина потребовать к себе вежливого обращения, а тем более, попытка с его стороны ответного хамства, любая попытка невыполнения приказа вышестоящего, а, тем более, приказа собственного господина, неизбежно влекут за собой применение санкций, начиная от мордобоя и заканчивая пытками и убийствами.
То есть то, что сегодня мы наблюдаем только в тоталитарных сектах, бандах, тюрьмах, концлагерях, изредка в армиях, тогда было распространено повсеместно.
Сверх того, тогдашние власти обожали заниматься безвкусным и мегаломанским самовосхвалением и требовали от подвластных поддакиваний и подмахиваний.
Любая попытка со стороны простого народа критиковать власти, а тем более, иронизировать над ними, причем, не только в публичных ситуациях, но и в частных разговорах, считалась государственным преступлением и каралась пытками и казнями.
Часто государственным преступлением той же тяжести считались и любые формы религиозного инакомыслия.
Наконец, будучи, по сути, оккупационными режимами, общества Старого Порядка являлись глубоко застойными и инерционными. Вертикальная мобильность в них, чаще всего, была почти нулевой.
Конечно, были исключения. В капетингско-каролингскую эпоху стать дворянином было, по выражению Льва Николаевича Гумилева «не сложнее, чем в наше время кандидатскую защитить». Но Западная Европа вообще является исключением.
Другим общеизвестным исключением был Китай, в котором в «наиболее социалистические» времена любой крестьянин мог стать чиновником или офицером по результатам сдачи экзаменов.
Но оба эти случая именно исключения. По сути, единственными механизмами вертикальной мобильности в обществах Старого Порядка были вступление в дружину, придворный фавор и успешные торговые махинации.
При этом, второй и третий пути были глубоко ненадежными. Первый путь был гораздо менее рискованным. Если человек был готов убивать своих, то карьера дружинника была ему обеспечена. В те патриархальные времена между эсесовцем и полицаем часто не было никакой статусной разницы.
Ну вот, пожалуй, все на сегодня. Я честно попытался нарисовать концентрированную картинку.
Надеюсь, что после этого описания системы власти, я, наконец, буду избавлен от разговоров о том, что «власть это продукт самоорганизации и саморегулирования общества», что она «от Бога», а вовсе не «шайка разбойников», что бороться с ней и требовать освобождения от нее могут только жиды и пидарасы.
Нет, я, разумеется, готов принимать критику о том, что я сильно сгустил краски. Но только тогда уж с примерами, пожалуйста.
При этом, любые контрпримеры могут только сузить мое обобщение по объему. Все равно ведь, все, что я описал, существовало на самом деле. Хотя, возможно, и в меньших масштабах, чем я сейчас думаю. И этот Корфаген может быть только разрушен.
И, пожалуй, даже не «орбитальными излучателями», о которых в трудную минуту мечтал Румата. А, скорее, «харрошенькой батареей», о которой мечтал герой Достоевского. А другой герой Достоевского сказал коротко и ясно: «Расстрелять!»
Да, наверное я, все-таки, плохой христианин.
Потому что мне все чаще вспоминается франкский конунг Хлодвиг. Который, как вы помните, услышав Евангельскую Весть, сказал: «Как жаль, что меня с моими добрыми франками не было возле Голгофы. Мы бы показали этим мерзким евреям и римлянам как распинать Праведника. Век бы помнили!»
