Гидра наша насущная

Я хочу начать с важной оговорки. В том, что президент Медведев хочет и берется решить в стране проблему коррупции — а заодно связанную с ней проблему реформирования судебной системы (точнее, создания, потому что сегодня ее просто не существует) — нет ничего плохого или смешного. То, что эта проблема грандиозна — и мало кому когда-либо ее удавалось решить — ничего не значит. Все всегда бывает впервые. Колумбу тоже говорили, что если бы плывя на запад можно было добраться в Индию — то это уже давно кто-нибудь сделал бы.

Неверно резонировать и заранее объявлять с усмешкой «все равно ничего не получится». Чтобы что-то получалось — всегда надо сначала попробовать, причем иногда в условиях, когда все вокруг считают задачу нерешаемой.

Пусть попробует.

Неверно, в конце концов, полному энтузиазма молодому математику, берущемуся решить теорему Ферма, резенерски напоминать на каждом шагу, что ее не смогли решить за прошедшие триста с лишним лет. Во-первых, потому, что если все будут исходить из заведомой не решаемости задачи — никто ее и не решит. А, во-вторых, потому, что он и сам об этом знает.

Так что если Медведев берется побороть эту гидру — это уже похвально. Может быть, первый официальный визит Медведева в Китай — это как раз для обогащения опыта борьбы с коррупцией: там с ней тоже давно борются…

Проблема несколько в ином.

Во-первых в том, что вообще с самой этой проблемой не все однозначно.

Во-вторых в том, что вообще не вполне понятно, что именно хочет сделать Медведев.

С одной стороны, все ясно. Проблема коррупции — одна из тех проблем, которые на самом деле выделяются обществом в разряд ведущих. Именно в отношении коррупции (как сказал, подводя итог своему правлению, Владимир Путин) не сделано практически ничего.

То есть, начиная с этой проблемы, Медведев действительно берется как бы за «доделку» того, что не удалось сделать предшественнику: то есть как бы подтверждает преемственность, причем в таком срезе, который формально не дает оснований говорить о противопоставлении двух президентов.

Причем, если он решает эту проблему, он как бы доказывает свое право на власть. В конце концов и Путин взялся решать проблему Чечни, когда распространенные предрассудки политического класса России в основном признавали ее нерешаемой. Если Медведев побеждает коррупцию — он как бы дорастает до статуса Путина, победившего Ичкерию.

В то же время он затверждает свой приоритет, свое «ноу-хау» в борьбе за улучшение российской жизни. И показывает народу как то, что его, как и путина, не пугают самые не решаемые проблемы страны, так и то, что он понимает и знает волнующие общество вопросы.

И вот тут возникает несколько нюансов.

Во-первых, хотя значимость коррупционной тематики формально признается всеми, на самом деле, судя по данным социологов, она вовсе не относится к числу наиболее болезненных для общества.

Так, например, по майскому опросу Левада-центра об основных претензиях граждан к правительству, вопрос коррумпированности оказывается значимым, но далеко не ведущим: на него указывает лишь 27 % опрошенных. То есть эта тема, по существу, волнует лишь четверть населения. В то же время, на первом месте среди претензий стоит неспособность справится с ростом цен и падением доходов населения — 57 %, на втором — отсутствие заботы о социальной защите населения — 37 %.

Среди того, на чем стоило бы сосредоточить власти свое внимание в первую очередь, эта проблема так же особо не выделяется. Здесь в первую очередь значатся:

Вот что бы Медведеву, для естественной и понятной политической самореализации не заняться системно одним из этих вопросов?

Пересмотром приватизации?

Возвращением к государственному регулированию экономики?

Организацией роста промышленного производства?

Социальной защитой населения?

Наконец — борьбой с инфляцией и ростом цен?

Правда, возможно, всем этим пообещал уже заняться Премьер-министр (который у нас Известно Кто), а Медведеву просто вопросов для решения не досталось?

Но если так, получается, что его как-то обделили, выделив самое не решаемое — или, во всяком случае — кажущееся не решаемым.

Правда, возможно — он сам взял участок потруднее. Но надо тогда добавить, что по данным уже провластного ВЦИОМа, коррупцию, взяточничество, воровство и бюрократизм угрозой для страны считает лишь 3 % населения. Тогда как на первом месте идет военная угроза со сторны США и НАТО, демографический кризис, бедность населения, слабая промышленность и т.д.

То есть получается, что президент берется за проблему, которая, в общем-то на слуху, вызов ей впечатление производит — но на самом деле для подавляющего большинства населения она особой значимостью не обладает. А значит — с точки зрения большинства населения для реального его повседневного самочувствия не слишком существенно.

Причина слабого интереса граждан этой теме двояка.

С одной стороны подавляющее большинство обычных людей в сфере, где действуют коррупционные отношения не находится, сколько-нибудь заметных взяток не дает (может быть — потому что не испытывает надобности в специфических услугах чиновников, да и денег нет) и не берет (может быть потому, что большинству населения давать их не за что). С другой стороны, в той ситуации, в которой этим людям приходится взятки чиновникам давать, они воспринимают это не как подать, а как единственную возможность от власти чего-либо путного добиться.

Тут тоже еще есть вопрос: что лучше, иметь дело с честным чиновником, который тебе наверняка откажет, или с взяточником, который что-то для тебя сделает?

И тут тоже имеется два неоднозначных момента. Один заключается в том, что в основном от взяток если и страдают напрямую, то не обычные граждане. Они, конечно, тоже страдают опосредовано, потому что все «откаты» данные в той или иной сфере в конечном счете покрываются из их средств за счет повышения цен на соответствующие товары и услуги — но и в росте цен не этот фактор оказывается ведущим в большинстве случаев. Но в первую то очередь от них если кто-либо и страдает, что бизнесмены того или иного уровня. А с точки зрения обычного человека, если один нехороший человек (чиновник) обирает другого нехорошего человека (бизнесмена), то это сугубо внутренние проблемы плохих людей. И еще неизвестно кто из них хуже.

Второй же неоднозначный момент состоит в том, что именно проблема системности коррупции позволяет говорить, что это, по сути, не коррупция — это, в терминах Кургиняна, «специфический способ социальной самоорганизации общества». Определенное устройство жизни. И уничтожить его — в известном смысле значит уничтожить жизнь.

В этом отношении известно, что если стоит задача разрушить некоторую, плохо или хорошо делающую некоторое дело организацию, лучший способ ее решить — это начать бороться с коррупцией.

Если в организацию, пронизанную коррупцией приходит кристально честный руководитель организация не откажется от коррупции: она либо встанет, застопорится, либо в своей коррупционной самоорганизации будет «огибать» честного руководителя. И если мы перед этим имеем систему, в которой известно, как она работает и понятно, как с ней обращаться, чтобы она была управляемой, то в описанном случае мы получим и неуправляемую организацию и неуправляемую коррпуцию.

Это, опять же вовсе не значит, что не надо с коррупцией бороться. Это означает лишь вопрос: а те, кто с ней хотят бороться — они это понимают? Если понимают, то ту тоже вопрос: они берутся за борьбу с коррупцией для того, чтобы ее победить или для того, чтобы некоторую худо бедно работающую машину застопорить и разрушить? Если последнее — то каковы собственно их подлинные, базовые цели?

И «борьба с коррупцией» — это просто некий лозунг момента, который должен оправдать и мотивировать борьбу с неким «другим»? Как, например, кампания по «критике с Конфуция» в свое время в Китае была для Мао формой и обоснованием разгрома активистов «культурной революции»?

Если же это не так, и те, кто берутся за борьбу с коррупцией, вовсе не это имеют ввиду и этого не понимают?

А тогда в голову приходят некие и иные сравнения.

Некогда, по историческим меркам не так давно, один только что занявший высший пост в стране руководитель, тоже в мае месяце, надеясь «явить народу великие дела» — тоже взялся за внешне чрезвычайно насущную проблему, тоже на деле больше волновавшую политических активистов, нежели сам народ: за борьбу с алкоголизмом. И последствия, как этой борьбы, так и других его «великих дел» хорошо известны.

Может быть, оно совсем не так, но уже одно сравнение — выглядит пугающе. Хорошо, когда новый руководитель открывает новые горизонты для общества. Хорошо, когда он что-то дает (Землю, Мир и т.д.).

Но когда он свою деятельность начинает с оглашения задач новой «великой борьбы» — это все же настораживает. В частности и потому, что «борьба с недостатками» — это нечто из серии «борьбы за чистоту» в ситуации, когда нужно просто подметать.

Так что, конечно, пусть у Медведева получится «Его Борьба».

Но может быть, было бы лучше заняться контролем за ценами, развитием промышленности, или иной полезной деятельностью?

А в Китае, который тоже борется с коррупцией, возможно, лучше привезти опыт рационального государственного регулирования экономики.