Смена верховной власти, и некоторая рутинизация имиджа Путина вследствие его «перехода» на руководящие должности в «Единой России» и будущем правительстве формально открывают определенные возможности для обретения реальной политической субъектности да и просто устойчивого политического имиджа Дмитрием Медведевым.
Велики ли они? Попробуем проанализировать стартовые позиции нового Президента России, не обременяя читателя тяжеловесными концептуальными построениями.
Что и говорить, положение Медведева как «пришедшего» президента существенно отличается от положения Путина в начале первого срока его президентства.
И дело здесь не только и не столько в сложности «двухполюсной» конструкции высшей государственной власти.
Если для Путина банкротство практики и идеологии Ельцина создавало достаточно широкое «окно возможностей», то у Медведева это «окно» оказывается явно зауженным в силу сохраняющегося политического авторитета Путина и его статуса «национального лидера».
Если у Путина, частично «подвинувшего» либералов ельцинско-гайдаровской «закваски» за счет активного призыва во власть «силовиков», существовал определенный кадровый резерв, то у Медведева он объективно отсутствует.
Консенсус двух основных групп элиты, несмотря на периодические «кризы» в двусторонних отношениях, объективно состоялся и худо-бедно поддерживает на плаву систему власти в России, получив свое идеологическое воплощение в виде идеологии «либерального патриотизма».
Если перед Путиным стояла задача консолидации правящей элиты в целях «политического выживания», то он ее объективно решил, тем самым лишив преемника потенциальных лавров «консолидатора».
Логика самовоспроизводства российского политического класса в условиях «вялотекущей стабильности» не требует и не допускает никаких «потрясений» (которые были у Путина в связи с вызовами Дагестана и Чечни), позволяющих новому лидеру утвердить себя, возвыситься над элитой и навязать ей новые правила политической игры.
Наконец, об идеологии.
Если у Путина, после идеологического банкротства ельцинизма, была возможность провести частичную смену идеологических ориентиров, то Медведеву внешне весьма сложно выйти за рамки заданной Путиным модели «идеологического консенсуса» («либерального консерватизма»). Оставаясь верным существующему «внутиэлитному согласию», он объективно не может задать новую идеологию стране — он может только подкорректировать старую, что лишает его многих возможностей.
Впрочем, у нового Президента ограниченными оказываются не только политические возможности, но и ресурсы для их реализации.
Так, на сегодня он фактически лишен собственного штаба, а также реального влияния на правительство и «Единую Россию», которые остаются под контролем Путина. Администрация Президента, безусловно, формально остается ключевым рычагом и ресурсом Медведева, но и над ней ему еще только предстоит установить полный эффективный контроль.
Наряду с этим, Медведев лишился целого ряда грамотных управленческих кадров — последние направились вслед за Путиным в правительство. Собственный кадровый резерв в лице высшего менеджмента «Газпрома» и других «союзных» корпораций выглядит пока не очень убедительно.
У Медведева неоднозначные отношения с региональными элитами — ему еще предстоит доказать последним свою эффективность в качестве арбитра и выразителя их интересов, в то время как скрытое лоббистское давление последних неизбежно будет нарастать.
Национальные проекты, которые Медведев курировал в качестве первого вице-премьера правительства (и которые не могли дать ожидаемый эффект — по крайней мере, в их современном виде), сегодня, после длительного периода активной политической рекламы, скорее лежат тяжелым бременем на его политической репутации.
Вместе с тем, показательно отказавшись от партбилета «Единой России», Медведев заявил претензии на определенную политическую самостоятельность, отстояв, по крайней мере, свое потенциальное намерение быть «надпартийным лидером» и сохранить известную «свободу маневра» в политике.
Какая тактика в подобной ситуации могла бы быть для Медведева максимально выгодной и успешной?
Так, в области внутренней политики активно апробируемая новым президентом политика «тысячи малых дел», внешне отвечающая нуждам общества, выглядит не слишком эффективной в силу отсутствия собственного штаба, идеологии и контроля за всемогущей бюрократией.
Во внешней политике предполагаемая тактика «смягчения в отношениях с Западом» (с целью успешного отстаивания интересов крупного российского экспортного бизнеса) в смягченном варианте малоэффективна с учетом существующих внешних вызовов, а в радикальном — неизбежно маргинализирует любого своего проводника. Особенно с учетом того, что после недавнего «проедания» геополитических ресурсов, остававшихся после распада СССР, возможности для маневра и зарабатывания «очков» на направлении СНГ весьма и весьма ограничены.
На взгляд автора, реальные политические шансы Медведева связаны с тем, чтобы начать разгребать «авгиевы конюшни» (социально-экономические, внешнеполитические, морально-идеологические) предшествующего периода, заявив свой собственный проект развития.
Для начала — создать интеллектуальный штаб из тех, чьи идеи и программы не были востребованы в период доминирования «Вашингтонского консенсуса», и дать их авторам шанс быть по крайней мере услышанными, что способно изменить настроения в интеллектуальной элите и у политически активной части российского общества.
Начать, наконец-то, реальный диалог с рассеянными сегментами гражданского общества, действуя через голову построенной по корпоративным законам бюрократической элиты.
Последнее, безусловно, проблемно, но до тех пор, пока российское общество фрагментировано и атомизировано, заражено идеологией деструктивного индивидуализма и выживания вне механизмов социальной солидарности — никакое подлинное и качественное развитие невозможно в принципе, а страна остается обреченной на «системную деградацию» и последующий обвал.
В преддверии неизбежных в обозримом будущем конфликтов и кризисов попытаться провести идеологическую мобилизацию — что фактически означает сломать существующий «либерально-патриотический консенсус», и более того — подвергнуть подлинной рефлексии и ревизии наследие ельцинизма, что бросает фундаментальный вызов положению современной элиты, являющейся детищем ею же отвергаемых «проклятых 1990-х». Однако без последнего невозможны восстановление действенных обратных связей и налаживание полноценного диалога с обществом с целью преодоления его апатии и атомизации (без чего любой подлинный проект развития невозможен вообще).
Таким образом, обретение Дмитрием Медведевым подлинной политической субъектности невозможно в условиях сохраняющихся политического консенсуса и лежащего в ее основе условного «соглашения» между различными элитами, а также между элитой и обществом в целом, которые связаны с современной моделью весьма условной «стабильности».
Медведев, безусловно, не «революционер на троне». Однако, как не парадоксально, к обретению политической самостоятельности его ведет само развитие ситуации в стране — все более явно проявляющиеся экономические трудности, вкупе с возрастающим международным давлением и проявляющимися противоречиями внутри политической элиты и в обществе все более явно бросают вызов новой российской власти.
Однако к подобным изменениям ситуации нужно быть готовым.
И прежде всего — создать идеологический и политический «центр притяжения», способный сформулировать актуальную для страны и качественно новую повестку дня, и шире — сформировать круг элиты и среду, которые бы смогли создать новую моральную и интеллектуальную атмосферу в стране, «разморозить» механизм обратных связей с обществом. Ибо без этого новой российской власти, очевидно, не удастся пройти между Сциллой «навязанного либерализма» и Харибдой «чиновничьего государства», между неизбежным «размораживанием» гражданского общества и связанной с этим угрозой «войны всех против всех», над множественными линиями социального раскола, над незавершенным проектом российской государственности, наконец, над не преодоленным пока наследием «холодной гражданской войны» 1990-х годов в России.
Но для этого власти нужно определиться и с идеологией, и с моделью государственности, и с экономической стратегией, найти эффективную и сбалансированную модель взаимоотношений между государством и гражданским обществом, что опять же оставляет больше вопросов, нежели предлагает ответов. Шансы на решение всех этих задач пока невелики, но они есть — поскольку есть осознанная неизбежность скорого окончания периода «вялотекущей стабилизации» у все еще здоровой части российского общества и элиты.
Поэтому, в соответствии с заветом Спинозы — «не плакать, не смеяться, но понимать». Уж слишком велики ставки. Слишком тяжело наследство. Слишком сложна ситуация. Слишком проблемно, наконец, наше общее будущее.
А с Дмитрием Медведевым, какие бы оценки ни давались сегодня его карьере и личности, связан, пусть и небольшой, шанс на изменение ситуации и переход от постельцинской «переходности» к долгосрочной стратегии национального развития. Возможно, один из последних в наступающем столетии для России.
