Традиция отмечать праздники мордобоем — давняя, хоть и не слишком романтичная. Но в наши дни она претерпела некоторые изменения. В стародавние времена принято было сперва поздравить друг друга с праздником, посидеть за накрытым столом, чинно побеседовать, хорошенько угоститься, с десяток песен спеть, и только потом затевать драку; а в нынешний торопливый век мы начинаем мутузить друг друга не после, а вместо — задолго до наступления торжественной даты.
Вот и сейчас: до дня Победы еще далеко — а сообщество национал-патриотов уже раздираемо очередной священной войной. Дерутся за клочок материи в черно-желтую полоску.
С одной стороны — что в этом дурного? Не тот ли это «позитивный конфликт», не та ли «цветущая сложность» русского лагеря, о необходимости которых уже давно идут разговоры? Почему не поспорить, не отточить логические и риторические навыки — пусть и по пустяковому поводу? Не обязаны же националисты по всем вопросам иметь одно, единственно верное мнение. Русское Движение — не секта и не партия, а, скорее, широкий круг конкурирующих друг с другом убеждений и позиций. «Надлежит быть между вами и разногласиям, чтобы выявились искуснейшие», — этот управленческий принцип, блестяще работавший 2000 лет назад, актуален и по сей день.
Однако, хоть конфликт и налицо, позитивности ему явно недостает.
Как и всем прочим подобным «холиварам» (между красными и белыми, православными и неправославными и т.п.), которые почему-то воплощаются в жизнь исключительно в жанре унылого срача и взаимополивания разными неаппетитными субстанциями.
Очевидно, для того, чтобы «разногласия» шли и участникам, и общему делу на пользу, а не по вред, необходимы определенные условия, которые у нас не соблюдаются.
Задумаемся: что такое национальная солидарность? В чем она выражается? Уж конечно, не в том, что вся нация по всем возможным вопросам друг с другом заранее согласна (если только она не состоит из роботов). Однако между членами этой нации есть нечто такое, что дает им возможность спорить, порой весьма резко и напряженно — и при этом не трястись от злобы, не наносить друг другу стр-р-рашных обид, не рвать отношения навеки, а по окончании холивара не чувствовать себя так, словно искупались в отхожем месте...
На самом деле все очень просто. Так просто, что даже неловко об этом говорить. Национальная солидарность — это хорошее отношение друг к другу.
Крепкая, жизнеспособная нация — не та, в которой все, как один, разделяют какую-нибудь Высокую Идею и готовы за них глотки рвать. Не та, в которой истреблены все либералы и в каждой семье растет по десять детей. Вот у негров в Африке с рождаемостью хорошо, с либерализмом плохо — а толку?
Это прежде всего нация, члены которой хорошо друг к другу относятся. Не к Национальной Идее или еще каким-то туманным понятиям, не к «национальным святыням», даже не к знаменитым покойникам, — а, в первую очередь, к живым людям, которые рядом.
Хорошее отношение предполагает, в числе прочего, презумпцию невиновности.
Презумпция невиновности в юриспруденции означает, что всякий человек считается невиновным, пока его вина не доказана судом. А что это означает в обыденной жизни — поясню от противного.
Вот характерная цитата из «ленточных» баталий:
С моей кочки зрения, каждый, кто одевает георгиевскую ленту, и каждый, кто поддерживает ее ношение, является согласным с властью по вопросам Победы.
То есть, согласным с тем, что:
1) Деньги отпускаемые властью на «патриотизьм» в реальности тратятся на съемки откровенной туфты типа «Ленингрэйда» или «Опездола»
2) Ветераны опять получат в зубы подачку по 2-4 тысячи руб и по комплекту дешевого постельного бельишка.
3) В дни празднования вокруг мест проведения мероприятий и гуляний опять установят двойное -тройное кольцо ОМОНа и пропускать внутрь будут только при наличии футболки «Наших» (или «Медвежат» каких-нибудь)
4) При том что у нас оппозицию категорически не допускают на экраны, мотивируя это тем, что «телеканалы государственные», на ЭТИХ ЖЕ государственных каналах на протяжении всего остальньного года в эфир будет выходить Сванидзе откровенно льющий грязь на Победу.
5) и все такое прочее.
Здесь, как видим, стратегия автора состоит в том, чтобы приписать своим оппонентам худшую из всех возможных мотиваций и объяснить их действия самым неприглядным из всех возможных способов. Самих оппонентов (из которых 99%, повязывая ленточку, скорее всего, ни о какой власти не вспоминали) никто не спрашивает, их показания в расчет не принимаются.
Это называется «презумпция виновности».
Присоединись к толпе сытых и довольных, ничего не соображающих манагеров, бандитов, шлюх (пусть и дорогих) и прочего быдла. Которое — конечно, ленточку нацепит.
Здесь стратегия такая: из рядов противника выбираются наиболее неприятные типы (поскольку речь идет о массовой акции, это проще простого), после чего говорится: «Всякий, кто делает ЭТО — присоединяется к ним и становится таким же, как они».
Интересно, что обратный ход мысли в этой системе невозможен. «Плюс» легким движением руки превращается в «минус» — но никогда наоборот. Патриот, мыслящий таким образом, никогда не скажет: «Смотрите, в эти дни даже шлюхи и бандиты вместе с нами вспоминают о Великой Победе! Хорошо, что и у них что-то осталось за душой». Зло оскверняет и уничтожает добро одним своим присутствием; добро, бессильное и жалкое, не способно никак повлиять на зло и должно держаться от него подальше.
Понятно, что те, кто так мыслит, обречены на поражение.
Выигрывает нация, члены которой применяют по отношению друг к другу презумпцию невиновности. То есть по умолчанию предполагают, что каждый соотечественник и, тем более, соратник по национальному движению, с которым их сталкивает судьба — по сути человек хороший и, даже ошибаясь и поступая дурно, руководствуется благими намерениями.
Как и в суде, все сомнения здесь толкуются в пользу обвиняемого.
Надел ленточку? Значит, хочет почтить память предков — а вовсе не поддержать антирусскую власть или потешить свои стадные инстинкты. Не надевает ленточку и других отговаривает? Значит, считает эту акцию неверной по каким-то осмысленным и уважительным причинам — а вовсе не тщится по заданию Пентагона расколоть и окончательно извести русский народ.
При таком подходе можно спорить, и достаточно жестко — но это будет именно спор по существу, а не «разоблачение», «моральное уничтожение» и прочие пакостные штучки. При таком подходе стороны смогут искать решение, приемлемое для всех. Почему бы, например, не отрезать от ленточки черно-оранжевый квадратик и не приколоть на грудь, сохранив его узнаваемость и символичность, но лишив «соблазнительного» сходства с настоящей орденской лентой? Да мало ли что можно придумать!
Но это не обсуждается, даже не приходит в голову. Зато какой поток громких и страшных слов льется с обеих сторон! Как будто цель подобных споров — не облегчить людям объединение и сотрудничество, а максимально его затруднить.
То же происходит и во всех прочих «холиварах».
Вот классический дебют, один из многих: националист-антихристианин, найдя антинациональное высказывание какого-нибудь православного, торжественно озвучивает его Urbi et Orbi и добавляет при этом: «Ну что, господа «православные националисты»? Вот оно, ваше истинное лицо! Теперь ясно, как вы на самом деле относитесь к нашему общему делу!» Он хочет, видимо, чтобы оппоненты испытали стыд и чувство вины за своего собрата. В самом деле, им становится неприятно. Но стыд и чувство вины, тем более, связанные с болезненным и явно несправедливым обвинением, не вызывают ни симпатии и доверия к собеседнику, ни желания с ним соглашаться. Напротив, они порождают неприязнь и желание любым способом «отбить удар» — и неизбежно ведут к унылому срачу, ссорам, обидам и, в конечном счете, к ослаблению и разрыву связей.
* * *
Почему мы так себя ведем?
Думается, причин тут много. И одна из них — та, что очень многие из нас, «противников режима», привыкли ощущать себя «последними воинами мертвой земли«, как в песне Калугина:
Они разрушили все, они убили всех нас...
Нет ни единой возможности их победить...
Но я плюю им в лицо, я говорю себе: «Встать!»
Потрясающая по своей мощи песня, так точно выражающая это самоощущение. Ощущение, с которым были прожиты все 90-е. «Ты один. Никакой надежды. Но сдаваться нельзя».
Эта мысль, эта стоическая «героически-безнадежная» позиция, выражаемая сотнями и тысячами способов, многим помогла выстоять — и за это ей честь и хвала. Но то, что прежде было лекарством, в изменившихся обстоятельствах может оказаться ядом. Настрой на героическое поражение фатален там, где требуется победа.
Героическая философия «последнего воина», наряду с прекрасной программой «не сдавайся, сопротивляйся до конца», вкладывает в мозг несколько программ очень неприятных. И первая из них: «Ты один и окружен врагами».
Соратники в эту картину мира не вписываются. В лучшем случае, можно допустить рядом горстку таких же «живых мертвецов», отчаянных и отчаявшихся.
Но — большие массы людей, настоящая популярность, реальное влияние? Немыслимо.
Поэтому к своим соратникам такой «последний воин» относится — скорее всего, не сознавая этого — как к замаскированным врагам.
Отсюда — ставшая притчей во языцех холодность и подозрительность националистов друг к другу. Отсюда же — завышенные требования к лидерам, да и к любым мало-мальски значимым фигурам. От них требуется такая идейная и нравственная безупречность, какая не встречается в природе; любые их «косяки» воспринимаются в стиле «ну вот, наконец-то он показал свое истинное лицо!» и влекут за собой громкое бурное разочарование. Отсюда и бесконечные споры, цель которых — не разобраться в том, почему оппонент так думает, не объяснить ему его ошибку, а изобразить его в самых черных красках и приписать ему максимально зловредные мотивы.
Тому, кто привык к одиночеству и не надеется на победу, с врагами иметь дело легче, чем со своими. Если рядом свои — с ними нужно строить отношения, делать их своими друзьями и сотрудниками. Это сложно и непривычно. А как обращаться с врагом, которого к тому же нельзя победить (а значит, побеждать необязательно)? Проще простого: крой его по-черному, не стесняясь в выражениях — и долг свой исполнишь, и удовольствие получишь. Правда, мелкое и пакостное, но все же удовольствие...
Так бывает и в обыденной жизни: как часто мы цепляемся за безделушки — и с презрением отбрасываем самое ценное, что у нас есть!
Но ни идеи, святыни, ни воспоминания, ни могилы героев, как бы дороги они нам ни были, не принесут победу. Основной ресурс нации — не слова и не символы, а она сама, люди, которые ее составляют. Главное ее оружие — связи, скрепляющие людей.
У русских эти связи ослаблены, надломлены, почти разорваны; главная задача националистов — их воссоздать. Никакие святыни, никакие высокие идеи не стоят того, чтобы ради них рвать и растаптывать эти драгоценные хрупкие нити.
Прошло черное время, когда каждый из нас сражался в одиночку. Теперь мы вместе. Не непорочные ангелы, но и не черти — обычные люди. Умные и глупые, смелые и робкие, честные и жуликоватые. С самыми разными глюками и заскоками в головах. Каждый — со своей личностью, со своей неповторимой судьбой. Каждый — русский, в себе, как в микрокосме, отражающий какую-то сторону нации.
Мы вместе, в одной лодке. И никуда уже друг от друга не денемся. Пора учиться любить друг друга.
