«Политический дизайн Чечни» — очень точное выражение, почти идеально описывающее то, что там будет делаться в ближайшие месяцы. При всем нынешнем стремлении Кремля избежать точных формулировок и свести к минимуму общественное обсуждение чеченской политики, за три недели, прошедшие с момента гибели Ахмата Кадырова, стало примерно ясно, что генеральную линию решено не менять. Первый сигнал подал сам глава Российского государства прямо в день гибели президента Чеченской республики: он принял в Кремле сына Кадырова Рамзана и, стоя с ним плечом к плечу перед телекамерой, пообещал, что досрочные выборы нового главы республики пройдут точно в законный срок. В этой точке у главы государства был максимально широкий выбор возможностей. Острота ситуации могла бы оправдать даже весьма радикальные действия, включая полную смену схемы управления в Чечне. Не говоря уж об отсрочке голосования.
Однако Президент сделала выбор в пользу писаного права, подчеркнув свое уважение к конституции, принятой в Чечне на прошлогоднем мартовском референдуме. Эта конституция аннулировала действовавшую ранее конституцию Чечни 1992 года, которую признавали сепаратисты и с какого-то момента решительно отказалась признавать Россия. Эта конституция формально ввела республику в политическое и правовое пространство РФ. Ее ценность очевидна, и еще раз, подчеркнув ее, Президент продемонстрировал последовательность и уверенность верховной власти в верности выбранной модели политического урегулирования. Безусловно, это стало важным имиджевым шагом, который не остался незамеченным в самой Чечне и на Кавказе в целом.
К сожалению, едва ли можно сказать то же о транслированной СМИ встрече Президента с Рамзаном Кадыровым и и.о. президента Чечни Сергеем Абрамовым. Целый ряд бывших и нынешних непосредственных участников чеченского политического процесса, вполне лояльных России, в течение последующих нескольких дней говорили автору этих строк, что трансляция этих встреч — серьезный просчет. Рамзан Кадыров — фигура в Чечне крайне непопулярная, созданную им службу безопасности воспринимают как своего рода опричнину, творящую беззакония. Поспешно встретившись с Рамзаном Кадыровым, президент в глазах многих чеченцев с ним солидаризировался, и в результате тень от неправомерных действий республиканской власти легла на верховную власть России. Трансляция встречи Президента с Сергеем Абрамовым также оказалась проигрышной: человек, который с этого момента должен был стать воплощением российской власти в Чечне, выглядел слишком беспомощным и напуганным. В условиях продолжающейся упорной борьбы с сепаратистами это могло быть воспринято как невольная демонстрация откровенной слабости.
Большим политическим преимуществом Ахмата Кадырова, которое ему, к слову, частенько удавалось использовать к своей выгоде, была личная симпатия Президента. Симпатия эта была неслучайна и небезосновательна: выбор в 1999 — 2000 году Ахмата Кадырова в качестве фигуры, вокруг и с помощью которой строилась новая гражданская власть в Чечне, был весьма удачен. Сохраняя определенный религиозный авторитет и в то же время создавая безотказно действующий властный механизм, Кадыров был на своем месте гораздо эффективнее любых других претендентов на эту должность. Но механизм, который он создал, был целиком замкнут на его собственную фигуру. И те проблемы, которые возникали в Чечне, в том числе, при участии и по инициативе Кадырова (формирование силовых структур из вчерашних бойцов незаконных вооруженных формирований, неконтролируемый дележ федеральных ассигнований, доходивших до 20 млрд. долл. в год, выдавливание федерального центра из сферы контроля над добычей и распределением нефти и транзитом газа в Закавказье) можно было по крайней мере отчасти контролировать именно благодаря уникальной системе взаимоотношений между ним и Владимиром Путиным. В отсутствие Кадырова эта система существовать неизбежно перестанет.
Между тем, в Чечне есть влиятельная группа политиков, которая заинтересована сохранить существующее положение вещей. И они определенно восприняли первые шаги Президента после трагедии как сигнал, свидетельствующий о готовности Кремля рассмотреть такой вариант. Он подразумевает замену главного действующего лица в Чечне неким политиком, который будет удобен для сохранившегося «правящего клана» и пройдет соответствующие «смотрины» в Москве. «Клан», или «команда» Кадырова, олицетворен сейчас тремя фигурами: сыном Ахмата Кадырова Рамзаном, и.о. президента Сергеем Абрамовым и главой Госсовета Таусом Джабраиловым. Последний является по сути интеллектуальным и волевым центром этой группировки, поскольку роль двух первых преимущественно служебная.
Сергей Абрамов, подобранный Ахматом Кадыровым на роль удобного технического премьера, абсолютно несамостоятелен — потому и был назначен. Рамзан, исключительно силовая составляющая кадыровского режима, после гибели отца потерял часть авторитета в собственных вооруженных формированиях. Он едва ли сможет играть сколько-нибудь серьезную политическую роль в случае, если «наследство» Кадырова окончательно развалится. Более того, в этом случае в несколько раз возрастет опасность, которая и так угрожает ему со стороны многочисленных «кровников». Остальные, менее заметные фигуры грозненской верхушки тоже заинтересованы в сохранении существующего порядка вещей — поскольку все они в разной степени вовлечены в процесс теневого перераспределения ресурсов.
Первоначальная идея сделать преемником 28-летнего сына Кадырова натолкнулась на нежелание Кремля снижать конституционный возрастной ценз, обусловленное все тем же уважительным отношением к чеченскому основному закону как реальному достижению нашей кавказской политики. Теперь, судя по всему, той самой удобной фигурой, которую представили в Кремль в качестве «достойной замены» Ахмату Кадырову, стал Алу Алханов, министр внутренних дел Чечни. Алханов в прошлом году также подбирался Кадыровым в качестве удобного руководителя для республиканской милиции, которую таким образом можно было контролировать. Алханов не препятствовал проникновению в милицейские ряды десятков, а возможно и сотен боевиков, перешедших не столько на сторону федералов, сколько на сторону Кадыдрова. Алханов — непубличный и малоизвестный в Чечне человек, но если грозненский клан убедит Кремль в целесообразности избрания именно этого кандидата, проблема его избираемости станет чисто технической. Весь вопрос в том, что получит, а что потеряет Кремль в случае избрания Алханова — или любого другого кандидата «команды Кадырова».
Ответ, к сожалению, может оказаться предельно прост. Существует огромная опасность, что Чечня вообще перестанет быть управляемой. Представляется, что никто из возможных кандидатов, выдвигаемых нынешней грозненской командой, не может претендовать хотя бы на долю кадыровского авторитета, набранного им за годы религиозной деятельности, а затем восстановленного за 4 года управления Чечней, в начале скорее виртуального, а затем и вполне реального. Такой лидер будет обречен на непопулярность. При этом его главной целью в отношениях с Москвой в этом случае останется максимальная непрозрачность «бухгалтерии» — то есть распределения федеральных ассигнований. Если в этой ситуации финансирование целевой программы восстановления будет еще увеличено, как предлагает Герман Греф, положительный эффект едва ли окажется достигнут: просто пропорционально вырастет объем воровства и коррупции. При этом «атаки» на нефтегазовую отрасль, скорее всего, будут продолжены.
Кроме того, существует опасность, что грозненская верхушка, консолидированная и выстроенная сильной рукой авторитарного Кадырова, в его отсутствие быстро утратит единство. В таком случае многочисленные «серые» формирования, более-менее приведенные в систему Ахматом Кадыровым, ожидает «разброд и шатание»: часть сдавшихся под его личные гарантии боевиков едва ли признает «гарантом» кого-либо другого. В самом худшем случае часть сдавшихся вернется в горы.
Это косвенно может означать новый виток военной кампании, который повлечет за собой массированное применение федеральных вооруженных сил. Такое развитие «оперативной ситуации» будет означать очень серьезный провал, если не окончательный крах нашей политики на Кавказе: новая попытка силового подавления Чечни приведет к полномасшатбному восстанию, когда в боевых действиях против федеральных сил будут участвовать уже не только боевики, а все население региона. Эскалация кризиса в Чечне может катализировать опаснейшие тенденции, существующие в других республиках Северного Кавказа и в конечном счете может привести Россию к очень серьезным геополитическим потерям.
Хотя это только один из вариантов возможного развития событий, не принимать его во внимание было бы неосмотрительно. Поэтому представляется, что при сохранении прежней генеральной линии на конституционное урегулирование ситуации в Чечне, может и должен быть изменен именно дизайн этого урегулирования. В рамках, которые в данном случае сам для себя обозначил Кремль, это должны быть выборы президента, но не с целью механической замены Кадырова на кого-либо удобного для его соратников, а с целью коррекции политической системы Чечни в сторону большей прозрачности для федерального центра. Москва должна быть как минимум уверена в том, что выделяемые ею средства не уходят на содержание коррумпированного республиканского руководства, в недрах которого все еще тлеет слегка подредактированная идея сепаратизма. Новый президент Чечни должен такую возможность обеспечить.
Поскольку президент, судя по всему, настаивает на том, что первым лицом в республике должен быть этнический чеченец, искать будущего кандидата придется либо среди московских чеченских предпринимателей, либо среди чеченских политиков и офицеров, в разное время участвовавших в политической жизни Чечни на лояльной России политической платформе. Из сильнейших кандидатов, выступивших на прошлых выборах, это может быть бизнесмен Малик Сайдулаев — в отличие от остальных больших участников октябрьского сезона он не выходил из борьбы добровольно и не дискредитировал себя в глазах чеченской общественности подобно Хусейну Джабраилову и Асламбеку Аслаханову. Правда, Сайдулаев имеет слишком сложные отношения с Кремлем и слишком амбициозен для той роли, которую должен будет играть новый чеченский президент. Вероятно, кандидатом мог бы стать кто-то из группы, которую пытаются создать бывший мэр Грозного Бислан Гантемиров, генерал МВД Саид-Селим Пешхоев и предприниматель Лема Касаев. Впрочем, известность кандидата — не самый важный фактор: в конце концов, в будущем он не должен быть чрезмерно самостоятелен. Ведь выборы должны сделать власть в Чечне понятной, правомерной и прозрачной для федерального центра, который должен будет сразу же после выборов активно принимать участие в ее строительстве.
При этом ни в коем случае нельзя забывать, что дублирование октябрьского сценария с прямым участием Кремля опасно. У избирателей должно как минимум остаться впечатление об их альтернативности, представительности и честности. Нельзя допускать, чтобы выборы снова утратили свое согласительное значение, столь важное при так называемом постконфликтном урегулировании. Если население не поверит в результат, проводить голосование придется каждые полгода. Представляется, что Кремль на сей раз должен воздержаться от прямого и незавуалированного продавливания своего кандидата. В то же время важно, чтобы у наблюдателей не возникло впечатления внутренней разобщенности федеральной власти — поскольку это тоже стало бы демонстрацией слабости. Пока такая угроза сохраняется. Несмотря на то, что окончательная ставка не сделана, Владислав Сурков, курирующий выборы, судя по всему, склоняется в сторону версии политической преемственности, предложенной «грозненцами». Эту точку зрения в администрации президента и — что немаловажно — внутри силовых структур — разделяют не все, и старые разногласия по поводу Кадырова и его режима, временно улаженные перед октябрьскими выборами усилиями Александра Волошина, могут проявиться вновь.
Как бы то ни было, предстоящие выборы — это прежде всего шанс разумно откорректировать ситуацию. А поскольку «команда Кадырова» едва ли будет приветствовать такие попытки, самая технологически сложная задача — уже после голосования — будет связана с тем, чтобы аккуратно минимизировать влияние этой команды и сдвинуть ее с политического поля. Это ни в коем случае не должно привести к внутричеченскому конфликту, поскольку главная цель — избежать эскалации насилия и сделать республику управляемой.
Пожалуй, задачу можно будет считать с успехом решенной, если следующие президентские выборы в Чечне пройдут точно в предусмотренный конституцией срок, а при их подготовке можно будет наконец-то не принимать во внимание участие вооруженных отрядов, которые должны как можно скорее перестать быть существенным политическим фактором. Аналогичная оптимизация политического пространства необходима и в других республиках Северного Кавказа, в которых на сегодняшний день тоже существуют коррумпированные и совершенно непрозрачные элиты, занятые «освоением» федеральных дотаций и зачастую сросшиеся с преступными сообществами и группировками сепаратистского и фундаменталистского толка.
Представляется, что за выборами президента Чечни должны в кратчайшие сроки (до конца года) последовать выборы в республиканский парламент: наличие законодательного органа сделало бы систему власти в республике более надежной. Возможно, в этой связи, парламент мог бы так же в предусмотренном порядке поставить вопрос об изменении конституции в части введения поста вице-президента. Это создало бы гарантию дополнительной надежности власти в кризисных ситуациях, подобных ситуации 9 мая этого года. Кроме того, вице-президент мог бы быть этническим русским. Появление такой фигуры способствовало бы возвращению в республику русского населения, без которого немыслима ни нормальная организация восстановления экономики, ни долговременное сохранение региона в составе России.
Последнее, впрочем, относится ко всему Северному Кавказу. Чрезмерное усердие сторонников так называемой «чеченизации» может привести к тому, что эти территории превратятся из российских регионов в некое подобие заморских колоний европейских стран и в дальнейшем повторят их судьбу. А такое развитие событий едва ли отвечает коренным интересам их населения и самой России.
