От редакции.Скандал на философском факультете МГУ может показаться событием мелким и не имеющим отношения к политической жизни страны. Тем удивительнее, что это событие приобрело политическое измерение.
Подборка ссылок по теме:
Начало — Жуткая вакханалия в Биологическом музее 29 февраля
Подробности — Акция в Биологическом музее: видео
Предыстория — Арт-группа "Война": акция "Мордовский час"
Предыстория, ч.2 — "Бомбилы": "будете ехать на крыше моей шестерки и трахаться"
Предыстория, ч.3 — "Бомбилы": "сексуально-политическое движение"
Подробности — Участник акции в музее = провокатор на "Марше Несогласных"
Информация к размышлению — Интересный человек Верзилов
Штрих — Философ Нилогов о Верзилове
Мы публикуем статью Андрея Ашкерова, доктора философских наук, сотрудника кафедры философии МГУ, который даёт философскую оценку скандалу.
* * *
Провокация становится провокацией, когда на неё начинают реагировать. В провокации нет никакого сдержания, помимо содержания тех реакций, которые за ней следуют. Так что она по определению голая.
Что касается меня, то, с моей точки зрения, действо, осуществлённое в музейной комнате, битком набитой пыльными чучелами, не стоит ломанного гроша ни с эстетической ни, тем более, с политической точки зрения. Если его и можно соотнести с какой-то формой искусства, так только с той, которая воплощает собой эстетику безобразного.
Когда один из поспешно раcкаявшихся участников акции в Зоомузее высказался в том смысле, что так и не понял, к чему было, он не солгал. Такого рода акции проводятся с расчётом на случайность, на «авось». Смысл здесь всегда обнаруживается пост фактум, он собирается с миру по нитке из многочисленных комментариев произошедшего. Причём эти интерпретации существуют как нечто принципиально диффузное, рассеяное, не имеющее общего стержня. Одним словом, как ризома.
Таков в современном понимании и сам смысл, структурные элементы которого настолько бессвязны и дробны, что их иначе как спамом и не назовёшь.
Подобная постановка вопроса вполне характерна для современной культуры, в которой смысл перестал пониматься как нечто трансцендентное, непример, как эманация божества, духа или, к примеру, «вечной природы». В современной культуре смысл приобретается ad hoc, «по случаю». Если говорить достаточно просто, на этом строится и по сей день распространённая теория Жиля Делёза, в которой смысл тождественен событию, а события-смыслы включены в общую структуру, мерцающую наподобие экрана телевизора с программой новостей на экране.
Порнографы
Самый интересный вопрос относительно произошедшего – вопрос «Почему?». Почему гроша ломанного не стоящая акция, представляющая интерес лишь для сомнамбулических интернет-мастурбаторов, вызвала такой совсем не метафизический отклик?
Смысл этого отклика лучше всего передаёт словосочтание «эстетический шок», который был почему-то воспринят как следствие непоправимой испорченности, нравственной извращённости студентов-отщепенцев, которые вдруг открыли себя с «неожиданной стороны».
«Зоологическая акция» была настолько бездарна, настолько убога в постановочном и визуальном отношении, что могла затронуть чувства разве что самого закоренелого ханжи. Ребятки-участники, как видно, и сами относятся к этой же категории, выдавая за сокровенное эстетическое таинство банальную порнографию.
При этом порнографическим произошедшее действо можно считать не потому что участники были обнажёнными (хотя с такими телами лучше рыдать под диваном) и со старательностью первоклассника имитировали половой акт (на болшее их явно не хватило), а потому, что в качестве открытия демонстрировалась то, банальнее чего ничего не бывает.
Предъявлялась Сама Очевидность, выступившая под вечнозелёным лозунгом: «Все делают это».
Выяснилось, однако, что все, да не все.
Ханжа так видит
Лично для меня гланым выводом и из самой акции, и из последовавшей на неё реакции является недоумение от количества вполне искренних и совершенно не пуганных ханжей, которые не замедлили принять посильное виртуальное участие в состоявшемся перфомансе.
Я имею в виду невероятное, зашкаливающее все мыслимые пределы ханжество. Не знаю, правомерно ли присовокупить всему этому полчищу вовлечённых в дело блоггеров популярную в 1970-е годы бирку «страна дураков», но то, что это «страна ханжей», причём совершенно непуганных, нет ни малейшего сомнения.
Чтобы не быть голословным, дам своё определение ханжества: ханжа, на мой взгляд, это тот, кто испытывает отторопь от очевидного, принимая очвидное за невероятное. Ханжа предельно чуток к любым проявлениям порнографии в силу постоянной фрустрации, которую вызывает у него сам принцип реальности. Реальность для ханжи всегда чрезмерна, ханжа живёт в ощущении перманентного перепроизводства реальности.
При этом ханжа не хочет ускользнуть от реального мира, эскайпизм – не его метод. Совсем наоборот: суть ханжеского отношения к миру, в том, чтобы спрятать спрятать этот мир за огромной пеленой неведения, произвести с миром фокус с исчезновением – наподобие нашумевших фокусов Копперфильда с поездом или статуей Сводобы.
Итак, мир раздражает ханжу. Но что именно раздражает ханжу в мире? Думаю, что предмет ханжеского возмущения – любое явление, точнее, сама явленность мира. Ханжа против принципиальной открытости, отверстости, разомкнутости мира, против его доступности человеческому взгляду, но прежде всего, против удивления, который этот мир вызывает. Ханжа во всём видит извращения и извивы просто потому, что не способен увидеть ничего другого. В искажении, назови его хоть «предвзятостью», хоть «одурью», хоть «ложным сознанием», заключена сама суть ханжеской оптики. Ханжа так видит.
Если интерпретировать истину в соответствии известным заветом Мартина Хайдеггера, к истинному познанию относится всё то, что улавливает несокрытость. Так вот именно истина как непотаённое, как явное и несокрытое, выступает главным врагом ханжи.
Имя им Легион!
Впрочем, это всё общие расуждения, пока в дело не вступает статистика и ты не начинаешь понимать, сколько всё-таки существует ханжей. А имя им легион! При этом в качество переходит не столько количество, сколько многообразие вариаций.
Рунет воплощает собой в этом смысле какое-то торжество изобилия.
Нашлись, например те, кто «ничтоже сумняшися» предложил повесить участников акции, чтобы другим неповадно было.
Другие увидели в декане факультета душителя будущих Спиноз, которые не поступят в Университет, узнав, что там учаться «порнографы».
Третьи до всякого юридического разбирательства закатили истерику правозащиты, грозя потенциальным правоотступникам Страсбургским судом как «Геенной огненной», которая всех поглотит и ни одного не выплюнет.
Четвёртые заняли позицию заинтересованного невмешательства: «Мы-то на самом деле всё знаем про это современное искусство, а вы там сами разбирайтесь».
Пятые стали акционерами акционистов, публично подсказывая им, какие прибыли можно извлечь в результате перехода из «свободных художников» в «вольные каменщикии».
Шестые ударилисьв консипирлогию, предположив, что то ли акция «медвежат» была проплачена философским факультетом, то ли сами «медвежата» проплатили философскому факультету за столь оглушительный пиар.
Седьмые высказали о философском факультете всё, что когда-либо знали и думали, придя в результате к хрестоматийному выводу Николая I: вреда много, а пользы никакой не наблюдается.
Восьмые осудили (как водится, «в едином порыве») всех вовлечённых лиц: от «друзей медвежат» до декана Миронова (эта готовность к огульному осуждению выступает у нас продолжением и изнанкой любой «правозащиты»).
Десятые, из числа многодетных мамаш, высказали крокодилье сочувствие беременной акционистке: «Надо же, беременную вовлекли, в свальном грехе участвовать принудили».
Одиннадцатые, принадлежащие к тем же многодетным мамашам, обратили к той же беременной своё яростное: «Распни!», сетуя на то, что может получиться из детей, которых «такие вот нарожают».
Впрочем, все перечисленные категории блоггеров и простых комментаторов остались в меньшинстве. Большая часть интернет-юзеров увлечённо обсуждали пышные и не очень формы лиц обоего пола, навеки запечатлённые на фотографиях, сделанных на фоне нелепого чёрного полотнища и безучастных к происходящему творений таксидермистов.
Реакция, как и было сказано
Провокация удаётся только тогда, когда за ней следует реакция. Однако неофициальная реакция – это ещё только полдела. Настоящая реакция может быть только официальной.
И именно официальная реакция довершила превращение заурядного перфоманса в политическое событие. Такой реакцией стал, разумеется, отклик на произошедшее со стороны философского факультета МГУ, которой со всей мощью праведного гнева высказал своё слово по поводу проиходящего.
Что вначале было высказано, уже никто особенно и не помнит. Все отчётливо вспоминают лишь звук, который при этом услышали. Он был узнаваем, даже весьма знаком и в сильной степени напоминал басенно-крыловское «Кар!». (Наиболее проницательные интепретаторы распознали в этом «Кар!» аббревиатуру «Какой разврат!», но эта интерпретация так и осталась на их совести).
Не вдаваясь в тонкости сакральной экзегезы, напомню канву событий: 3 марта на сайте «Русского журнала» появилось сообщение с комментарием декана факультета о том, что с «факультета просто так не отчисляют» – даже если очень хотят. Очевидно, что кто-то захотел не очень, а чрезвычайно, ибо уже во вторник-среду начался сбор подписей студентов, которые в едином порыве должны были высказаться за отчисление своих же соучеников. С быстротой чернильной кляксы по факультету расползались страшные слухи: «Нас могут расформировать, закрыть. И всё из-за этих».
Собравшийся в пятницу Учёный Совет единодущно высказался за отчисление студентов-участников акции (несмотря на заявления её организаторов о том, что все они играли роль даже не статистов, а зрителей).
Покаянное слово
Кульминационной точкой той цепной реакции, которая возникла после безвкусного и не достойного никакого внимания «Перфоманса в музее», стало покаянное письмо студента факультета – некоего Алексея Зуба, опубликованное в его блоге и выдержанное в стилистике классического самооговора.
Приведём его с небольшми купюрами, чтобы дать возможность читателю ощутить тональность и стиль:
«Это моё первое в жизни “покаяние при народе”. Обращаюсь ко всем, кто стал прямым или косвенным свидетелем глупой акции, проведённой идиотской компанией фанатиков. К моему сожалению и величайшему раскаянию, моё имя оказалось среди участников этой акции. Посмотреть акцию меня пригласила одногруппница (супруга идейного вдохновителя арт-группы “Война”). С ее слов я понял, что планируется некое “забавное мероприятие в Биологическом музее”. Суть этой “забавы” мне не ясна до сих пор… Мне очень стыдно, что я, в трезвом уме и здравой памяти, стал слепым орудием в руках бесчестных людей с непонятной мне идеологией, и позволил манипулировать собой… Я осознаю степень ответственности, которую влекут за собой все действия, которые человек совершает в своей жизни… Я приношу свои глубочайшие извинения всем, кого я НЕВОЛЬНО оскорбил своими действиями. Этот инцидент послужил мне уроком. Я приложу все усилия, чтобы восстановить своё доброе имя, и впредь не совершать таких ошибок».
Только не ленивый не сравнивал это покаянное письмо с покаянным заявлениями участников «Больших процессов» 1930-х годов.
Не будем лениться и мы, приведя в качестве примера выступление осуждённого Шаранговича на процессе 1938 года:
«Я думаю, что суд разберется и вынесет свой справедливый приговор. Я в этом глубоко убежден. Я прочувствовал весь кошмар совершенных мной изменнических, предательских преступлений против советского народа, против Советской страны. Я заявляю суду, что я искренне, до конца – и на следствии, и здесь, на суде – сказал всё. Я хочу только одного, чтобы мои преступления, о которых я рассказал открыто, послужили предупреждением для тех, кто еще попытается вести или ведет изменническую деятельность против Советского Союза, против советского народа. Каждый такой, как я, безусловно будет раздавлен всей мощью Советской власти. Я не прошу пощады, ибо недостоин, граждане судьи, просить ее. Я рассказал о своих преступлениях все и прошу это пролетарский суд учесть».
Дополнительные комментарии тут излишни: осуждённые и так достаточно высказались сами за себя.
Квадратура круглого стола
11 марта в деканате факультета состоялся «круглый стол», посвящённый взаимоотношениям академической среды и СМИ, на котором я присутствовал.
Несмотря на уверения в том, что эта тема предельно далека от «зоологической акции» и вообще обсуждение планировалось задолго до неё, разговоры были только о… Ну, в общем, только о соотношении биологического и социального в студентах и молодёжи в целом.
В представленной официальной версии произошедшего было зафиксировано, что студенты не соответствуют статусу студентов, что и констатировал Учёный совет. Для того чтобы соответствовать статусу студентов, необходимо блюсти нравственность.
Вот с этим вышла загвоздка.
Апеллируя к общечеловеческим ценностям, без которых, по выражению одного из выступавших, человеческий род «просто погибнет», участники «круглого стола» предъявили такое количество взаимоисключающих определений нравственного поведения (от универсалистской христианской этики до «реактивной» этики Вендетты и от принципа: «Каждый сам за себя» до категорического императива), что сошлись в итоге только на одном – необходимо соблюдать нормы корпоративной этики. В этом-де и заключается основная добродетель не только студентов, но и преподавателей любого вуза.
Однако с корпоративной этикой тоже не вполне сложилось: оказывается для того, чтобы понять, в чём она состоит, необходимо создавать специальные этические комиссии, которые отвечали бы за кодификацию общекорпоративных норм поведения.
Кодекс преподавателя – это вам не Кодекс строителя коммунизма, и место его не в красном уголке, а где-то между стендом «Прав потребителя» и инструкцией по противопожарной безопасности. А главное, нравственной должна считаться та норма, которая признана и одобрена всеми членами названной комиссии. Не признанная комиссией нормативное положение является сомнительным и к исполнению не подлежит.
Одновременно корпоративный кодекс должен зафиксировать итоги борьбы лучшего с хорошим и представить их в максимально наглядной форме: по логике прецедентного права.
Иными словами, наиболее неочевидные нормы предполагается нащупывать по факту – непосредственно в момент нарушения.
Поэтому действия незадачливых «медвежат» оказались как нельзя кстати: если бы они не были совершены, их следовало бы придумать.
Но и тут возникла известная трудность: действия участников бездарного перфоманса носят характер пропаганды одной из наиболее распространённых общечеловеческих ценностей. Признать эту ценность аномалией и значит поставить под удар существование человеческого рода.
Методология «новых митиных»
Итак, перфоманс с сомнительным статусом эстетической провокации был превращён в провокацию политическую.
При этом никакого давления на факультет оказано не было. Наоборот, всё было сделано в порядке добровольного начинания, на волне, так сказать, гражданско-политической активности.
Проблема только в том, что такая активность приобретает у нас форму схватки за административный ресурс. Эта схаватка напоминает о пышноцветье «низового тоталитаризма», когда перепроизводство солидарных форм жизнедеятельности оборачивалось возможностью признать врагом любого гражданина: будь то родственник, сосед или сослуживец.
Актуальная со всех точек зрения задача формировования слоя новой интеллигенции понимается при этом как разнарядка, которую надлежит исполнять с рвением более напоминающим не о педагогической работе с подрастающим поколением, а об агрокультурной практике борьбы с сорняками. Вместо тонких технологий работы с сознанием и самосознанием, местом производства которых и должен быть философский факультет, предлагается методология «новых митиных».
«Новые митины» по привычке отождествляют истину с аппаратной сноровкой, подменяют умение убеждать инструментами административного прессинга, принимают своё преходящее хозяйственню-бюрократическое всесилие за атрибут нравственной непогрешимости.
Постиндустриальная эпоха требует новых, более эффективных техник оппонирования самым заклятым врагам, предполагающих их превращение в не менее заклятых друзей. Это и называется символической властью, навык обращения с которой должен быть одним из важнейших навыков, получаемых путём философского образования.
Современная философия суть практика сотворения идейно-символических форм, позволяющих управлять людьми на уровне их собственного свободного выбора. Одновременно информационная и постинформационная философия – это политика управления идентичностями (важнейшую роль в осуществлении которой играет самосознание самого «носителя» идентичности, оберегаемое как экологический объект). Именно поэтому методология «новых митиных» от философии во времена постиндустриализма нелепа.
Она делает нас обществом без мало-мальских видов на будущее.
После оргии
В последний момент «митинская» стилистка была отвергнута, а ситуация, как любят выражаться коммантаторы всех мастей, оказалась «отыграна назад». Репрессивной педагогике принуждения предпочли гуманистическую педагогику убеждения: студентов не отчислили, им объявили выговор. Овцы оказались целы, волки – сыты, а сёстрам были розданы их серьги.
Тут стоило бы и возрадоваться за всех, кто принял участие в акции.
Только вот что-то мешает радости. Возможно, это усталость, возможно – предощущение грядущих перемен.
Но не исключено, что это попросту совесть.
