Впервые я услышал о группе «Гражданская оборона» в 1990-м году.
Вдруг появилась какая-то новая группа, о которой все знакомые пацаны из тех, что «в теме», начали говорить с непонятным придыханием. Потом в нашем классе среди «своих» стала ходить по рукам затертая до дыр кассета, которая попала и ко мне. Несмотря на ее жуткое качество, меня поразил этот грязный звук, а еще больше — эти грязные, словно только что вынутые из земли смыслы.
До сих пор крутятся в голове именно те, первые «земляные» поэтические смыслы. Кто-то пел надрывным, неприятно притягательным причитающим голосом:
«Я проснулся среди ночи и понял, что все идет по плану», «Запрятанный за углом, убитый помойным ведром, добровольно ушедший в подвал, заранее обреченный на полнейший провал — я убил в себе Государство!», «Мы вышли за рамки людских представлений и даже представить себе не могли, что выше всех горестей бед и мучений мы будем под слоем промерзшей земли»…
А еще позже я узнал, кто обладатель этого голоса, когда я стал обладателем библиографической на тот момент редкости — скандального номера «Паруса», к слову — самого оппозиционного из официальных молодежных журналов позднего СССР, где на внутренней обложке была фотография, подписанная скромно: «Егор Летов, группа «Гражданская Оборона». На ней за колючей проволокой был изображен худой длинноволосый человек в темных круглых очках.
Прекрасно помню, что после выхода в свет этого номера «Паруса» мы долго недоумевали, как возможно, что человек, который поет запрещенные песни, спокойно смотрит со страниц официального журнала.
А еще позже, когда словами «Гражданская Оборона» и «Гр.Об.» были исписаны все школьные туалеты и все заборы в стране, я увидел немного другого Летова — странного сутулого человека в кедах и в старомодных роговых очках, похожего на спятившего провинциального инженера, который на сцене под флагом НБП дергался, как бесноватый.
Потом, начиная где-то с 1994 года, образ странного человека в очках перешел логотипом на черные майки и балахоны, которые стали носить все уважающие себя русские панки.
Можно долго говорить про человека, который стал «голосом эпохи» и все равно ничего не сказать. Это было необыкновенное время какого-то необъяснимого подъема темной энергии масс, где на гребне оказался именно Летов. Такого потенциала, как у него, не было ни у кого из хэдлайнеров «времени колокольчиков», несмотря на то, что магнитоальбомы «Гражданской Обороны» долгое время распространялись поклонниками самостоятельно. Постоянно находясь под полу-официальным запретом, «Гражданская оборона» могла тогда составить конкуренцию любой рок-группе страны.
Секрет успеха Летова заключался именно в том, что он последним из великих смог оседлать энергию уходящей волны самиздата, и ее последняя волна принесла свои плоды — песни «Обороны» стали королями дворовой лирики, потеснив с пьедестала извечное «Кино».
Одни называли творчество Летова суицидальным роком, другие — психоделическим анархо-панком. Но Летов войдет в историю русского рока не столько как самобытный панк-рокер, сколько как первый систематизатор темной стороны русского космоса.
Летов осмыслил и прошел просторы того, о чем Николай Клюев писал как о «поддонном мире» и о вселенной «запечных потемок». Но после Летова о разрушении, о том, что «я всегда буду против» писать уже не имело смысла. В какой-то мере Летов оттенил своей темной сутью свет другой стороны рока. Поэтому большинство русских рокеров в 90-х на фоне инфернального самопожертвования Летова в пользу «железной хватки земли» однозначно рванули «на свет» — от Константина Кинчева до Романа Неумоева и Александра Непомнящего.
Летов был первый среди поэтов рока, кто радикально отказался от примата симбиоза поэтической формы и смысла и попытался схватить за скользкий хвостик русское бытие, вечно исчезающее при свете рационального дня:
Устами ребенка глаголет яма,
Устами ребенка глаголет пуля,
Вечность пахнет нефтью…(«Русское поле экспериментов»).
Светило Солнышко и ночью и днем
Не бывает атеистов в окопах под огнем
Добежит слепой, победит ничтожный
Такое вам и не снилось…(«Про дурачка»).
Егор Летов был изначально абсурден и нелюдим для собственной эпохи, хотя она его и воздвигла на щит. Величайшая трагедия этого человека заключалась в том, что он постоянно вынужден был воевать со временем, в котором он жил, хотя никогда не желал этого делать.
Когда началась всеобщая «ГРОБомания» в 1989-м году, Летов на пике славы неожиданно распускает «Гражданскую Оборону» и формирует новый коллектив под эпатажным и непроизносимым названием «Егор и Опизденевшие». После краха СССР вместо почивания на лаврах одного из множества могильщиков империи, Летов начинает петь коммунистические гимны и переходит в стан НБП. Когда влияние его творчества на русскую молодежь в середине 90-х достигает запредельных показателей, он отходит от политики и погружается в творческое молчание до 2002-го года.
Парадокс Летова заключался как раз в том, что он существовал только в этой вечном водовороте: обстоятельства затягивали его в роль «властителя дум», каким по своей натуре он никогда не являлся.
Эта противоестественная борьба и сформировала его как бесспорную звезду андеграунда, но постоянно деформировала его как поэта. В итоге Летов убил в себе одного из самых интересных лириков современности. Строчки про то, что «трамвай согреет нас доверчивой листвой и пропадет», и про «забудем на время и выключим день, закружится небо в высокой траве, и кто-то тихонько заплачет внутри», и про то, что «на наших глазах исчезают потери, душа выпускает скопившийся страх, я слышу шаги, открываются двери и смерть исчезает на наших глазах», мог написать только очень сильный лирик, к сожалению, призванный эпохой на другое.
Он и сам часто намекал, что после альбомов «Прыг-Скок» (1990) и «Сто лет одиночества» (1993) ему больше нечего сказать на уровне слов русского языка, он исписался. Если внимательно посмотреть на багаж творчества Летова в 80-х годах и 90-х, то можно легко почувствовать разницу: только весной и летом 1987 года Летов в одиночку записывает культовые альбомы «Гражданской обороны» («Красный альбом», «Мышеловка», «Хорошо!!», «Тоталитаризм», «Некрофилия»), а зимой 1988 года тоже самостоятельно записывает ещё три альбома группы («Так закалялась сталь», «Всё идёт по плану», «Боевой стимул»). В 90-х годах Летова с его популярностью и открытостью для него студий страны, хватило всего на три альбома.
Вне всякого сомнения, поэт Летов потерялся в нашем времени, так и не смог найти нужный декодер для его смыслов.
Его пресловутая анархическая леворадикальность — это не политический выбор, а выбор экзистенциальный. Егор сам неоднократно говорил в 90-х, что «все нормальные люди — анархисты, фашисты, коммунисты, - должны объединиться и быть вместе».
Без Летова помыслить русский патриотизм 90-х невозможно. Несмотря на то, что уже в 2000-е годы он окончательно открестился от любых политических взглядов, Летов остался тем, кто смог сформировать не только стиль, но и смысловой рецепт русской патриотической эклектики, которая могла органично существовать только в 90-е годы. С той же легкостью Летов пишет не только «против», но и «за», как это произошло в одном из самых лучших его альбомов «Солнцеворот» 1997 года:
Бережет зима своих мертвецов
Стережет своих гостей теремок
Лишь одно для нас с тобою ремесло, ремесло:Радуга над миром
Радуга над мраком
Радуга над кладбищем
Негасимый апрель.(«Забота у нас такая»).
Ливнем косым постучатся в нашу дверь
Гневные вёсны, веселые войска
Однажды, только ты поверь,
Маятник качнется в правильную сторону
И времени больше не будет.(«Солнцеворот»)
Несколько лет назад я увидел совсем иного Летова — коммерчески успешного, с усталым отчужденным лицом и в кислотной майке, постоянно пребывающего на стимуляторах и рассуждающего о прелестях трансперсонального опыта. Он резко контрастировал с тем человеком, который некогда стал культовым рокером своего поколения и написал тексты, которые давно вошли в классику русского рока: «Все идет по плану», «Зоопарк», «Русское поле экспериментов», «Про дурачка», «Родина» и многие другие. Тем не менее, все признают сейчас, что в последние годы его творчество переживало новый расцвет после долгих лет творческого небытия.
Неудивительно, что когда время в очередной раз поменяло свой смысл и уступило свое место безвременью, Летову больше не с кем было бороться, некуда было идти, кроме как уйти в себя и полностью расчеловечиться.
Показательно, что Летов умер сразу же после выхода последнего альбома «Гражданской обороны» — «Зачем снятся сны», расхваленного критиками на все лады, именно как «самого светлого в творчестве группы». Он получился уже не в прежней форме негативной антропологии, а в форме отсутствия всякой антропологии. Намекая на скорый конец человечества и прихода иных форм жизни после гибели человечества, Летов откровенно радовался этой мысли и считал ее в общем верной. Сам Летов, посвятив новый альбом в том числе и нарко-гуру всех времен Тимоти Лири, предпочитал называть альбом «сияющим», пророчески полагая, что он станет последним в дискографии группы. Егор считал, что этот диск как бы «взгляд на все-про-все с птичьего полета».
Вот что говорил сам Летов про новый этап «кислотной идеологии» в одном из последних интервью:
«То, чем мы занимаемся в последнее время — это исследование причин, из-за которых люди употребляют наркотики. Эти альбомы — «Долгая счастливая жизнь» и «Реанимация» — это, если в двух словах, про то, что человеку нужен праздник. Праздник с большой буквы, иррациональный, метафизический. Если он этого не получает, он начинает брать его извне (причем это касается не только людей: у животных то же самое; они ведь едят психоделические коренья, грибы, плоды) — нужны средства для того, чтобы изменять привычный уровень сознания. Потому что он не удовлетворяет. Как у Игги Попа: «I Need More!» МАЛО. Праздник необходим. А если этого Праздника нет, то эта жизнь — она нахуй не нужна, вообще».
В итоге Летов, выбрав небытие и отказавшись от своей вечной схватки за экзистенцию, за право узнать, «что же такое — наследовать землю», банально растворился в самом себе, вылетев, наконец, «снаружи всех измерений».
Он никогда не был «душевным» и теплым человеком, но то отчуждение, холодность Летова, которые замечали многие люди в последние годы, были просто запредельными. Вначале Летов отказался от общения с фанатами, затем изгнал последних старых «волков», с кем они делали «Гражданскую оборону» еще в 80-х годах. Закончилось все тем, что Егор Летов сам себя крестил, войдя в реку Иордан. Летов все больше напоминал вконец спятившего экс-агента ФБР Уиндома Эрла из сериала Дэвида Линча «Твин Пикс», который полагал, что своим разумом он способен постичь мир иных духовных сущностей и управлять мирами неизведанных глубин. Недаром Егор сказал как-то в одном из интервью: «Вот мы здесь разговариваем с вами, а может быть, от наших слов где-то в Америке горы валятся». Но в итоге Летов исчез сам, сделав самый озорной, восьмой шаг за горизонт, который оказался последним.
Но исчез он не только по причине своего увлечения наркотиками. Он обнулился в «нулевые», превратившись из голоса эпохи в голос разрешенного формата и в эталон самого коммерчески успешного андеграунда.
Любопытно, что все, о чем призывал петь Летов, сбылось. Государство убило само себя и в самом себе, юные поколения воспринимают мир норм и традиций как зоопарк, все давно идет по всем известному плану, пластмассовый мир нанотехнологий и нацпроектов уже победил. Летов закончился как смысл, когда стало можно не бороться, а просто снимать сливки с жизни, когда на его концерты стали приходить караоке-панки, которые просто распевали под аккомпанемент и голос Летова старые хиты из ГРОБа.
Не стоит обманываться: Летов, который выезжает с концертами в Европу, попадает в ротацию радио «Максимум» и на обложку русского Billboard, уже был мертв.
Но самое странное заключается в том, что Летов интуитивно предсказал свою смерть в названии последнего альбома «Зачем снятся сны». На этот вопрос в песнях альбома Летов так и не дал ответа.
Этот ответ появился лишь 19 февраля, когда Егор умер во сне от остановки сердца.
