В прошлой статье я объяснял читателям, почему нельзя терять Северный Кавказ. Сейчас настала очередь сказать о том, какими средствами этого возможно достичь. Разговор о стратегии удержания уместен по двум причинам.
Во-первых, реализация предыдущей государственной политики удержания кавказских республик в составе России привела к пагубным для всего государства в целом последствиям — образованиям этнократических элит на местах, зачастую враждебных русскому государству, и дотационному паразитарному статусу самих республик внутри страны.
Во-вторых, требует неотложного решения русский национальный вопрос на Северном Кавказе. Причём, в национальных республиках он должен быть решён в первую очередь. Только решив его, уместно будет говорить об успехе новой кавказской политики Москвы, которая объективно исторически назрела.
Вне решения русского национального вопроса на юге России сама постановка вопроса теряет смысл. Без многочисленного и сплочённого русского населения, живущего на Северном Кавказе, удержать его в исторической перспективе будет затруднительно. Нарастание энтропии, эскалация вооружённых конфликтов в кавказских республиках и фактический уход их из-под юрисдикции Москвы станет вопросом времени. А вслед за уходом России из нацреспублик неизбежно последует и дальнейший откат на север — исторически предрешённый в таких условиях исход из Ставрополья и Краснодарского края, где уже сейчас значительную часть населения составляют отнюдь не славяне. После Краснодара на очереди Ростов, Астрахань и т.д. В таком случае, о существовании России как единого целостного государства уже не может быть и речи.
Данная статья НЕ ПРЕДНАЗНАЧЕНА ни для существующей кремлёвской команды, ни для команды пресловутого преемника. Нынешняя власть убедительно доказала, что ей НЕ НУЖНО принципиально новое решение кавказской проблемы. И доказала она это не только заявлениями с высоких трибун, а конкретными политическими действиями. Путинско-медведевскому Кремлю нужен кадыровский, а не русский Кавказ. Но России, которая для меня не только не сливается с правящим режимом, а просто диаметрально противоположна ему по своему смысловому содержанию, Кавказ объективно нужен. Поэтому статья, адресована именно ей — России. Без глубокого понимания кавказской проблемы решить её невозможно. А в чём именно заключается эта проблема, большинство русских в России не понимают. Или понимают крайне поверхностно, что приводит их к выводам, в корне ошибочным.
Что собой представляют современные северокавказские национальные республики? Это государственные образования, имеющие в своей основе одну или две титульных наций. В полиэтническом Дагестане титульных наций де-юре нет. Но борьба за верховную исполнительную власть идёт между представителями аварской и даргинской этнических группировок — самых многочисленных и сильных в республике. Все остальные национальности имеют представительство во власти в соответствии с негласно существующим принципом национально-пропорционального представительства.
Общая отличительная черта всех без исключения кавказских народов — предельно развитая система семейно-родовых отношений, составляющая основу их, в общем-то, догосударственных социумов. Среди чеченцев и ингушей родоплеменная структура общества развита в больше мере, чем среди остальных. Это сложилось исторически. Ни чеченцы, ни ингуши до революции 1917 года не имели даже зачатков феодальных образований, которые в соседнем Дагестане существовали уже во времена Средневековья. Они застыли в родоплеменной общественно-экономической формации, что неизбежно обусловило экзальтацию кровнородственных связей.
При такой системе общественных отношений режим фактических этнократий, то есть формирования правящего слоя из представителей титульного народа, в национальных республиках становится явлением почти неизбежным. В советское время он поощрялся развитием и назначением на главные властные посты выдвиженцев из числа местных кадров. Хотя, чтобы не допустить явного перекоса в национальном вопросе на местах, Москва следила за тем, чтобы русские были представлены во власти: должности вторых-третьих секретарей при местных обкомах считались “русскими”. Так, по крайней мере, было до 1980-х годов.
Однако такая практика во времена развала СССР при Горбачёве и Ельцине породила категорию людей, отвратнее которых сложно что-либо представить. Категорию “карманных русских” — то есть, остатков русской номенклатуры во власти, занимавших, как правило, второстепенные должности. Их страх за чиновничьи кресла был столь силён, что они не только не способствовали, а, наоборот, всячески препятствовали развитию зарождавшегося на Кавказе русского и казачьего стихийного движения снизу в конце 1980-х — начале 1990-х. Наиболее одиозный пример — “говорящая голова” Борис Агапов, вице-президент Ингушетии при Аушеве, который не только не выступал противником этнических чисток ингушами терских станиц, но и демонстративно принял ислам.
Совершенно очевидно, что решить русский национальный вопрос в условиях существования этнократий в северокавказских республиках невозможно. Поэтому необходим иной подход.
Когда в конце 1980-х — начале 1990-х по Северному Кавказу растекались и множились местные националистические движения, главной их картой была национал-сепаратистская. Они, в соответствии с генеральной линией Бориса Ельцина в национальном вопросе, “брали суверенитета столько, сколько могли проглотить”. В результате отхватили огромный кусок. И подавились. Этнократические элиты доказали свою полную несостоятельность в качестве государственных управленцев. Во всех кавказских республиках одно и то же: казнокрадство, тотальная коррумпированность всех государственных институтов, жестоких произвол правоохранителей, развал социальной и коммунальной сферы. Наиболее острый кризис в Дагестане, где межэтническая борьба за власть, наложенная на деградацию республиканских институтов власти, породила гремучую смесь фактически идущей гражданской войны.
Русское население из нацреспублик было массово выдавлено в 1990-е годы. В общем, за что боролись этнонационалисты пятнадцатилетней давности — на то и напоролись. Этнократии оказались не способны эффективно управлять своими республиками. Поэтому логичным сейчас выглядит перенацеливание стволов ваххабитского бандподполья с российских воинских частей на местные власти и милицию (“мунафиков”), олицетворяющих для многих и многих кавказцев государственную несправедливость и насилие.
Из Чечни в 1990-е годы было изгнано около 300 тысяч русских. Республика превратилась в мононациональную, “зачищенную” от всех нечеченцев. В Дагестане доля русского населения с 8-9% в 1980-е сократилась до 4-5% в наши дни. В Ингушетии русских на данный момент осталось не более 1,5-2%. Да и тех режут. Также идёт непрерывный отток русских из Кабардино-Балкарии, Карачево-Черкесии, Северной Осетии и даже Адыгеи, хотя там они ещё по-прежнему составляют большинство.
Масштабнейшая в русской истории этническая чистка проходит при фактическом благословении кремлёвской власти, да еще под аккомпонемент голосов некоторых горе-националистов, которые отчего-то считают, что если русский, то, значит, априори, просто обязан стремиться как можно скорее с Кавказа уехать. И при этом никому из них даже не приходит в голову спросить у самих русских из кавказских республик: они-то сами действительно всегда мечтали и мечтают оттуда удрать? Или уезжать им всё-таки очень не хочется, но приходится, ибо они давно поняли, что федеральной власти именно на них стократно наплевать.
Страшно подумать, но русские беженцы из Чечни статуса беженцев НЕ имеют. Его имеют кто угодно: сами чеченцы, 2/3 которых проживают не в Чечне, а в России, армяне, массово переселившиеся в 1989 году в Краснодарский край из Азербайджана и теперь развернувшие террор в отношении русских в Белореченске, турки-месхетинцы, изгнанные из Грузии и т.д. Все беженцы, кроме русских. А они де-юре вообще никто. Просто российские граждане. Да и-то не все. Те, у кого документы погибли в Грозном, годами не могут получить паспорт. Русские же чиновники отправляют их обратно в объятия Кадырова, восстанавливать метрику.
Поэтому русский национальный вопрос на Северном Кавказе необходимо решать с принятия политического решения об официальном признании геноцида русского населения в Чечне и фактических этнических чисток в Ингушетии и некоторых других республиках.
Только после его юридической оценки и создания трибунала, аналогичного Нюрнбергскому, для кавказских этнопреступников, устроивших массовый геноцид, можно переходить к следующему шагу новой кавказской политики — стимулированию государством возвращения русских на территорию своего исторического проживания на Кавказе.
Одновременно с кавказскими этнопреступниками, на одной скамье подсудимых должны оказаться и высшие чиновники кремлёвской администрации: и десятилетней давности, и нынешние. Их степень вины в русской национальной катастрофе на Северном Кавказе не меньшая, а даже большая.
Для возвращения русских на Кавказ потребуются новые решительные действия русской власти. В первую очередь придётся обуздать этнократию, которая на деле будет всячески противиться возвращению русского населения и саботировать этот процесс. Здесь Москва должна чётко определить для себя, чего она хочет: воссоздания старой советской общественной модели, когда русские в нацреспубликах были основными рабочими и техническими кадрами, а представители титульных народов — партийными начальниками, или создания новой системы взаимоотношений между кавказскими этническими элитами и федеральным центром? Первый путь себя исчерпал и завёл Россию в этнополитический тупик. Второй путь требует серьёзного осмысления в теории и решительного применения на практике.
Уместно обратиться к историческому опыту предшественников. Начало 60-х годов XIX века. После окончательного разгрома Шамиля царский наместник на Кавказе князь Барятинский разрабатывает стратегический план закрепления России на Северном Кавказе. В общих чертах план включал в себя следующие пункты:
А) Недопущение легализации в новой властной структуре бывших шамилёвских наибов, за пару лет до окончания Кавказской войны почуявших решительный перелом и начавших массово перебегать от своего муршида к русским властям;
Б) Создание на равнинной и предгорной территории новых русских поселений за счёт привлечения крестьян из голодной русской глубинки. Создание им льготных условий проживания;
В) Создание новых казачьих линий на всей покорённой территории вплоть до персидской и турецкой границы.
Отвлёкшись на минуту от основной темы, замечу, что идея создания нового казачьего войска в Закавказье была частично реализована лишь в 1915 году, в разгар Первой Мировой войны. Тогда, для закрепления России в Закавказье и защиты армян от жестокой турецкой резни было провозглашено Евфратское казачье войско. Было создано войсковое правление и начат процесс закладки новых линий и станиц, с привлечением во вновь образованное войско донских, кубанских и терских казаков. Однако дальнейший развал фронта, революция и Гражданская война прервали этот процесс.
Что же сделал царь Александр II, ознакомившись с планом своего кавказского наместника? Он сделал всё с точностью до наоборот: наибы-перебежчики были обласканы и прекрасно устроились при новой власти, водворяемый Шамилём огнём и мечом, шариатский закон был в горах сохранён в неизменном виде, новых казачьих линий не заложили, сославшись на отсутствие средств. Русские слободы в горском окружении без должной государственно поддержки продержались недолго. Чеченцы, правда, боялись тогда нападать на них открыто, но перманентное воровство сводило на нет все усилия труда крестьян-переселенцев. В результате, к концу XIX века русские слободы в горной Чечне постепенно исчезли. А ведь, когда-то было русское поселение рядом с Ведено.
То есть, если переводить всё это с языка общедоступного на язык государственных мужей, данная территория после победы в Кавказской войне, политически НЕ БЫЛА закреплена за Россией. Как и в большинстве случаев в русской истории политики и дипломаты, ослеплённые славой взятия Ахульго, Ведено и Гуниба, проявили политическую близорукость.
Результат с течением времени получился и вовсе абсурдным: покорённые в гражданской жизни де-факто имели преимущества перед покорителями (их феодальные владетели имели равные права с русскими дворянами, горские крестьяне не платили налогов, были освобождены от призыва в армию). Неудивительно, что русское присутствие на Восточном Кавказе оказалось зыбким. В 1877 году, в разгар русско-турецкой войны, в Чечне и Дагестане вспыхивает восстание, подготовленное турецкой агентурой. В 1920-е годы, сразу после Гражданской войны, Чечню приходится замирять уже Красной Армии. 1990-е годы становятся апогеем российского бессилия на Кавказе. Не имея политической воли к победе, современный Кремль предпочитает прятать голову в песок и платить за видимую лояльность Кадырова фактические репарации. И, вдобавок, скармливает волчьей стае, цинично плюя на все юридические нормы, русских офицеров Ульмана и Аракчеева.
А теперь снова возвращаемся в настоящее. У вас, читатель, не было эффекта дежа-вю, когда вы читали строки про нереализацию плана Барятинского? Правильно. Цари были историческими предшественниками большевиков и нынешней кремлёвской администрации, которые вслед за ними наступили на те же исторические грабли. Первые — в силу аберрации зрения и излишней приверженности марксистским догам. Вторые — в силу сугубо антинационального характера системы собственной власти.
Таким образом, залогом укрепления российского присутствия на Северном Кавказе является там МНОГОЧИСЛЕННОЕ РУССКОЕ НАСЕЛЕНИЕ. И не только в городах, но и в сельской местности. Особенно в черте своего исторического проживания: на Кубани, на терской и сунженской казачьих линиях. Многочисленное и надёжно защищённое русское население может спокойно существовать там при условии правильной национальной и социальной политики Кремля.
Возвращение русских на Кавказ невозможно без решительной борьбы с последствиями этнических чисток 1990-х. Не надо говорить, что это невозможно. Всё возможно. Было бы желание и наличие твёрдой политической воли у руководства страны. В архивах местных министерств внутренних дел хранятся тысячи и тысячи заявлений от русских людей, испытавших в нацреспубликах преследование по этническому принципу. Причём, речь идёт не о банальных хулиганских выходках. Речь идёт о принуждении к заранее неэквивалентной продаже квартир и отъезду в Россию под угрозой здоровья, и даже жизни. В те годы цены часто диктовали не русские продавцы, а нерусские покупатели. И главным аргументом недолгого торга становился автомат Калашникова.
Подобная практика в начале 1990-х была не только в Чечне, но и в Ингушетии, в Дагестане. Наверняка она имели место и в Карачаево-Черкесии, Кабардино-Балкарии. Все документы пока в сохранности. Многих преступников можно найти и наказать. Это не только можно, но и нужно сделать. Преступники не должны чувствовать себя в безнаказанности.
Русские на Кавказе давно не верят в государство. Потому что оно 15 лет демонстрировало по отношению к ним полнейшую отчуждённость и преступное равнодушие. Только объективное расследование массовых преступлений на этнической почве, совершённых в их отношении, и реальное наказание преступников может возродить такую веру. Одновременно с судебными процессами должны быть выплачены денежные компенсации, соразмерные со степенью понесённого ими материального ущерба, всем русским, вынужденным покинуть северокавказские республики, в первую очередь Чечню и Ингушетию, в результате этнических чисток 1990-х.
О Чечне следует сказать особо. Как я уже говорил в статье “Почему нельзя уходить с Кавказа”, вопрос о присутствии Чечни в составе России в настоящий момент обсуждению не подлежит. По крайне мере до тех пор, пока не будет проведено объективное расследование геноцида русского населения в бывшей Чечено-Ингушетии в 1991-1999 гг. Доказательная база для судебных процессов над чеченскими преступниками обширная. Это и материалы думской комиссии Станислава Говорухина образца 1995 года, и многочисленные показания бывших русских рабов и заложников, и показания русских беженцев, осевших в Ставропольском и Краснодарском краях.
Несмотря на то, что вожаки волчьей стаи первой волны — Дудаев, Масхадов, Яндарбиев, Басаев, Радуев, Арби и Мовсар Бараевы, Гелаев и Хаттаб — уже мертвы (последним живым из этой плеяды палачей остался на сегодняшний день лишь “чеченский Геббельс” Мовлади Удугов), в кадыровской Чечне процветают сейчас многие тысячи остальных активных участников геноцида и этнических чисток. Вопрос их наказания — это вопрос политической воли гипотетического, национально ориентированного российского правительства. Ещё раз повторю, неотомщенный геноцид не может быть фундаментом чеченской независимости. Недопустим исторический прецедент выстраивания чей бы-то ни было независимости на тысячах русских костей.
И лишь после того, как факты массовых преступлений в Чечне будут публично оглашены, а виновные, как в самой Чечне, так и в Москве, осуждены, возможно выносить вопрос о дальнейшем пребывании Чечни в составе России на всеобщее обсуждение. Да и то, речь может в таком случае идти лишь об определении юридического статуса нескольких горных чеченских районов. Правомерность пребывания равнинных терских и сунженских земель в составе России обсуждению не подлежит.
Вторым шагом для настоящей, а не путинской, стабилизации на Северном Кавказе, должна стать решительная борьба с этнократическими властными элитами, превратившими нацреспублики в зоны вопиющего чиновничьего произвола и поголовного мздоимства. И в этом деле широкие массы местного населения могут и должны стать союзниками российского государства, если, конечно, оно возьмётся за дело правильно и не допустит перегибов.
В чём причина расползающихся по Северному Кавказу очагов гражданской войны? Её ведь уже не спишешь на происки местных антирусских шовинистов. Нет, ваххабитское и не только подполье перенацелило стволы своих автоматов с российских военных колонн и блокпостов на местные администрации, милицию, УБОП и ФСБ. Конфликт приобрёл ярко выраженный социальный и внутрикавказский характер.
В Ингушетии противниками президента Зязикова, в том числе и вооружёнными, выступают такие же ингуши, только из других, соперничающих с ним кланов. Не знаю досконально всех тонкостей внутриингушского соотношения сил, но у меня создаётся стойкое ощущение, что Мурад Зязиков, будучи прямым назначенцем Кремля, в отличие от того же Руслана Аушева, просто не имеет в республике сильной и влиятельной родни. Здесь, видимо, уместно провести аналогию с Алу Алхановым. А отсутствие мощной родни при условии всё более усиливающегося произвола чиновников и силовиков в отношении населения неизбежно приводит к состоянию отчуждённости от местного социума. Поэтому есть все основания предполагать, что, вопреки бравурным заявлениям того же Зязикова, ситуация в республике будет всё более обостряться
В Дагестане основным источником недовольства населения и пополнения ваххабитских банд является так же отнюдь не присутствие в республике российских войск, а жуткие беззакония, творимые местными чиновниками и правоохранителями. Здесь ни для кого не секрет, что например, в 2005 г. по заявлению тогдашнего председателя Народного Собрания и нынешнего президента Муху Алиева место главы районной администрации “стоило” 100-150 тысяч долларов, а кресло министра в правительстве — 500 тысяч. Не знаю точных “расценок” на год 2008, но можно не сомневаться, что ставки не упали. Даже, скорее, выросли. Рабочие места в милиции и ФСБ также продаются. Слышал недавно, что в Дербенте офицерская должность “стоит” около 10 тысяч долларов, а место сотрудника ФСБ оценивается в 30 тысяч у.е.
Излишне говорить, что все затраты при покупке должностей и портфелей новоиспечённые чиновники и правоохранители стремятся окупить. Как? Поборами с населения. Сначала для того, чтобы компенсировать затраченное, а затем для того, чтобы нажиться. Взятки в Дагестане вымогают за всё: за поступление на работу, за назначение на должность, за поступление в вуз, за учёбу в вузе, за окончание вуза, за лечение в больнице и т.д. Коррупционный круг замыкается. И всё это безобразие зиждется на фундаменте республиканской власти, раздираемой межэтническими противоречиями.
У кого-то ещё остались вопросы, почему основной театр боевых действий на Кавказе сместился в Дагестан? В создавшихся условиях идеология радикального ислама, занесённая на Кавказ в 1990-е годы из Саудовской Аравии, стремительно проросла в благодатной почве. Недовольных властью, и недовольных справедливо, в Дагестане очень много. А ваххабизм даёт теоретическое обоснование их недовольству и социальному протесту. Вы, мол, так плохо живёте, потому что не являетесь настоящими мусульманами и позволяете править собой мунафикам. Далее по плану: религиозная накачка — оружие — горы — банда — диверсии — убийства чиновников и нападения на милиционеров.
К сожалению, никакой иной идеологической альтернативы ваххабизму в современных дагестанских условиях не просматривается. КПРФ бездарно проиграла в республике всё и вся. Впрочем, как и во всей России. А ведь ещё 10-12 лет назад Дагестан справедливо считался оплотом коммунистов и давал на выборах 70-80% голосов за КПРФ и Зюганова. Больше, чем кто бы-то ни было во всей России, между прочим. Но теперь некогда самый красный регион страны стремительно превращается в самый зелёный.
Во многом, схожие ситуации можно наблюдать в Кабардино-Балкарии и Карчаево-Черкесии. Чиновничья продажность и жестокая полицейщина, являющиеся главными атрибутами путинской эпохи, достигли на Северном Кавказе гротескных размеров. И именно они, а не происки абстрактных террористов, которые давным-давно легализовались в кадыровских ЗВФ (“законных” вооружённых формированиях), являются главным источником взрывоопасной ситуации на Северном Кавказе. Мина замедленного действия была заложена в 1990-е, а Путин, давший полный карт-бланш этнократам на местах в обмен на видимую лояльность Кремлю, запустил её часовой механизм. И таймер давно уже тикает.
На основе вышеизложенного можно смело утверждать — беспощадная борьба российского государства с коррупцией вкупе с возвращением и обустройством русского населения являются двумя необходимыми условиями удержания Кавказа за Россией.
Местные этнократы уже так достали население, что оно, в массе, будет приветствовать открытые судебные процессы с конфискациями украденного из федерального и местных бюджетов. Я не призываю кричать: «Грабь награбленное!» (хотя, возможно, и следовало бы). Я выступаю за честное и справедливое расследование чудовищных чиновничьих преступлений кавказских чиновников. И за суровое наказание преступников.
На Кавказе всегда понимали и уважали силу. Сильным подчинялись. Но, вместе с тем, ценили ещё и справедливость. Так, например, сталинская депортация чеченцев, ингушей, карачаевцев и балкарцев не вызвала протестов у соседних народов. Они понимали, что с точки зрения их норм морали Сталин поступил “по понятиям” — применил на практике принцип коллективной ответственности, распространённый среди горцев. Ведь как было принято: род (тухум, тейп) не выдал убийцу родственникам убитого — значит, ответственность за убийство падает на весь род. Тот имел право до трёх раз защищать своим авторитетом преступника. Но после третьего раза обязан был или выдать его на расправу, или изгнать, что, по сути, равносильно выдаче. Так и у Сталина: массы чеченцев и ингушей дезертировали из Красной Армии, бандитствовали в Чечне, стреляли в спину красноармейцам и встречали немецких парашютистов, а их партийные работники массово уходили в горы — значит, отвечать будет весь народ, раз он допустил такое.
Современное российское государство, в глазах кавказцев, не является ни сильным, ни справедливым. Оно так и не смогло по-настоящему подавить вооружённый мятеж в Чечне, оно цинично наплевало на сотни тысяч русских на Кавказе, оно на практике поощряло и поддерживало правящие круги в национальных республиках, которые давно утратили авторитет среди населения. Это было прекрасно понято и оценено. Кавказцы такие вещи схватывают моментально.
Поэтому авторитет России можно и нужно восстанавливать двумя средствами:
Во-первых, наказанием устроивших геноцид 90-х этнопреступников, подавлением очагов вооружённых мятежей, возвращением и обустройством русских в места исторического проживания на Северном Кавказе. Их надёжной защитой. Это будет демонстрация русской силы.
Во-вторых, решительным расследованием преступлений, совершенных местными чиновниками и силовиками в отношении широких слоёв населения, сопровождающихся строгим и публичным наказанием виновных. Это будет демонстрация русской справедливости.
При этом этнократия как явление должна быть ликвидирована. Она многократно доказала свою государственную неэффективность. Властные органы следует формировать исходя из принципа национально-пропорционального представительства. Разумеется, с учётом доли в них возвращающегося на Кавказ русского населения. Возможно, на первое время, для стабилизации обстановки и гарантии объективного расследования всех преступлений, совершённых местными чиновниками, потребуется назначение на ключевые посты чиновников из России, которые будут лично не заинтересованными лицами.
Публичные конфискации награбленного и возвращение в бюджеты украденных средств — это первый шаг, позволяющий преодолеть проклятый дотационный статус нацреспублик. В том же Дагестане украдено столько, что при объективном следствии и возвращении украденного в пользу государства, этих средств с лихвой хватит на республиканский бюджет. Хотя бы на первое время.
Кроме того, возрождение промышленности даст дагестанскому населению рабочие места. Ведь сейчас массы горцев превратились в Махачкале в сезонных неквалифицированных рабочих: приезжают из сёл на весну-лето работать на многочисленных стройках. “Дагдизель” в своё время был градообразующим предприятием Каспийска, выпускающим уникальное оборудование для подводных лодок. Другим промышленным гигантом, работавшим на союзную оборонку, был махачкалинский Завод им. Гаджиева. Надеюсь, никто не будет спорить с тем, что возрождение этих предприятий объективно нужно России? Подводный флот, наряду с авианосцами, главная ударная сила в современной морской войне. А ведь, кроме них, в той же Махачкале хватает и других полуразрушенных заводов. Столица Дагестана в советское время отнюдь не была курортом, как думают в России многие. Это был портово-промышленный город.
Национальная политика Москвы в каждой северокавказской республике должна выстраиваться по отдельности, с учётом местных нюансов и менталитета данного народа. Кавказцы не такие монолитные, как кажется многим неосведомлённым лицам в России. И между кавказскими народами различий не меньше, чем сходств. Вообще, кавказцы — обобщение очень широкое. Примерно такое же, как славяне. При этом, однако, западные украинцы и поляки ненавидят русских, а хорваты — сербов. Никакого общеславянского единения нет и в помине.
Так и на Кавказе. Например, Новолакский (бывший Ауховский) район стал причиной вражды чеченцев и лакцев. Внутри Дагестана менталитет, скажем, даргинцев, заметно отличается от менталитета лезгин или других южнодагестанских народов. А между кумыками и аварцами в начале 1990-х едва не вспыхнула война из-за массового переселения горцев на равнину и самозахватов ими земель, которые равнинные и предгорные кумыки считали своими. Про “братские” отношения осетин и ингушей широко известно.
Дурная слава кавказцев в России тоже возникла благодаря деяниям, главным образом, представителей нескольких кавказских народов. Наиболее “отличившимися” следует признать чеченцев, ингушей, некоторых дагестанцев, а также азербайджанцев. Теперь к ним присоединились ещё и армяне, развернувшие охоту за русской молодёжью Белореченске. Но о последних двух народах в данной статье речь не идёт. Они имеют собственные государства за пределами России.
Это согласуется с исторической традицией. Ядром абречества в XIX веке служили те же чеченцы и ингуши. А также адыгские народы Западного Кавказа. Нападали они не только на русские поселения и казачьи линии. Чеченские абреки совершали хищнические рейды в Грузию и Осетию. А вот представители дагестанских народов среди абреков попадались редко. Кабардинцы, в массе, абречеством также не занимались. Они подверглись значительной русификации. Кабарда добровольно вошла в состав России ещё в середине XVI века. Вторая жена Ивана Грозного — царица Мария Темрюковна — была кабардинкой. А от её родственников, переехавших в Москву, пошёл род князей Черкасских.
Хищническая традиция некоторых народов продолжилась и в советское время. Те же дагестанцы в колхозах работали добросовестно. А вот чеченцы и ингуши от коллективизации уклонялись. В их колхозах, после возвращения из депортации, процветали хищения и приписки, а многие колхозники шабашили по всему Союзу. В связи с этим, автоматический перенос, скажем, чеченского этнического стереотипа на всех остальных кавказцев недопустим. У каждого кавказского народа, подчёркиваю, менталитет свой. Всё это российским властям надо понимать и учитывать. Однако кремлёвские чиновники, как правило, демонстрируют поразительную некомпетентность в кавказских делах.
Распространённое в России мнение о том, будто бы все кавказцы изначально ненавидят русских, так же ошибочно. Русские старожилы в Дагестане могут немало рассказать о том, какой пиетет испытывали горцы перед “старшим братом” в 1940-е, 1950-е и 1960-е годы. Тех русских уважали. Они были в их глазах народом-победителем. Им старались подражать. Жениться на русской было престижно. Современному поколению дико будет прочесть о том, что 40-50 лет назад дагестанцы на равнине предпочитали переиначивать свои имена на русский лад. Магомед тогда представлялся всем как Миша, Кулумбег — как Коля, Абидат — как Алла и т.д. И это при их-то гордости, зачастую переходящей в чванство! Правда, тогда были другие русские. И другая эпоха.
Подводя итоги, скажу ещё раз: Северный Кавказ удержать не только нужно, но и возможно. Поэтому панические настроения типа “отделить их всех к чёрту, пусть живут сами, как хотят” губительны для России в целом. Это позиция страуса, который прячет голову в песок. Сегодня выгнали из Чечни и Ингушетии — завтра попрут из Ставропольского края. Послезавтра из Краснодарского. Пора, наконец, осознать, что центральная Россия не резиновая. И места на всех, пусть даже и русских, в ней всё равно не хватит.
Данную статью кто-то может счесть маниловщиной. Но всегда лучше иметь готовую концепцию на случай прихода к власти здоровых сил, чем не иметь её вовсе. А потом сгоряча строить, кромсать или воевать без царя в голове.
