«Чистовик» — последний роман Сергея Лукьяненко. Это продолжение предыдущего романа «Черновик», он составляет с ним единое целое.
По-хорошему, оба романа следовало бы напечатать сразу и одним томом. «Черновик» оставил в свое время впечатление не только незавершенности, но и падения авторского уровня — между тем, дальнейшее раскрытие сюжетных линий в «Чистовике» впечатлило и еще раз подтвердило тот несомненный для меня факт, что Лукьяненко — мастер, причем мастер, творящий в общем русле русской, а не голливудской культуры.
* * *
Герой дилогии Кирилл Максимов в первом романе производит впечатление откровенной пустышки. Каковой в общем-то изначально и является. Московский «менеджер», на самом деле торговец компьютерными деталями в мелком магазинчике.
Классический потребитель. Любитель пива. Личная жизнь сводится к вялым, ни к чему не обязывающим романчикам. Духовных запросов — ноль. Политической, религиозной или какой-либо другой активности — ноль. Хобби отсутствуют. Даже дружба — у главного героя есть лучший и чуть ли не единственный друг (во всяком случае, о более близких друзьях не упоминается), и именно о нем, как выясняется, герой не знал самых элементарных вещей, не понимал и даже не пытался понять как личность. Да и личность-то, мягко говоря, сомнительная.
Словом, типичный духлесс нашего времени, благополучный потребитель благополучных фантастических романчиков. «Путинское большинство», если говорить языком политологии.
Отметим эту очень характерную деталь – ничтожество героя. Предыдущие герои Лукьяненко, как правило, хоть что-то из себя представляют. Я не говорю о таких гигантах, как Кей Дач, пилот Петр из «Звездной дилогии» или вор Ильмар, но ведь даже Мартин из «Спектра» — яркая личность, он даже потребитель нестандартный, кулинарные отступления в книге достойны всяческой похвалы и внимания. А что здесь? Пожалуй, единственная самобытная черта Кирилла — это любовь к собачке Кешью.
Мне даже, помнится, подумалось, что наш фантаст номер один пошел по классическому пути заигрывания с читателем — таким же бесцветным потребителем.
Сюжет сначала подтверждал самые худшие подозрения. С «менеджером», без всякого участия его воли, начинают происходить невероятные события. Его стирают из реальности, а потом выясняется, что его избрали для привилегированного бытия «функционала», таможенника на границе миров, наделив сверхспособностями и надежно, по высшему классу обеспечив материально. Даже девушку он приобретает «высшего потребительского класса», «для тех, кто ездит в «Бентли» и «Ягуарах»... ну или для функционалов».
Ну чем не мечта офисного клерка?
Да, по сложившейся у Лукьяненко традиции, герой, конечно же, начинает «писать поперек линованной бумаги», пытается разобраться в системе самостоятельно. В результате конфликта с «вышестоящими товарищами» — оказывается вне закона (но зато остаётся при сверхспособностях). Что в целом говорит о герое положительно и намекает на то, что у него еще осталась совесть и способность хоть кого-нибудь любить…
В «Чистовике» схема разваливается нафиг.
* * *
С самого начала Кирилл — гонимый, он в бегах, его преследуют, а он преследует единственную цель — понять истину о системе миров, о функционалах, и в конце концов — о себе самом.
Это человек, сознательно не пошедший на сделку с совестью, человек, который отказался от «потребления по высшему классу» — ради всего лишь одной-единственной цели: понять. Разобраться.
Блаженны алчущие и жаждущие правды.
Получается вот что. Потребитель-менеджер-офисный планктон — все это внешнее, вызванное обстоятельствами, воспитанием, эпохой. В другую эпоху такой же парень пошел бы на фронт. Или работал бы в КБ, проектируя ракеты. Столкновение — еще в предыдущей книге — со смертью, с реальным врагом, с вещами серьезными — начисто снесло «мажорскую « оболочку, осталось только то, что проектировалось изначально: человек, настоящий человек, способный расти внутренне и изменять мир.
Далее начинается квест.
Вкратце его можно свести к двум моментам: приключения и размышления о сути мироустройства, оформленные как детективное разгадывание. При этом приключения действительно интересны. Это не просто «ходилка-стрелялка». Всяческого интереса и уважения достойны описанные миры — в особенности, Твердь, мир Конклава, жесткой теократии, уничтожившей таможни на своей территории и функционалов как «слуг дьявола», при этом теократии вполне симпатичной, высоко развитой технологически (генетика, биология). Другие миры, впрочем, тоже хороши по-своему. Фантазия автору служит исправно, хотя и является служанкой сюжетостроительства.
На протяжении всей книги не очень понятен момент — почему Кирилл, человек явно вне закона, преследуемый, сохраняет целый ряд качеств функционала, притом уйдя от своей «функции». Такое сохранение, вроде бы, невозможно даже теоретически. Почему же ему «оставляют» способности, с помощью которых он выживает и даже двигается вперед? В общем-то, «проницательный читатель» уже подошел к выводу — система работает автоматически. Нет никаких сверхлюдей, контролирующих каждое движение «подопытных» в мирах Веера. Никаких злоумышленников, проводящих бесчеловечные эксперименты. Такие злоумышленники или сверхлюди не позволили бы Кириллу никаких приключений. Убрали бы зарвавшуюся лабораторную мышь.
Никакой сверхразум за всей этой системой не стоит. Или — уже не стоит.
Наконец Кирилл оказывается в мире, где квест заканчивается. Так сказать, родина системы.
И что же? Все оказывается удивительно просто и скучно. Система работает автоматически. Никаких особых целей никто не ставит. Да и сверхлюдей-то, кроме функционалов — не существует.
И цель этой системы, основная цель — именно стабильность миров. Отсутствие коренных изменений.
Потому что функционалами делают не кого попало — а именно тех, кто мог бы изменить судьбу своего мира.
Да, в первой книге Кирилл не производит впечатления такого человека. Но вот во второй — пожалуй, да. И характер. И действие. И под конец он вспоминает, что учился же в институте, ракеты хотел строить...
Да, он мог бы изменить мир. Но потерял — собственную судьбу.
Причем потерял ее, по сути, задолго до того, как стал функционалом.
* * *
После выхода «Чистовика» очень многие не поняли идеи «отказа от сверхспособностей». Свели ее к такому же отказу, который состоялся в «Спектре», но там и ситуация была другой, и мотивы отказа — совершенно иные. А ведь казалось бы, в «Чистовике» все расписано с полной откровенностью. И мотивы отказа, и чем после этого отказа Кирилл собирается заниматься.
Ты все время повторяешь одну и ту же ошибку. Предполагаешь, что мы нечто большее, чем слуги. Кирилл, ау! Первобытные времена, когда самый сильный значило самый главный, давно прошли. Самые умные просиживают штаны в лабораториях. Самые сильные надрывают мышцы на потеху публике. Самые ловкие и смелые работают телохранителями, самые меткие и безжалостные — киллерами. О да, если у тебя чудесный голос — ты станешь всемирной звездой, и концерты твои соберут стадионы. Но ты все равно будешь петь на вечеринках мультимиллионеров и на саммитах политиков, надрывать горло ради горстки пресыщенных стариков и их самодовольных детей. У тебя будет очень длинный поводок из шелка или цепь из золота. Но ты все равно будешь на цепи! Что ты хочешь, найти власть? Так она вокруг, Кирилл! Власть — это деньги, положение, связи. Когда солидный человек проходил сквозь твою башню в другой мир на концерт — ты что, не понимал, что твоя функция — швейцар у дверей! Хочешь уничтожить нас? Уничтожь всю власть в мире! Только на смену ей придет другая власть, и мы все равно окажемся ей нужными...
После того, как Кирилл выяснил строение системы, то, как она управляется — до него постепенно, но очень быстро доходит и суть, и смысл существования этой системы.
— Котя, — засмеялся я. — А кто тебе сказал, что только вы — функционалы? Что только вы правите чужие судьбы? Тем, кто ходит через ваши порталы, лопает в ресторанах немыслимые деликатесы и справляет вечеринки на берегах первобытных океанов, — для них что ты, что я, все едино! Им не нужен никакой космос, им не нужны научные открытия, им не нужна вера в Бога, им не нужна третья поэма Гомера. Им куда полезнее, чтобы человек стоял в лавке и продавал игрушечные железки.
Вот так.
Функционалы, сверхлюди служат отнюдь не Богу, не каким-нибудь мифическим Странникам, не сверхлюдям более высокого уровня. Служат они — ничтожествам у власти.
Точно так же — прямая аналогия — как и в нашей реальности гениальные музыканты, писатели, конструкторы, ученые, превосходящие человека среднего уровня во много раз — служат ничтожествам. Серости, которая только и умеет — захватить и удержать власть, а иногда даже и этого толком не умеет, а оказывается у власти случайно.
Вся заслуга этой серости — высочайший уровень самого животного потребления. Лопать деликатесы и справлять вечеринки.
Причем бороться с этой серостью, как предлагают иные читатели — практически не имеет смысла. Почтальон все доступно разъясняет Кириллу. Власть потребления одинакова всегда и везде.
Вообще-то одна книга об этом – то есть о сверхлюдях, служащих ничтожествам — уже была написана, и писал её тоже выдающийся фантаст. Её автор — Борис Стругацкий, и называется она «Бессильные мира сего». Где люди со сверхспособностями служат самым обычным бандитам, политиканам, спецслужбистам. Которые, поплёвывая через губу, отдают приказы. И сверхлюди слушаются, потому что «а что ещё поделать». Так устроен мир.
Но Стругаций писал о своём сословии, об интеллигенции и её заблуждениях. И обращался он в первую очередь к остаткам интеллигенции. Лукьяненко написал то же, но для масс. Для общества в целом.
Для того, чтобы власть стала иной, не серой — начинать надо не с вешания на столбах конкретных виновников метафизического зла. На их место придут другие, точно такие же. У спрута нет сердца.
Начинать надо — с окружающей реальности. С себя самого. С окружающих людей. Собственной страны, собственной планеты.
Кирилл и начинает с себя самого.
Отсюда и отказ от «сверхспособностей». Они ведь не являются способностями самого героя. Это внешняя функция, данная ему системой. Поэтому отказ - это отказ от использования возможностей системы, поскольку эти возможности принадлежат системе и могут быть использованы только в интересах системы.
Именно этого не понимают высоколобые интеллектуалы, идущие в коридоры власти (например, в Кремль или на Старую Площадь) служить монстрам, в душе ненавидя и презирая исконных обитателей этих коридоров и кабинетов. Им кажется, что, служа этим монстрам, они получат административные сверхспособности, возможность «на что-то влиять», и так далее. И употребят это на благо. Так вот, этого не бывает. Никогда. Система устроена так, что повлиять на неё, используя её же собственные возможности, нельзя.
С приходом этого понимания и начинается настоящая борьба.
Поэтому главное решение героя, принятое в конце книги — это отнюдь не стремление «вернуться к ничтожеству». Это не шаг прочь от ответственности. Наоборот — это принятие всей ответственности за собственную жизнь. Это начало поиска собственного пути. Вернусь в институт, говорит Кирилл. Может, я и правда ракеты должен строить?
К этой идее Лукьяненко подводит читателя еще задолго до финала.
– И ты говоришь, что ваш мир неинтересный? — воскликнул Дитриш. — Вы летали на Луну и хотели лететь на Марс. У вас весь мир можно за день пересечь! А ты говоришь — неинтересно! – Наверное, мы привыкли. Нам все это кажется обычным. – Вот дураки, — сказал Дитриш. — Компьютеры, самолеты, ракеты. Луна.
Парадоксальный, необычный ход. Стандартный герой фэнтези уходит в другие миры и там отрывается по полной. В других мирах есть то, чего нет в нашем, сером и скучном. Есть магия/мечи/императоры или бластеры/технологии/космос. Или еще что-нибудь заковыристое. Вполне естественно — каждому хочется бежать от реальности в красивые фантастические миры...
Лукьяненко эти мечты безжалостно разбивает. Ничего привлекательного в мирах «Чистовика» нет.
«Нет ничего прекраснее нашей Земли. Какое счастье будет вернуться!» — как говорят герои Ефремова в «Туманности Андромеды». Люди везде одинаковы, а технологии... Земля — самый технологически развитый мир. Попробуй же в конце концов заметить эти мелочи, уже привычные, но по сути — чудесные: компьютер, машина, самолет... Луна. Поставь на свое место человека, жившего хотя бы сотню лет назад.
Но суть не в технологиях — к ним привыкают. Суть в той системе власти серости, власти потребления, которая господствует везде. Которая не дает изменить лицо мира, выдергивая их него тех, кто мог бы это сделать. Давая преимущество серости и посредственности.
В конце Лукьяненко становится совершенно откровенным:
Алкаши стояли у ограды снаружи, возбужденно что-то обсуждали. К бутылке они уже успели изрядно приложиться. Я помахал им рукой, и они торопливо двинулись прочь. А что должны были совершить они? Какие неудобные кому-то поступки, что выкинуло их из жизни простым и надежным способом даже без сладкой пилюли функциональности?
И Кирилла выбросили еще до всяких функционалов.
«Мы тебя из института не выгоняли», — говорит Котя. Это так. Стать менеджером по продажам и любителем пива — гораздо более простой и надежный способ убить в себе личность. Перестать быть собой. Стать винтиком куда более надежной машины, чем какое-нибудь злостно-тоталитарное государство. Кирилл не согласен становиться «выброшенным из жизни» — пусть ему и предлагают очень сладкий, очень уютный способ из нее уйти. Он хочет остаться в этой жизни. Остаться, найти себя — и действовать.
* * *
Некоторые читатели предлагали Лукьяненко написать продолжение дилогии — «Работу над ошибками» или что-нибудь в этом роде.
На мой взгляд, продолжение у дилогии быть, конечно, может.
Но это продолжение может быть написано только в жанре реализма.
Фантастика кончилась.
Главный герой взбунтовался и ушел из фантастики.
