Круги от восстания Бенёвского, захвата Камчатки и последующего бегства еще долго расходились по поверхности вод Истории. Они повлекли за собой самые различные последствия, в том числе, весьма неожиданные и отдаленные.
Во-первых, напуганное восстанием царское правительство отныне и навсегда запретило отправление ссыльных на Камчатку. Этот запрет соблюдался не только во все годы царизма, но и советской властью, так что, в отличие от остального Севера, лагерей на Камчатке не было. Это, конечно, сказалось на развитии полуострова. Так что своим современным обликом Камчатка в значительной степени обязана Бенёвскому и его товарищам.
Кроме того, косвенно Бенёвский стал причиной таких событий, как снаряжение первой русской кругосветной экспедиции и включения Курильских островов в состав Японии.
Но обо всем по порядку.
* * *
Корабль вырвался в свободное плавание, однако до настоящей свободы было еще очень и очень далеко.
Видимо, только сам Бенёвский понимал, сколь отчаянным оставалось положение беглых вообще, и его собственное в частности.
Прежде всего, корабль был совершенно не приспособлен для дальнего океанского пути. Для недальнего, впрочем, тоже не очень. Из тринадцати галиотов Сибирской флотилии (строились с 1739 до 1805 г.) лишь "Святой Петр" проплыл тысячеверстное расстояние. Девять разбились в бурю у своих же берегов, один выброшен на берег и только два разломаны за старостью. Галиот — это небольшое судно.
"Лексикон российской исторической, географической, политической и гражданской", — первая русская энциклопедия, написанная в 1744-1746 гг. историком и государственным деятелем В. Н. Татищевым, — так характеризует этот тип кораблей: «Галеот, или галиот, судно морское небольшое, делаются о трех, двух и одной мачт; употребляются более у купцов для возки товаров, а в военных для бомбардирования».
«Святой Пётр» был двухмачтовым, т.е. не самым крупным судном этого класса, водоизмещением в 200–300 тонн, длиной по килю — 17, шириной — почти 6 метров. Одно хорошо, что он был построен недавно — спущен на воду в 1768 году. Пересечь на нем океан было не очень реально, галиоты не были быстроходными, и строились именно для каботажных, прибрежных рейсов.
Да и некуда было беглецам плыть.
Ушли из Большерецка они вовремя. Как гласит составленный после восстания секретный официальный отчёт (маленькая выжимка из него была опубликована лишь в 1890-м году), мятежниками
взята была большая предосторожность, чтоб не выехал кто из острога и не дал бы знать. Однако ж один камчадал успел уйтить по Тагильскому берегу; но, к несчастью, был задержан штурманом Неводчиковым, зимовавшим при Колпаковской реке. И весть до Тагиля, по побуждению уже унтер-офицера Балашова, дошла поздно, так что отправленные из сей крепости двести человек пришли шестью днями позже их отбытия из Большерецка.
Между прочим, в отчёте содержится одно забавное замечание, прекрасно характеризующее и тогдашние царские власти, и поднявшихся против них "бунтовщиков". Неизвестный чиновник, проводивший дознание, пишет: после восстания "казна (острога), состоящая в медных деньгах и несколько серебра, была разграблена, и что всего смешнее, на сии деньги нужные товары у купцов покупали, а не грабили". То есть, то, что Бенёвский не отнял силой у безоружных жителей городка нужные в дорогу припасы, а расплачивался за них, тратя так необходимую ему в дальнейшем путешествии конфискованную казну — кажется тогдашнему чиновнику "всего смешнее". (Многое изменилось в России за два прошедших века, но, кажется, под этой ремаркой вполне мог бы подписаться почти любой официальный чиновник и "эффективный менеджер" ельцинских-путинских времен).
Так или иначе, беглые знали, что их будут пытаться "воротить".
Интерпола тогда не существовало, но российские власти моги известить окрестные голландские, испанские, португальские и английские колонии о бегстве взбунтовавшихся каторжников — за голову каждого из них правительство назначило награду — двести рублей тому, "кто ково из них приведет живым или мертвым...". А даже, узнай европейцы и без официального представления об обстоятельствах побега, — беглых заковали бы в кандалы и отправили назад в Россию.
То есть говорить о том, кто они такие, и откуда идут, было нельзя.
Ситуация самого Бенёвского также была не из весёлых.
В родной Австрии его ждал суд по обвинению в вооружённом захвате родового имения и церковной ереси. В Польше восстание конфедератов было разгромлено, возвращаться туда было нельзя, в Россию — тем более. Денег и имущества ни в одной из стран мира, соответственно, никаких не было. В общем, дело швах.
В создавшийся ситуации было лишь одно хорошее, даже отличное обстоятельство, — вел корабль один из лучших моряков российского флота штурман Максим Чурин.
К тому времени штурман уже прожил на Камчатке десять лет, с 1761 года. Тогда молодой офицер был направлен Адмиралтейств-коллегией из Петербурга в распоряжение Сибирского приказа. Этот опытный моряк был единственным человеком во всем русском флоте, кто проделал три похода от Камчатки до Америки и Китая.
Историки, основывающиеся на данных официального следствия того времени, обычно называют причиной бегства Чурина долги. Вот что пишет С. В. Максимов в своей написанной по данным официальных архивов классической книге «Сибирь и каторга»:
Согласие (Чурина на бегство) безоговорочно и надежно в том отношении, что другого выхода ему не представлялось; идти в Охотск он не мог, без стыда и опасности, по случаю неоплатных долгов своих; согласие же свое он дал под впечатлением недовольства своего на начальство, предавшее его суду за неповиновение и развратное поведение.
Впервые запустил в обращение данную версию известный историк, географ, морской инженер и мореплаватель Василий Николаевич Берх (1781–1835). В 1828 году императором России Берх был официально утвержден историографом русского военно-морского флота, и ему одному из первых было позволено писать про "Дело о происшедшем в Камчатке в Большерецком остроге от сосланных злодеев бунте", как оно было официально поименовано. Но, несмотря на "консенсус", версия эта всё же выглядит странно.
Как справедливо отмечает современный камчатский писатель-краевед Сергей Вахрин, откуда такие долги, если с 1765 года Чурин находился в постоянных плаваниях, причем часто вместе с женой Ульяной Захаровной?
Что же до суда "за неповиновение и развратное поведение", то "развратное поведение" это не то, что мы имеем в виду сейчас.
Более поздний "Военно-полицейскомий устав" от 1837 г. определяет: "развратное поведение, коим почитается преданность пьянству или распутству, а также роскошь и мотовство".
А в XVIII веке так именовали и "дерзость по отношению к начальству".
* * *
А проявилась эта "дерзость" у молодого штурмана при следующих обстоятельствах.
В 1764 г. в Петербург поступил доклад сибирского губернатора Дениса Ивановича Чичерина, который доносил Екатерине II об открытии «неизвестных мест и нового промысла». Имелись в виду современные Алеутские острова, до которых недавно впервые доплыли русские промышленники-зверобои. По докладу Д. И. Чичерина уже 4 мая 1764 года Екатерина II издала указ, который обязывал Адмиралтейств-Коллегию срочно организовать экспедицию, не считаясь ни с какими затратами. Предлагалось немедленно отправить из Петербурга "сколько надобно офицеров и штурманов", которые должны были провести исследование и опись только что обнаруженных Алеутских островов, привести "американцев" (т.е. алеутов) в российское подданство и организовать сбор ясака. Особо подчеркивалось, что следует "производить оное предприятие секретным образом".
Официально его назвали «Экспедицией для описи лесов по рекам Каме и Белой». Начальником экспедиции и его помощником были назначены военные моряки Петр Кузьмич Креницын и Михаил Дмитриевич Левашов. Уже 1 июля 1764 года шестнадцать руководящих участников экспедиции на сорока двух подводах покинули столицу, направляясь в Охотск. Опережая их, была отправлена депеша с указанием — начать строительство необходимых кораблей. На месте в состав партии включили два корабля из флотилии охотского порта, бот и галиот. Чурин принял в экспедиции участие как командир галиота «Св. Екатерина», на этом же судне находился и командир экспедиции Креницын.
Вышли из Охотска на четырех кораблях, но судьба крайне не благоприятствовала морякам: у берегов Камчатки произошло несколько кораблекрушений. До Алеутских островов дошло лишь два судна. 4 июля 1770 г. Креницын вообще утонул, экспедицию возглавил лейтенант Левашов. Но еще до его гибели он вместе с экипажем «Св. Екатерины», включая Максима Чурина, зимовал на острове Алеутской гряды Унимаке.
Зимовка «Екатерины» была тяжелой, от цинги умерли тридцать шесть моряков. Произошло это потому, что у зимовщиков не было свежей пищи, ели солонину.
В районе зимовки жили и алеуты. В принципе, свежую еду можно было бы выменять у них — но отношения с коренным населением складывались у Креницына самые напряженные. За несколько лет до этого, в 1762–1763 годах, восставшие алеуты на "Лисьих островах" — Умнак, Унимак, Уналашка — убили русских зверобоев с четырех промысловых ботов, всего погибло более ста семидесяти человек.
Креницын, боясь нападения алеутов, приказал держать круговую оборону. «Для предосторожности» по приказу Креницына в сторону любого приближающегося алеута стреляли из пушек или ружей. Хотя команда болела цингой, и люди были предельно истощены, Креницын держал людей в постоянном напряжении:
Он имел четыре поста для ночного караула; приказывал через несколько минут каждую ночь делать ружейные и пушечные выстрелы для устрашения диких...
Отношения русских и аборигенов Севера в этот начальный период освоения (или русского вторжении, с точки зрения туземцев) вообще складывались сложно, и политика русский промышленников по отношению к туземцам в этот период была, скажем так, разная.
Так, помощник руководителя экспедиции Левашов зазимовал на соседнем острове Уналашке. Там Левашов нашел русских зверобоев. Свои отношения с аборигенами эти русские промышленники обеспечили тем, что захватили несколько десятков заложников — детей алеутских старейшин. 33 из этих заложников по его требованию промышленники передали Левашову, и таким образом тот не только обеспечил безопасность своей команды, но и наладил обмен продуктов с алеутами. В результате у Левашова к лету умерло лишь трое, ещё двое пропали без вести.
По некоторым данным (в частности, так считает С. Вархин) Чурин возражал против того образа действий по отношению к туземцам, что избрал Креницын. Изоляция ничего, кроме смертей, не принесла. Но алеуты (это название, кстати, придумали именно открывшие острова зверобои) тоже были не едины. Можно было бы играть на противоречиях их племен, самим перейти в наступление, взять, в конце концов, заложников, как сделали на соседнем острове Уналашке.
В составе партии под командованием Креницына как раз имелись ветераны-промышленники, прекрасно уже научившиеся обращаться с аборигенами. Например, знаменитый промышленник, первооткрыватель этих остовов Степан Глотов. В августе 1759 года он с казаком Савином Пономаревым отправился в район Алеутских островов, где проплавали, промышляя морского зверя и зимуя то на одном острове, то на другом, ни много, ни мало — семь лет. Они и открыли эту часть Алеутской гряды — относительно большой остров Уналашка и к востоку от него — группу Лисьих островов (назвали так, потому что на островах попалось им много лисиц).
В августе 1763 года они прошли вдоль юго-восточного побережья полуострова Аляска и наткнулись на самый крупный в Аляскинском заливе остров Кадьяк. Степан Глотов был известен как искусный дипломат, умелец налаживать отношения с туземцами и знаток их внутренней политики. Тем более что к концу зимовки к Креницыну приплыла группа алеутов, враждовавшая с соседями. Чурин настаивал на изменении образа действий, но командир экспедиции Креницын отказался воспользоваться этими советами. В результате отгородившиеся в своем зимовье русские повымирали от цинги, умер и Степан Гавриилович Глотов (ему не было и сорока лет), а Чурин получил, по представлению, посланному Креницыным аж в Петербург, в Сенат, уголовное дело по обвинению в "неповиновении" с очень плохими перспективами.
Так что не будь этого конфликта, не будь тридцати шести бессмысленных, по его мнению, русских могил на Лисьих островах — остался бы, наверное, Максим Чурин в Охотске, не было бы, скорее всего, и этого фантастического по дерзости побега.
Без Чурина беглым было бы точно не выплыть.
Продолжение следует
