История — это не голливудская мелодрама с хеппи-эндом. Далеко не всё в её течении отвечает нашим представлениям об идеальном. Но разве мы живём в идеальном мире? Порой пути истории проходят через особенно суровые испытания, гражданские войны и революции. Любая революция — это катастрофа, трагедия. Прежний порядок рушится, и обломки его давят миллионы людей. Разоравнные социальные связи топят общество в «войне всех против всех». Но в то же время революции, несмотря на свою разрушительную силу, приносят свою пользу. Они постигают страдающие от них общества не просто так, а лишь тогда, когда эти общества не могут решить некие проблемы обычным, мирным путём, когда долгими и упорными действиями своей элиты они сами оказываются в таком безвыходном положении, что их единственный шанс на сохранение своего существования — попытка разрубить гордиев узел. Это не значит, что революция обязательно принесёт решение неких проблем, Впрочем, в этом тексте речь пойдёт не о Русской революции в целом, а лишь об одном её эпизоде — Октябрьском перевороте.
Сразу хочу уточнить, что, написав слова «Октябрьский переворот», я вовсе не хотел нанести оскорбление этому историческому событию. Просто я хотел бы обратить внимание читателей на то, что произошедшее в Петрограде в ночь на 25 октября 1917 года было лишь одним звеном (пусть и очень важным) длинной цепи событий русской революции, которая начинается как минимум с февраля, а то и вообще с кровавого воскресенья, а доходит, пожалуй, до конца 30-х годов, когда новое общество и государство в целом сформировались (самая подходящая драматическая концовка — 1937). На самом деле большая часть тех разрушительных явлений, которые некоторые наивные люди считают последствиями Октябрьского переворота, была результатом революции в целом. И Гражданская война, и отпадение окраин, и экономический кризис, и распад связей между городом и деревней, и вспышка стихийного крестьянкого анархизма — всё это уже было заложено (и на самом деле началось) ДО победы блока радикальных социалистов в октябре 1917. Поэтому не стоит взваливать на Октябрьский переворот слишком тяжёлую ношу исторических последствий. Но это не значит, что существенных последствий у переворота совсем не было.
АЛЬТЕРНАТИВА ОКТЯБРЮ, ИЛИ ТО, ЧЕГО НЕ БЫЛО
Каждое важное историческое событие — это некий выбор, который открывает нам некие возможности, но одновременно устраняет другие. Что дал России и чего лишил её Октябрьский переворот?
Приходится иногда слышать, что он лишил Россию шанса стать демократической страной европейского типа. Но была ли такая возможность на самом деле?
На этот вопрос нельзя ответить без учёта влияния самого главного «проклятого вопроса», стоявшего перед русским обществом — аграрного. Именно аграрный вопрос был главным зарядом, разрушившим и политическую систему империи, и её социально-экономическое устройство. Именно на аграрном вопросе, на плечах крестьян в серых шинелях, мечтающи о помещичьих землях, вьехали во власть большевики.
Предположим, мановением волшебной палочки большевики исчезают. За компанию с ними избавляют мир от своего существования левые эсеры. Исчезнет ли при этом аграрный вопрос? Ясно, что нет.
Будет ли он решён другими силами? Если исходить из обещаний основных противников большевиков (а это на момент Октябрьского переворота были вовсе не монархисты и даже не либералы, а самые что ни на есть социалисты, просто другого толка), то все они готовы были решать «проклятый вопрос» в пользу крестьян, более того, кое у кого этот аграрный вопрос вообще официально стоял на первом месте (в отличие от большевиков). Но вот только перешли бы они от слов к делам?
Ведь аграрный вопрос — он же не уникальная особенность русской истории. Многие страны им так или иначе переболели. Почти во всех революциях прошлого века (особенно в аграрных странах) он оставил свой след. Более того, часто даже играл главную роль. Можно делать некоторые выводы. И выводы эти простые. Устраивать себе пиар на аграрном вопросе всегда находится достаточное количество желающих. Но когда дело доходит до реального воплощения обещаний — энтузиазм сразу же убавляется. Понятно, что отбирать землю у крупных собственников и отдавать её простым крестьянам — дело хлопотное. Собственники — влиятельные люди. У них связи в политической и военной элите, они образованы и организованы, способны последовательно отстаивать свои интересы. В конце концов, они просто-напросто самые богатые люди этой страны.
Кроме того, и это было особенно хорошо заметно именно в России, именно крупные земельные владения наиболее эффективно ведут хозяйство. Больше половины товарной продукции в России давали хозяйства помещиков и других крупных землевладельцев, в то время как две трети крестьянских хозяйств не давало практически ничего. «Чёрный передел» уничтожил бы высокопроизводительные хозяйства, увеличив удельный вес тех, в которых нищий крестьянин с деревянной сохой без знаний агротехники еле-еле кормит себя и свою семью. Что же будет после уравнительной аграрной реформы с пресловутым русским экспортом? И на что же в этих условиях будет опираться модернизация? Достаточно ли богатая страна Россия, чтобы резать куриц, несущих золотые яйца? Тут дилемма посложнее, чем бросать или не бросать бомбу в губернатора.
Ясно, что проведение аграрной реформы требует в этой ситуации решительности, политической ловкости и жесткости одновременно, готовности идти до конца. Но были ли наделены этими качествами вожди социалистов — соперников большевиков?
Последующая история этих партий и их вождей показывает, что они этим набором достоинств не обладали. Да и чего ради Гоцу и Натансону, не говоря уж об Аксельроде и Цедербауме, заботиться о русских крестьянах? Попиариться защитниками крестьянских нужд — это одно. А вот реально эти нужды защищать… Если бы «нерадикальные социалисты» готовы были пойти на радикальную аграрную реформу, то объявили бы о её начале сразу после формирования «однородного социалистического правительства». Конечно, это было бы вторжением в область компетенции будущего Учредительного собрания, но важность и срочность вопроса (требовалось восстановить утраченную поддержку населения и выбить страшное оружие из рук большевистской пропаганды), а также его место в программах этих партий вполне оправдывали перенесение реализации аграрной реформы на более близкий срок. Большая часть населения это бы одобрила и горячо поддержала.
Другое дело, если радикальную аграрную реформу вовсе не собирались на самом деле проводить. Ясно, что единственным возможным вариантом аграрной реформы для «нерадикальных» социалистов могла быть только формальная, частичная реформа-обманка. Таких реформ, проводимых после шумных многообещающих революций, было довольно много в истории стран «третьего мира». Например, национализировать и раздать крестьянам небольшую часть владений помещиков, пожертвовав для этого самыми экономически несостоятельными хозяйствами. После процесс можно отложить на многие годы, мотивируя это военной разрухой, высокой задолженностью государства и т.д. Понятно, что крестьян это не убедило бы. Продолжались бы попытки стихийного передела земли. Правительство бы с ними боролось и быстро втянулось в стихийную войну с крестьянством. Кстати, если Россия не выходит досрочно из войны и не демобилизует армию, вся эта радость ещё и наложится на неизбежную проразвёрстку. Со всеми вытекающими последствиями.
Разумеется, в таком варианте гражданской войны у крестьян совсем немного шансов ни на победу, ни на учитывающий их интересы компромисс. Но и «однородное социалистическое правительство» не переживёт эти испытания, заменённое более логичной в условиях гражданской войны военной хунтой. Нечто вроде Омского переворота во всероссийском масштабе было бы неизбежным.
Русское общество было бы слишком сильно расколото политически, слишком велик был бы разрыв между нищетой большей части населения и богатством элиты.
И вот тут мы возвращаемся к тому, с чего начали — с демократии. Конечно, не стоит идеализировать этот строй и считать, что он являет собой власть народа. Но всё же без определённого вовлечения масс в политику он не возможен. Однако это вовлечение должно быть безопасно для существующих в обществе устоев. То есть люди, получая политические права, не должны поддерживать тех, кто хочет эти основы разрушать.
В силу этого демократия в её западном варианте для такой России была бы невозможна, разве что её не очень хорошо выполненная имитация в стиле «банановых республик». При этом в силу слишком высокого для банановых республик уровня политической сознательности и образованности политическая система не будет стабильной. Её будут расшатывать и крестьянские восстания, и мятежи обделённых властью армейских генералов (если можно К. или А., то почему мне нельзя? Чем я хуже калмыцкого выскочки?) Кстати, такая система, несмотря на кажущуюся нестабильность и бурление, на самом деле очень устойчива в своих главных принципах (даже при пёстром мелькании лиц во власти) - потому что все дееспособные политические силы, которые были бы заинтересованы в её изменениях, выбиты. Тут разве что поможет давление извне, от заокеанских демократизаторов.
Надо полагать, в такую страну серьёзные иностранные инвесторы не пойдут (или пойдут на самых кабальных для России условиях). О восстановлении довоенных темпов экономического роста можно будет только мечтать. Сил и источников для самостоятельного развития у такой России тоже не было бы. Впрочем, природные ресурсы бы добывали весьма активно.
Историческая судьба России без Октябрьского переворота — оказаться в «первом ряду» отсталых стран, продолжать развитие в направлении сырьевого придатка с «банановой диктатурой» или «ананасовой демократией», но без своих бананов и ананасов. Отчасти она была бы похожа на современную Россию (но со значительно меньшей свободой внутри страны), отчасти на латиноамериканские государства середины прошлого века. Ни демократизации, ни быстрого экономического и культурного рывка бы не получилось.
Международное положение России были бы довольно тяжелым.
Внутренняя слабость такого рода государства настолько очевидна, что все крупные игроки глобальной игры пользовались бы ею для политического давления. Конечно, такая Россия не получит обещанной ей доли в дележе добычи после Мировой войны. Даже сильной и внутренне единой России было бы сложно добиться, скажем, признания русского господства в Проливах. А в таком то виде… Царство Польское пришлось отдать обязательно. Но если бы обошлось только этой жертвой, России крупно повезло. Ведь неизбежно возник ещё вопрос Финляндии, Украины, Закавказья. Здесь Россия зависела бы от доброй воли своих союзников.
Конечно, они вполне могли бы её пожалеть. А если нет?
АЛЬТЕРНАТИВА ОКТЯБРЯ, ИЛИ ТО, ЧТО УПУСТИЛИ
Часто приходится слышать, что Октябрьский переворот привёл к установлению однопартийного режима и диктатуры большевиков. Но насколько это верно? Действительно ли с самого начала было запрограммировано установление в России господства одной партии?
Ведь даже сам по себе переворот в Петрограде — вовсе не единоличное предприятие большевиков. Они провернули дело на паях с группировкой левых эсеров. Кстати, Военно-революционный комитет, руководивший переворотом, возглавлял левый эсер Лазимир. Комитет этот считался органом не РСДРП(б), а Петроградского совета. То есть это была акция не РСДРП(б), а Петроградского совета. Переворот должен был установить не власть большевиков, а власть Советов, в которых большевики действуют не в качестве единственной доминирующей силы, а на равных правах со своими партнёрами. Большевики в принципе готовы были сотрудничать и с другими социалистическими партиями. Правда, в итоге кроме левых эсеров к ним прибилась только группа отмороженых анархистов, от которых стоило побыстрее избавиться.
Итак, переворот должен был установить власть Советов, вполне себе демократических органов, возникших в процессе самоорганизации общества в ходе революции. Надо заметить, что первоначальная концепция советской власти сильно отличается от того, что было потом реализовано в Советской России. Советская власть была превращена компартией в пустышку, в ширму, которой прикрывали реальный механизм принятия решений. Но был ли такой итог заложен изначально?
Сама по себе идея советской демократии была довольно радикальной попыткой избежать некоторых неприятных особенностей демократии представительной. Поэтому пару слов стоит сказать о ней.
Представительная демократия (а во всех нынешних западных странах именно представительные демократии) предполагает, что народ, являясь высшей властью в стране, фактически не может сам эту власть на практике реализовать и передаёт её путём выборов в руки профессиональных политиков. Эти профессионалы, в теории, должны защищать интересы народа, так как получают от него власть - и, если не будут соответствовать его ожиданиям, этой власти лишатся. Проблема в том, что на практике эта схема работает не так. Большинство людей свои интересы осознаёт плохо, ведётся на разного рода манипуляции. Поэтому профессиональные политики защищают на самом деле вовсе не интересы избирателей (не будем вдаваться в подробности, хорошо известные теперь каждому гражданину России).
В общем, у этой системы есть множество достоинств - и один недостаток. Это не власть народа.
Идея советской демократии предлагала путь преодоления этого недостатка. Вместо профессиональных политиков власть должна была быть в руках представителей самого народа, избираемых им в Советы. Там они будут управлять страной в интересах народа не только потому, что народ за них голосует, но и оттого, что сами они - часть этого простого народа, которая на время взяла на себя обязанности управления государством, а затем снова вернётся к своим прежним занятиям. То есть советская система (в отличие от «советской») — вовсе не отрицание демократии, а, наоборот, попытка более последовательной реализации её главной идеи, народовластия.
Надо признать, шансов на реализацию этих идей было немного. Они вполне могли бы прижиться в более спокойной стране с более благоприятным международным окружением. Но в Советской России, скатывающейся в гражданскую войну и международную изоляцию… Тут слишком сильным было давление обстоятельств в сторону большей жесткости власти, большего контроля, единообразия, централизации в принятии решений. Крен в эту сторону был неизбежен. Но так ли уж неизбежно было полное превращение советской власти в «советскую»?
Препятствием для этого могло бы быть сохранение многопартийности. Как уже говорилось выше, большевики вовсе не были изначально нацелены на построение однопартийной диктатуры и были готовы сотрудничать и сотрудничали с другими социалистическими партиями. Разумеется, они никогда не были удобным партнёром для диалога, но сам диалог был возможен.
Видимо, два исторических шанса было упущено на этом пути сразу после Октябрьского переворота.
Первый — соглашение между всеми социалистическими партиями. В конце 17 года большевики были ещё совсем не уверены в прочности своей власти и готовы были пойти на это. Разумеется, соглашение могло носить только компромиссный характер, причём с заметным перевесом в пользу большевиков. У них в гипотетическом коалиционном правительстве должно было быть мест больше, чем у других, и политика этого правительства должна была вестись в русле первых декретов советской власти (которые в принципе совпадали с программами возможных участников коалиции). Но ни правые эсеры, ни меньшевики не хотели такого партнёрства с большевиками. Их не устраивало даже соглашение на основе равного представительства. Большую часть мест в правительстве они хотели закрепить за собой, большевикам и левым эсерам дать только пару незначительных портфелей, Ленина и Троцкого вообще в правительство ни под каким видом не пускать. Это было не примирение на основе компромисса, а «сомнительное дозволение существовать».
Самое интересное, что среди большевиков нашлись люди, хотевшие идти на примирение даже на таких кабальных условиях. Только своим авторитетом Ленин удержал руководство партии от этой сделки.
Окончательно шанс на широкую левую коалицию был утрачен после разгона Учредительного собрания. Она была бы возможной, если бы правые эсеры и меньшевики приняли ультиматум большевиков и признали бы законность первого Совнаркома и его решений. Естественно в обмен на это признание следовало требовать политических уступок (того же коалиционного правительства). Но вместо этого правые социалисты заняли непримиримую позицию. Чем это кончилось, всем известно.
Конечно, обе стороны приложили руку к тому, что всё вышло именно так. Правые социалисты не готовы были воспринимать маргинальных большевиков всерьёз. Большевики же понимали, что не могут отступать слишком далеко — если они лишатся монополии на власть, не получив гарантий своей безопасности, то могут кончить очень плохо. Но платформа для компромисса у обеих сторон была. И в этом случае большевики, даже сохранив формальное лидерство, не могли бы действовать бесконтрольно. Если бы не излишние и неоправданные политические амбиции лидеров всех левых партий, сохранение многопартийности советов не позволило бы превратить их в бесполезную марионетку и установить однопартийную диктатуру
Второй шанс: сохранение блока «большевики — левые эсеры». Но здесь роковую роль сыграл Бресткий мир, из-за которого эти две политические группировки резко и окончательно разошлись. Если бы условия Брестского мира были помягче… Кстати, это было не так уж и невозможно. Большая вина тут лежит на большевиках, которые, вместо того, чтобы вести честные переговоры (если, конечно, эпитет «честный» применим к переговорам по предательству союзников) и без лишнего шума искать взаимноустраивающий вариант соглашения с Германией, использовали их как повод для развёртывания пропагандистской войны, нацеленной на революцию в Германии. Во имя германской революции и наплевали на национальные интересы. Между тем, первоначальные требования немцев были вполне терпимы и обсуждаемы — Царство Польское (которого Россия лишалась при любом раскладе, даже в случае победы) и Курляндия (тут от немцев можно было бы потребовать уступок).
Ещё более трагичной была ошибка с украинцами. Вместо того, чтобы любыми средствами не допускать их к переговорам, они сами же их пригласили в Брест. Это хуже, чем преступление… Веди себя большевики поумнее, а эсеры поспокойней, разрыва можно было бы избежать.
Итак, первоначальные цели переворота имели сильный отпечаток политического идеализма, но не были принципиально нереализуемыми. Такими их сделали сами социалисты разных мастей и оттенков. Демократическая альтернатива Октября не состоялась.
Анализировать достоинства и недостатки того, что получилось, в рамках данного текста не будем — слишком сложная тема. Но нельзя не признать, что в действительности Октябрьский переворот привёл не к тому политическому устройству, ради которого он начинался. Однако это было не результатом заранее спланированного обмана, а следствием давления злой силы обстоятельств, чрезмерных амбиций некоторых политиков (и далеко не только тех, кто этот переворот затевал), а также политических ошибок.
ВЫВОДЫ
Какие полезные выводы (вместо бесполезного морализаторства по поводу событий девяностолетней давности — поздно уже решать, злодей или гений В.И. Ленин) мы можем сделать из всей этой истории?
Возможно, ситуация в России сейчас похожа на её положение столетней давности. Конечно, никому не дано точно знать будущее, но всё больше людей чувствует приближение революционной бури. Может быть, это не самообман. Тогда полезно будет обратиться к историческому опыту. Взглянув на наше прошлое, мы увидим, что не так уж далеко мы от него ушли.
Разве у нас нет сейчас своего «проклятого» вопроса? Разумеется, есть. Это вопрос об итогах приватизации. Возможные варианты решения, связанные с ним политические проблемы, социальные последствия — разве всё это не напоминает ситуацию начала ХХ века?
Точно так же, в России не будет ни богатого народа, ни демократии до тех пор, пока этот вопрос не решён самым радикальным способом. Точно так же, многие готовы зарабатывать политические очки на обещаниях (и даже намёках — как Путин) решить этот вопрос. Но далеко не все готовы этот вопрос решать. Точно так же, оппозиционное движение разделено на множество враждующих между собой лагерей (только различий больше, чем девяносто лет назад) и никак не может между собой договориться. Поэтому, можно предполагать, что некоторые будущие политические коллизии повторят в общих чертах коллизии прошлого.
Нужно помнить, что если уж революция началась (а начинают её вовсе не революционеры, но это отдельная тема), то негативные последствия мы получим уже в любом случае. Надо постараться не упустить тот шанс изменить общество к лучшему, который она предоставляет (далеко не всегда это получается, наверное, ещё реже это происходит в полной мере).
Поэтому тем, кто будет участвовать в грядущих бурях, стоит помнить, в каких случаях надо и когда не надо идти на компромиссы. История Октябрьского переворота даёт тут богатую почву для размышлений. На мой взгляд, она учит тому, что нельзя никогда поступаться в главном — в своих основных идеях и принципах. Не стоит откладывать их реализацию до лучших времён по каким угодно тактическим соображениям, если шанс представился. Нового шанса может не быть. Зато надо учиться компромиссу с возможными союзниками, умению трезво оценить свои силы и вовремя остановиться в борьбе с соседями-конкурентами.
Тогда, может быть, из будущей революции Россия выйдет более сильной.
Против антирусского большевизма: Александр Самоваров. Октябрьский переворот. Власть и народ
