Для начала — немного истории.
Конрад Аденауэр (1876-1967) — государственный и политический деятель Германии, руководивший ее восстановлением после разгрома Третьего Рейха.
Аденауэр принял в 1949 году должность первого федерального канцлера ФРГ и переизбирался на эту должность в 1953, 1957, 1961 годах. Обстоятельный и необычайно волевой человек, Аденауэр был чрезвычайно популярен в народе. К нему запросто обращались «Der Alte» («Старина»). Под руководством Аденауэра Западная Германия из безнадежно разбитой и подавленной, деморализованной, потерпевшей крах страны превратилась в достойного члена мирового сообщества. Став первым федеральным канцлером, он направил усилия на смягчение ограничений, введенных союзниками в отношении Германии, за что в 1949 году едва не подвергся насильственному смещению с поста.
Одним из главных достижений Аденауэра на посту канцлера стала финансовая реформа 1948 года, позволившая создать здоровую финансовую систему. Сроки и лимиты сумм обмена денег были весьма ограниченными, зато эффект — почти мгновенным. После реформы подпольная торговля, натуробмен, черный рынок и хождение иностранной валюты в ФРГ стремительно снизились, собственная индустрия пошла в гору. Достигнутая таким образом стабилизация уже в 1953 году позволили немцам заявить о восстановлении довоенного уровня благосостояния, что впоследствии будет названо «немецким экономическим чудом».
Аденауэр добился восстановления международной политической и правовой субъектности Германии. Он подписал Парижский мирный договор, снявший практически все послевоенные сложности в европейском равновесии.
Он добровольно оставил пост канцлера в 1963 году ввиду преклонного возраста, находясь в ореоле славы политического и экономического архитектора своей страны.
Заняв пост канцлера в 73 года, он пробыл на нем 14 лет. И во многом благодаря его политической мудрости и таланту Германия, пережившая до этого политическую и моральную катастрофу, собралась с силами и снова стала Германией.
С известной условностью, в роли, аналогичной роли Аденауэра, может быть представлен и Евгений Максимович Примаков, возглавивший в экстремальных «последефолтовых» условиях 1998 года правительство России, выполнив тем самым роль своеобразного руководителя «команды реаниматоров» рухнувшей российской финансовой системы и едва не рухнувшей вслед за ней российской государственности.
Памятна краткая хроника тех потрясших Россию событий.
11 августа произошел обвал фондового рынка, через два дня — валютного, а 17 августа в понедельник случился «дефолт Кириенко-Немцова». 20 августа произошел «символический» пожар в здании РАО ЕЭС, руководимого А.Чубайсом, а 24 августа — автор невостребованной «стабилизационной программы» С. Кириенко ушел в отставку. Цены потребительского рынка взлетели втрое, все газеты и ТВ пугали социально-политическим хаосом в России.
А ситуация действительно была чрезвычайной. Ибо, после прогнозируемого крушения «пирамиды» ГКО, едва ли не в один день рухнули не только финансовая и банковская система, но и вся пресловутая стабильность «зрелого ельцинизма», зиждевшаяся на «валютном коридоре» и нарастающем внешнем и внутреннем долге. В одночасье оказалось, что у России больше нет среднего класса, дееспособного правительства и сколько-нибудь ответственного и эффективного государства. Пришедшие в движение федеральная и региональные элиты, Совет Федерации и большинство Госдумы, казалось бы, были уже готовы похоронить под развалинами остатки столь долго и тщательно выстраиваемой Ельциным «системы сдержек и противовесов». Упорство Ельцина, незадолго до этого демонстративно отказывавшегося назвать программу правительства С. Кириенко «антикризисной», с выдвижением на пост нового премьера предельно непопулярного В. Черномырдина грозило стране роспуском едва ли не последнего легитимного общефедерального органа власти с непредсказуемыми послед-ствиями.
В этой ситуации и был востребован бывший глава СВР и МИДа, дипломат и экономист-международник с глубокими «корнями» в «высших эшелонах» КПСС, предло-женный на пост премьера лидером «Яблока» Г. Явлинским и поддержанный лево-центристским большинством Госдумы.
В итоге 31 августа со счетом 251:94 Госдумой была провалена кандидатура Черномырдина, 7 сентября из Центробанка ушел «человек Черномырдина» Дубинин, а 11 сентября начались «восемь месяцев Примакова», которые стали пиком его карьеры. Благодаря этому неожиданному для многих назначению страна избежала перехода на «аргентинскую модель» по схеме «currency board». Ибо, согласно программе Кириенко — Федорова — Черномырдина Россия должна была ужесточить денежную политику, и не только ограничить эмиссию, но и взвинтить при этом процентные ставки и таким образом добиться быстрого снижения инфляции ценой колоссальных издержек для социальной сферы и населения. Что грозило ей, помимо утраты экономического суверенитета, масштабными социальными потрясениями либо углублением социальной деградации. Но вместе с несостоявшимся «внеочередным» премьерством Черномырдина ушла в небытие и эта перспектива.
В итоге Россия, отбросив фантомы и химеры позднеельцинской «стабилизации», выросшей из расстрела парламента и проведенной в жизнь фактически в режиме чрезвычайного положения Конституции 1993 года, получила выстраданный шанс вернуться к реальной политике, прийти к формированию центра власти, пользующегося поддержкой большинства общества и парламента.
Однако реализация этого шанса очень сильно зависела от личных качеств возглавившего правительство РФ «загадочного премьера» Евгения Максимовича Примакова. Кем был он к моменту своего прихода к власти и кем в итоге стал для своей измученной и изверившейся страны?
Блестящий журналист-международник в «Правде», и с 1970 года — заместитель директора Института мировой экономики и Международных отношений, Примаков столь же стремительно выдвинулся к вершинам государственной власти СССР.
Еще более уникальной казалась политическая устойчивость Примакова в период «бури и натиска» начала 1990-х годов. Пост главы внешней разведки Евгений Примаков получил при Горбачеве — в ноябре 1991 года. Ельцин его не тронул. Формально чужой среди профессиональных разведчиков, Примаков вел себя очень скромно и даже отказался от положенного ему по статусу чина генерал-лейтенанта, сделав своим первым заместителем известного среди профессионалов Вячеслава Трубникова.
После думских выборов 1995 года, принесших внушительный успех КПРФ, Ельцин решил избавиться от двух весьма непопулярных фигур своего окружения — Козырева и Чубайса. Данные кадровые перестановки как раз и совпали с назначением на должность министра иностранных дел Примакова, которое было воспринято во всем мире как симптом «смены внешнеполитического курса». Действуя расчетливо и сдержанно, Примаков сумел, не вступая в полемику с Ельциным и членами его ближайшего окружения, добиться известной самостоятельности, не выходящей, однако, за рамки известного внутриаппаратного «консенсуса».
Если Козырев демонстративно шел на внешнеполитические уступки, далеко не всегда отвечающие интересам России, то Примаков старательно изображал «твердость» и «жесткость» в дипломатических контактах с бывшими «друзьями». Переговоры о расширении НАТО, санкциях против Ирака, статусе Черноморского флота шли долго и противоречиво, однако в конечном итоге результаты не сильно отличались от «козыревских». Однако внешне престиж страны соблюдался, и статус России как великой державы не оспаривался ни одной из сторон.
Помимо стабилизации внешнеполитического статуса России, немало было сделано и для самого внешнеполитического ведомства. Примаков значительно поднял статус МИДа, добился для своих сотрудников повышения зарплат и определенных социальных льгот, придал дипломатической деятельности некий осмысленный характер и сохранил остатки прежней кадровой базы.
Вопреки разговорам о том, что правительство Примакова было столь успешным, поскольку «ничего не предпринимало и ни во что не вмешивалось», именно ряд чрезвычайных действий руководимого им кабинета, предпринятых в конце 1998 - первых месяцах 1999 года позволило переломить и стабилизировать экономическую ситуацию в стране и вокруг нее. Так, именно дипломатический талант первого вице-премьера Юрия Маслюкова, который сумел развести по времени выплату долгов частным и государственным кредиторам, России удалось избежать жестких финансовых мер. Замораживание цен на ГСМ, в свою очередь, позволило не сорвать весенний сев 1999 года. Ужесточение контроля за Пенсионным фондом, в свою очередь, позволило навести элементарный порядок в системе пенсионных выплат, что ощутили на себе пенсионеры.
Но наиболее впечатляющими были макроэкономические показатели. По официальным данным Госкомстата, за период с октября 1998-го по март 1999-го рост промышленного производства составил 23,8 процента, что являло собой настоящее «экономическое чудо». Если в других странах в разное время рост производства на 10 процентов в год считается высочайшим достижением, то Россия в 1998 — 1999 годах имела практически 24 процента за полгода, а в марте — 11 процентов. Примечательным было также и то, что этот экономический рост происходил на фоне снижающейся инфляции, опустилась с 38 процентов в месяц до 3 процентов. При этом правительство Примакова — Маслюкова почти не предпринимало никаких специальных мер по стимулированию экономического роста. Последний имел место прежде всего вследствие простого удержания благоприятных макроэкономических условий для роста производства, сложившихся после 17 августа, и благодаря надеждам на политическую стабильность, которые успешно генерировал глава кабинета.
В итоге многие промышленники и предприниматели поверили, что пришло правительство социального партнерства, готовое решать практические вопросы и идти навстречу пожеланиям деловых кругов, связанных с внутренним производством.
Кроме того, на упомянутый рост сработали макроэкономические условия, изменившиеся после краха 17 августа. Четырехкратная девальвация рубля подняла серьезно спрос на отечественные товары, что почти немедленно дало толчок к наращиванию их производства. Вместе с тем, правительство пресекло попытки устраивать вновь разные финансовые пирамиды, инициировавшиеся руководством Центробанка.
Давлением на ЦБ правительству, кроме того, удалось и сдержать попытки поднять процентные ставки. Но правительство Примакова — Маслюкова вместе с новым руководством ЦБ избрало прямо противоположный путь. То есть удержало низкие процентные ставки, произвело централизованно взаимозачет и прибегло к эмиссии денег на стабилизацию банковской системы.
Правительство также жёстко держало цены на энергоносители и услуги естественных монополий. Была, например, настоящая борьба с МПС. Оно всячески стремилось проиндексировать транспортные тарифы по курсу рубля, введя оплату внутренних перевозок по долларовым тарифам. Не позволив поднять процентные ставки и взвинтить цены на услуги естественных монополий, кабинет Примакова — Маслюкова ограничил разрушительные тенденции, что позволило промышленному производству существенно подняться. На конфликт же с олигархами в интересах отечественного товаропроизводителя правительство не решилось.
Впечатляющий рост производства в стране был достигнут в основном за счет собственных средств предприятий, и потому он не мог быть достаточно устойчивым в условиях невысокой покупательной способности большинства населения.
Не удалось правительству выполнить обещаний, которые были даны по снижению налогового бремени. Не удалось в основном из-за давления МВФ, заинтересованного в соответствующем финансовом обеспечении долговых выплат.
Но большее значение, на взгляд автора, все же имела политическая составляющая деятельности «необычного премьера» и его правительства.
Примечательно, что в свою бытность премьер-министром Евгений Максимович не раз давал понять и неоднократно заявлял публично, что он — политический премьер. Так и было: экономикой и финансами занимались Ю. Маслюков, В. Геращенко, Г. Кулик и др. На долю самого премьера приходилась внешняя и внутренняя политика. Тем не менее, именно благодаря премьеру, его политическому весу и авторитету правительство стало постепенно превращаться в Центр политического влияния в стране. К Примакову, помимо левоцентристского большинства Госдумы и многочисленных сторонников из числа глав регионов в Совете Федерации, стали тяготеть немалая часть силовиков, формально подчиненных Президенту РФ.
В итоге впервые за долгий период времени в России стал складываться центр «реальной политики», способный к разработке и реализации альтернативных политических и экономических стратегий как во внутренней, так и во внешней политике, способный вывести страну из кризиса. Однако для того, чтобы эти стратегии постепенно стали воплощаться в реальную политику, требовалось одно ключевое условие — наличие соответствующей политической воли и стратегии у главного действующего лица этой системы.
Однако с соблюдением этого условия изначально возникли определенные сложности.
Необходимо признать, что за время своего премьерства Евгений Максимович строжайше соблюдал главный приоритет: сохранение условного «консенсуса» в верхах, что не допускало публичной критики Президента и любого выноса «сора» из избы. Данному приоритету были принесены в жертву целый ряд принципов и приоритетов. Потому, соглашаясь на словах с договором СНВ-2, Примаков не употребил свое влияние для его ратификации. Премьер активно возражал против бомбардировок Югославии. Но — вяло, без военно-политических и даже без дипломатических последствий, к которым едва ли можно отнести эффектный разворот премьерского лайнера над Атлантикой. Хождение доллара правительство Примакова даже не попыталось ограничить. Существенных мер по перекачке капиталов за границу им также не было принято. Проведенный правительством через Госдуму Закон о разделе продукции едва ли можно отнести к числу инициатив, отстаивающих национальные приоритеты и интересы.
Подобная вынужденная двойственность линии Примакова как публичного политика проявилась и в его отношении к происходящим на его глазах «политическим противоборствам» по линии «окружение Президента — Госдума — Совет Федерации». Стремясь оставаться над схваткой ради сохранения имиджа гаранта стабильности и благоприятной репутации государственной власти (необходимость которой в послекризисной ситуации едва ли кто-либо решился отрицать) постепенно сделала его заложником избранной им политической позиции и стратегии.
В итоге незадолго до конца своего премьерства Примаков выглядел не лучшим образом. Показательными в этом отношении стали постоянные выступления против процедуры импичмента в Думе и участие в совместных выходах в телеэфир вместе с Ельциным. Примакову не хватило мужества и противостоять организованной травле Скуратова, причем премьер не только не поддержал Скуратова, но и присоединился к хору официальных лиц, уговаривавших генпрокурора капитулировать.
После волюнтаристской и немотивированной отставки в мае 1999 года политический гроссмейстер Примаков сохранил лицо и репутацию, но, похоже, действительно переиграл сам себя. В ситуации, когда на его стороне были симпатии народа, поддержка большинства Думы и Совета Федерации, он подчинился решению государственного лица, политические позиции которого становились все более слабыми, а неспособность руководить страной — все более очевидной.
Примаков так и не решился нарушить выстроенные при его непосредственном участии «стабильность» и «консенсус в элите». Выдержав трехмесячную паузу, он вернулся в публичную политику в качестве лидера движения «Отечество» и примкнувших к ним «Всей России» и АПР, небезуспешно пытавшихся консолидировать оппозиционную казавшейся тогда виртуальной «партии власти» «контрэлиту». Однако Примаков, как и его союзники по новообразованному блоку ОВР, недооценили всей мощи имеющегося в распоряжении «партии власти» административного и информационно-пропагандистского ресурсов. Первый позволил очень быстро поставить под знамена Кремля большинство региональных лидеров, что быстро нейтрализовало фронду «Всей России». С помощью информационного ресурса телекиллеры достаточно быстро разрушили имидж Примакова и Лужкова как публичных политиков, вслед за чем пошел вниз и их политический капитал.
В итоге политический проект Примакова, рассматривавшийся как государственно-центристская и социально-ориентированная альтернатива «курсу Ельцина», потерпел неудачу.
В этом сказалась драма политика, который продолжал носить в себе родовые черты узкого слоя советников при высшем партийном руководстве страны, к которому относились Г. Арбатов, В. Бовин, В. Зорин, Ф. Бурлацкий, А. Черняев, Г. Шахназаров и другие. Эти люди, пройдя уникальную жизненную школу и будучи способными многое предвидеть и прогнозировать, всегда оставались повязанными внутрикастовым правилом «не выносить сор из избы» и внешней лояльностью власти, что не позволило им обратиться к «улице», сделать свое знание достоянием общественности.
То есть сделать то, чего не боялся делать в 1980-90-е Ельцин и поставившие на него политические силы.
Именно поэтому представители этой политической плеяды, по существу, проиграли. И а в августе 1991 (кратковременное «пристраивание» некоторых из них на службу к новой российской власти можно считать лишь паллиативом их прежнего влияния), и в лице одного из лучших своих представителей — в мае и декабре 1999 года, что означало завершение политической биографии целого поколения. А Примаков не стал русским Аденауэром — то есть политической фигурой, запускающей механизмы самоооздоровления нации, общества и государства.
Тем не менее, опыт Примакова и возглавляемого им правительства, безусловно ценен для нас пример принципиальной возможности качественной альтернативы политическому проекту, реализуемому с начала 1990-х годов и приведшему российское общество к современному кризисному, атомизированному и манипулируемому состоянию. Востребованность этого проекта не исчезла и сегодня, несмотря на все официальные декларации об официальных победах и успехах. Вот только сможет ли российское общество, столь уязвимое перед пиаровско-пропагандистским манипулированием, прийти к осознанию его необходимости, и сколько еще масштабных кризисов ему придется до этого пережить — остается вопросом.
С днем рождения, многоуважаемый Евгений Максимович!
