Политический Олимп Северного Кавказа покидает еще один "тяжеловес". Вслед за Александром Дзасоховым и Валерием Коковым из северокавказской "Большой игры" выбывает председатель Госсовета Дагестана Магомедали Магомедов.
О своей отставке "дедушка" (так называют Магомедова в республике) заявил 15 февраля 2006 года. Два дня спустя полпред президента в Южном федеральном округе Дмитрий Козак, посетив Махачкалу, сообщил, что предложит Владимиру Путину три кандидатуры на пост главы республики. На стадии предварительного отбора и административного согласования из "списка Козака" был исключен глава правительства Дагестана Атай Алиев. В список полпреда были включены глава республиканского парламента (Народного собрания) Муху Алиев, мэр Махачкалы Саид Амиров и руководитель Управления Федерального казначейства республики Саидгусейн Магомедов.
Однако, несмотря на видимость конкуренции, сегодня большинство политиков и экспертов называют имя Муху Алиева в качестве заведомого фаворита президентского кастинга и преемника Магомедова. Еженедельник "Молодежь Дагестана": "Уникальность нынешнего положения Муху Гимбатовича Алиева заключается и в том, что уже второй раз за 17 лет он становится преемником руководителя республики: в 1990 г. он заменил на посту 1-го секретаря обкома партии Магомеда Юсупова". По мнению политолога Энвера Кисриева, ведущего специалиста по дагестанской этнополитике, "выбор аварца и такого технократического склада руководителя, дисциплинированного, работоспособного и доктора философских наук к тому же — это редкий случай, когда Кремль сделал правильный выбор, — считает политолог. — Видимо, в Москве осознали, что Дагестане играет ключевую роль в этом регионе, и серьезно подошли к смене руководства".
Обсуждение политических перспектив Дагестана Владимир Путин провел именно в компании с "дедушкой" и спикером республиканского Народного Собрания. Отметив, что он давно знаком с Муху Алиевым, российский президент попросил спикера дагестанского парламента высказать свои соображения по обстановке в республике. В свою очередь, Муху Алиев констатировал сложность этнополитической обстановки в Дагестане: "Проблем много, но мы представляем, что нужно сделать". Традиционные для такого рода встреч комментарии. Столь же традиционными были и предложения российского президента уходящему в отставку Магомедову "оставаться в строю" и "быть нужным партии и правительству": "Я понимаю, что Ваше решение связано, как Вы мне сказали, прежде всего, с достижением определенного возрастного рубежа — 75-ти лет. Вместе с тем, я знаю, что здоровье Вас пока не подводит. И хотел бы Вам сделать предложение продолжить работу теперь уже в другом качестве — в одной из комиссий при Президенте РФ, которая занимается проблемами развития и укрепления российской государственности и федеративных отношений".
Об уходе Магомедова с поста руководителя Дагестана писали давно. Масштабная дестабилизация этнополитической и религиозной ситуации в республике в 2005 — начале 2006 гг. не раз со всей очевидностью ставила вопрос об адекватности управления республикой. А нарисованная в романе Юлии Латыниной "Ниязбек" утопическая республика "Северная Авария-Дарго", в которой легко угадывался Дагестан, давала лучше любой аналитической записки образное представление о масштабах коррупции и приватизации власти в самой крупной северокавказской республике. Однако рост терроризма и коррупции — не единственные причины ухода "дедушки". В связи с реализацией закона № 131 "Об общих принципах организации местного самоуправления" с июня 2006 года Госсовет (коллегиальный орган власти и управления в Дагестане) будет упразднен. Сейчас мы не беремся говорить о правильности и управленческой эффективности подобного шага. Скажем лишь, что это проведение реформы местного самоуправления в России под "один стандарт" вызывает много вопросов и замечаний. Но как бы то ни было, в июне 2006 года истекал срок полномочий Магомедова и политический стул под ним "выбивался" строителями кремлевской "вертикали". В 2003 г. под давлением Москвы Дагестан принял поправки к республиканской Конституции, которые ликвидировали коллегиальную форму управления и предусматривали введение нового для республики поста — президентского. "Дедушка" просто решил уйти красиво, не дожидаясь настойчивых просьб президента и его полпреда.
Магомедали Магомедов находится на высших постах республики с 1980-х годов. Сегодня многие информационные агентства ошибочно сообщают о том, что "дедушка" возглавлял Дагестан в течение двух десятков лет. Магомедов, вошедший на политический Олимп Дагестана в начале 1980-х, никогда не был партийным главной республики, а посему не может рассматриваться как ее руководитель с этого времени. Изначально его должность — председателя Верховного Совета (Магомедов занял ее в 1987 г.) — считалась в соответствии с неписанной дагестанской традицией (уживавшейся с партийно-советской властной вертикалью) предпенсионной. Однако крах СССР, угроза дезинтеграции России (в дагестанской ситуации — этнизации республики) заставили кандидата в пенсионеры выйти на первые роли. Сначала Верховный Совет стал политическим сменщиком обкома КПСС. Предпенсионная должность стала одной из ключевых. А после десоветизации 1993 года Магомедову удалось взять в руки процесс политической трансформации в Дагестане, не допустить обвала республиканской власти и сконструировать дагестанское ноу-хау — коллегиальную форму правления в виде Госсовета.
По справедливому замечанию Энвера Кисриева, "Магомедов всегда был очень искусным дипломатом, классным политиком на внутридагестанской политической сцене. Он всегда находил позицию, которая устраивала большинство этносов". Свою деятельность Магомедов начал в период "парада суверенитетов" и "бунтующей этничности". В том же Дагестане в начале 1990-х годов прошло несколько серьезных этнических конфликтов: "ауховский узел" (конфликт между чеченцами–аккинцами с одной стороны и аварцами и лакцами с другой), лакско- кумыкский, аварско-кумыкский конфликты, конфликты на Севере Дагестана между русскими и ногайцами, с одной стороны, и представителями дагестанских горских народов (аварцы, лакцы), с другой, проблема "лезгинского ирредентизма" (лезгинский этнический ареал разделен между Югом Дагестана и Азербайджаном). Магомедову в условиях аутизма федерального центра пришлось выходить и на международный уровень, занимаясь проблемами "разделенных народов" (лезгин, аварцев). "Аварский вопрос" возникал во взаимоотношениях с Азербайджаном и Грузией. Однако девятый вал этнических конфликтов к середине 1990-х годов пошел на спад. Удалось сбить и волну этнотерроризма. А Госсовет стал удобной формой политической адаптации республики в переходный период.
Реализация политического принципа этнического представительства была закреплена в Конституции Дагестана 1994 г. Госсовет Республики венчал вершину дагестанской властной пирамиды. В его состав входили 14 человек, представляющих основные этнические общности республики (аварцы, агулы, даргинцы, кумыки, лакцы, лезгины, ногайцы, рутульцы, табасараны, таты, цахуры, чеченцы-аккинцы, русские и азербайджанцы). Их выбирали члены Конституционного собрания республики (242 чел., из которых 121 — депутаты Народного собрания). Все члены Госсовета ушли в отставку вместе с Магомедовым в феврале 2006 года.
Олицетворением дагестанской модели власти стал бессменный Председатель Госсовета Магомедали Магомедов. Частичная "ревизия" консоциативной демократии по-дагестански касалась вопроса о замещении должности Председателя Госсовета. Республиканская Конституция 1994 г. (статья 93) запрещала представителю одной этнической общности занимать пост главы Госсовета два срока подряд. Магомедов же инициировал поправки в Основной закон Дагестана, позволившие ему пролонгировать свое пребывание у власти. При этом Председатель Госсовета не пошел по пути узурпации власти, оставаясь успешным посредником в отношениях между различными этническими группами и эффективным защитником республиканских интересов на федеральном уровне.
Впрочем, в решении религиозного вопроса Магомедов оказался не столь успешным. Именно "исламское возрождение" оказалось для "дедушки" непосильной проблемой. В начале 1990-х годов ислам рассматривался как интегрирующая сила, которая сможет стать "стягивающим обручем" в этнически мозаичном Дагестане. По словам политолога Загира Арухова, "ожидалось, что тотальность исламской системы регуляции, ограниченность ислама как социокультурной системы, гибкое взаимодействие с государственной властью — все это даст исламу важные преимущества в условиях социополитической перестройки общества".
Однако превращение ислама в фактор стабилизации и объединения не произошло. В процессе "возрождения" ислама в Дагестане обозначились фундаментальные противоречия между тарикатистами (суфиями) и так называемыми "ваххабитами" (салафитами). По мнению востоковеда Дмитрия Макарова, "ваххабизм и тарикатизм находятся в различном положении относительно существующего в Дагестане социально-политического порядка, основанного на традиционных клановых связях. Тарикатский ислам структурно вписан в систему этих связей… Отвергая суфизм, ваххабизм отвергает и санкционированный им социальный порядок". Салафиты осуждали тарикатистов за поклонение святым местам, шейхам, за отход от исконных исламских ценностей, введение новшеств ("бида"), учитывающих этническую специфику региона а также за сотрудничество с официальной (с точки зрения салафитов, "безбожной") властью.
Дагестанские салафиты сделали краеугольным камнем своей пропаганды и агитации критику власти в республике. Массовые злоупотребления служебным положением республиканских чиновников, коррупция, социальная дифференциация и, как следствие, высокий уровень безработицы, закрытость власти и ее нечувствительность к нуждам населения стали причиной пополнения рядов салафитов. Последние предлагали альтернативу — истинный "исламский порядок", радикальный отказ и от коммунизма, и от демократии, и от "ложного ислама" как политических моделей, не способных обеспечить социальную гармонию и этнический мир. Достижение искомого "порядка" виделось на пути борьбы за истинную веру ("джихад"). "Ваххабизм" апеллировал также не к кланам, а к ценностям равенства и братства, более высоким, нежели клановые связи. С крахом коммунистических ценностей идеи салафизма, с их апелляцией к социальной справедливости, заполнили образовавшийся идеологический вакуум. В результате этого идейного переворота, у дагестанских салафитов сложилась своя социальная база в республике. Ее поддержке способствовали и зарубежные религиозные организации (Саудовская Аравия, Кувейт, Пакистан).
Однако в разрешении "салафитского вопроса" руководство Дагестана не смогло проводить ту же "тонкую настройку", как в этнополитической проблематике. Фактически вся религиозная политика постсоветского Дагестана свелась к поддержке республиканского Духовного управления мусульман и полицейскому сдерживанию любого "неканонического ислама" (даже не связанного с салафитами). Итог — создание антисистемных джамаатов, рост и усиление массовой поддержки религиозного терроризма.
Вместе с тем, бросать камни в Магомедова, покидающего республиканский Олимп, было бы верхом недальновидности. "Дедушка" сумел отреагировать на такие политические вызовы, на которые федеральные политики (окажись они, не дай Бог, во главе Дагестана) не смогли бы найти адекватного ответа. Вспомним хотя бы такие шаги, как неучастие республики в параде суверенитетов (в котором участвовала даже Северная Осетия), недопущение этнизации и "федерализации" Дагестана. И сегодня ликвидация Госсовета и отказ от коллегиальной формы руководства республикой не кажутся однозначно адекватными управленческими решениями. Сломать форму власти, имеющую поддержку полиэтничного сообщества, легко. Но станет ли институт президентства столь же эффективным властным инструментом? Сможет ли новый руководитель исправить упущения Магомедова и не пойти по пути "приватизации власти" по этническому принципу? Уход политического тяжеловеса не решает ни одной из проблем Дагестана, но ставит немало острых вопросов. В любом случае эпоха "дедушки" заканчивается. Время покажет, какая эпоха придет ей на смену.
