Средний российский интеллигент к парламентским выборам относится, как правило, весьма равнодушно, полагая, что они, в отличие от выборов настоящих, президентских, вопроса о власти не решают, к делам серьезным отношения не имеют, а проблема, какая из заявленных в списке партий наберет большее число в голосов и пройдет в нижнюю палату, может интересовать помимо депутатов исключительно специализирующихся на избирательных кампаниях политтехнологов. Всем остальным итоги борьбы одной партии власти с другой партией власти, а также с партиями-«вечными лузерами», должны быть глубоко безразличны.
В определенной степени равнодушие людей понятно и даже оправданно. Согласно российской Конституции, итоги парламентских выборов действительно теоретически никак не влияют на состав кабинета и, соответственно, на социально-экономический курс правительства. Последний определяется совершенно неведомым для избирателя образом — дело доходит до того, что преобладающая сегодня в Думе партия придумывает какие-то сложные и хитроумные комбинации с целью отправить в отставку всего лишь одного министра — Зурабова. О том, чтобы самой сформировать правительство из тех людей, которые ей более придутся по душе, «Единая Россия» даже и не помышляет. О других фракциях и депутатских объединениях и говорить нечего.
От правого поворота к левому
Тем не менее, от выборов в Государственную Думу кое-что все-таки зависит. И это кое что нагляднее всего проявилось в путинскую эпоху, точнее в некоторых существенных различиях двух половинок этой эпохи, начало первой из которых приходится как раз на 1999, а второй — на 2003 годы.
Главным итогом обоих кампаний стал не успех — относительный в первом случае и безусловный во втором — партий власти, принципиально важным результатом стало прохождение рокового барьера в 5 % партии-новичка.
Эти новички — СПС в 1999 году и «Родина» в 2003 — не просто меняли расклад сил на поле партийной борьбы — как раз в политическом отношении оба новичка не представляли ничего существенного: возникнув при мощной пиар-поддержке действующей власти, они были с самого начала обречены на политическое ничтожество. СПС должен был оттянуть голоса «Яблока» (что он с успехом и сделал), «Родина» — поколебать электоральное могущество коммунистов (что ей удалось лишь отчасти).
Между тем, роль обоих этих движений оказалась гораздо более значительной, чем это представлялось равнодушным ко всему кроме вопроса о власти политологам. Каждый из новичков оказался в состоянии оказать решающее влияние на идейную атмосферу последующих четырех лет, задать определенные параметры восприятия ситуации в стране и мире. Лидеры этих движений смогли стать своего рода законодателями мод в культурной жизни российского общества, предложить ему свою повестку дня.
Западные обозреватели политической жизни в России любят сравнивать два срока путинского правления. Первый срок они, как правило, оценивают позитивно: Путин в это время дружил с Америкой, ратифицировал СНВ–2, верно следовал курсу либеральных экономических реформ. Во многом (хотя и не во всем) он продолжал следовать старым ельцинским курсом. Во второй срок президент испортился, попытался повлиять на украинские выборы, стал размахивать энергетической дубинкой, произносить разного рода «мюнхенские речи», подружился с Уго Чавесом, отступил от либерализма и т.д.
Во многом это разделение двух путинских сроков вполне мифологично: конфликт с ЮКОСом, например, произошел как раз во время первого срока, однако, это наблюдение не совсем ошибочно. Либерально-реформаторская риторика во второй срок Путина, году эдак в 2005, действительно практически сошла на нет — пожалуй, впервые с 1992 года, а дружба с Америкой на ниве борьбы с международным терроризмом сменилась серией мелких конфликтов с США и Евросоюзом.
И дело, кстати, не только в идеологической переориентации власти, сникли и сами либералы, именно те из них, кто ставил рыночное преобразование хозяйства выше политической демократии и кто по этой причине надеялся увидеть в Путине русского Пиночета. Многие из этих людей, кстати, вполне искренне приветствовали укрепление вертикали власти в первый период путинского президентства: данное укрепление казалось им необходимым условием жестких антисоциальных реформ, первой ласточкой которых мыслилась пресловутая «монетизация льгот». Однако «рузвельтианский» поворот 2005 к риторике «суверенной демократии» и нац.проектов привел этих людей в совершенное замешательство, из которого многие из них не могут выбраться до сегодняшнего дня.
И кто может сказать, что успех СПС в 1999 г. не оказал влияние на становление либерально-реформаторской идеологии первого срока, а провал этого объединения в 2003 г. и победа «Родины» не обусловили его дискредитацию?
Когда либералы были в моде
Можно сказать, что идеологический климат каждого нового правления определяет не партия-победитель, а партия-новичок. Эта партия и диктует политическую моду в стране, именно на лидеров этой идеологически мотивированной партии стремится ориентироваться честолюбивая молодежь. В 2000 года нередко можно было услышать из уст совсем не либеральных по своему мировоззрению юношей, что они в 1999 г. проголосовали за СПС. Проголосовали просто потому что почувствовали: именно за ними, за «молодыми, эффективными, грамотными», проглядывает реальная историческая перспектива. Именно они обладают монополией на прогресс.
Так это и было в конце 1990-х, когда в ходу были разговоры о том, что у глобализации нет альтернативы, и выиграет тот, кто сумеет более удачно адаптироваться к мировому рынку. А все что не может в него вписаться, должно быть выброшено в мусорное ведро истории. Еще в самом начале путинской эпохи эта идея еще совсем не казалась чудовищной и людоедской, напротив, либералы старательно доказывали, что рыночной перестройке народного хозяйства сопротивляются во всем мире только якобы не умеющие хорошо работать бывшие советские граждане, а также исламские фундаменталисты. Все остальные только и мечтают жить и трудиться по-капиталистически.
Другим принципиально значимым фактором триумфа экономического либерализма, представляемого в России СПС, была столь же наивная идея о смерти «геополитики». Эта идея коренилась в представлении о том, что наступила новая постиндустриальная эпоха, которая делает неактуальной прежнее соперничество держав за обладание природными ресурсами. На Западе эту идею наиболее активно пропагандировал известный футуролог Элвин Тоффлер, в России среди либералов у него обнаружилось множество самых разнообразных последователей. Они начали всячески внедрять в сознание людей мысль, что эра военно-силового противостояния стран закончилась, военный потенциал можно списать в утиль, что наступает эпоха мирного соревнования интеллектов.
То, что в этой «борьбе умов» будут лидировать именно «правые», казалось само собой разумеющимся. Дополнительным свидетельством в пользу этого предположения выступало то обстоятельство, что вожди либералов ранее своих оппонентов смогли осознать те возможности, которые предоставляет политическому движению в молодежной по преимуществу среде Интернет. Немцов и Киреенко первыми из политиков верхнего эшелона обзавелись своими сайтами в Интернете, а большая часть первопроходцев Рунета в самом конце 1990-х типа Антона Носика или Андрея Левкина по своим взглядам действительно тяготела к правым либералам.
Однако уже в тот самый, либерально-реформаторский, первый срок Путина эта идеология столкнулась с двумя фактами, которые несколько подорвали веру в адекватность данной модели реальному положению вещей.
Во-первых, невиданный размах протеста против неолиберальной глобализации в начале 2000-х ясно продемонстрировал отсутствие горячей любви к мировому рынку у самых разных людей во всем мире и не в последнюю очередь на Западе. На этом фоне слово «совок» как-то само собой ушло из лексикона.
Во-вторых, нападение США на Ирак показало, что обладание мощной армией все-таки что-то еще значит в современном мире, и никакие информационные технологии не заменят стране элементарные «нефть и газ». Поначалу либеральные эксперты еще убеждали интеллектуальную публику, что Буш и его политика — это досадное недоразумение на столбовой дороге прогресса, что после того, как в самое ближайшее время сменится администрация в Белом доме, упадут цены на нефть, все вернется на круги своя. Однако Буш продолжал размахивать дубинкой «демократизации», цены на нефть упорно не желали падать (падала как раз стоимость акций кампаний, работающих в секторе информационных технологий), а правительства разных стран мира, видя к чему идет дело, начали постепенно подбираться к доходам от владения недрами полезных ископаемых. Уже даже самому непросвещенному наблюдателю становилось ясно, что по «столбовой дороге» ездить стало не очень гладко.
После либерализма
На этом фоне голову стали поднимать те люди, кто все 1990-е находились по тем или иным причинам в оппозиции к либеральному проекту. Они неожиданно оказались крайне востребованы, причем, что характерно, в том числе и либеральным истеблишментом. Прежде всего, потому что левые и правые либералы немедленно раскололись по национальному вопросу. Левые либералы отказались поддерживать путинское «укрепление государство» и вскоре вступили в неформальный альянс с так наз. «левыми интернационалистами». Флагман лево-либеральной публицистики, консорциум «НЛО», финансируемый вторым лицом «Норильского никеля» олигархом Михаилом Прохоровым, до 2003 г. как черт ладана боящийся всего левого, с этого времени стал регулярно печатать на страницах своих журналов таких левых радикалов, как Александр Тарасов и Борис Кагарлицкий.
Правые либералы, гораздо более влиятельные в путинской России, стали осторожно присматриваться к левым националистам, время от времени используя их в качестве союзников против союза леваков и «оранжевых» либералов.
Либеральный дискурс явно начинал сдавать позиции дискурсу левому. Причем в этой ситуации левый национализм находился в более выигрышным положении, чем интернационализм, поскольку поначалу он оказался способен сочетать сразу множество близких чаяниям избирателей идеологических позиций — неприязнь к преуспевающей на фоне нищеты большинства сырьевой олигархии, стремление к восстановлению державного статуса страны, заботу о разрушенном в 1990-е годы наукоемком секторе экономики, но также — и желание утвердить права коренного населения в столкновении с миграционной волной из южных республик бывшего СНГ.
Все эти настроения сумел в 2003 г. выразить блок «Родина», который оказался способен успешно конкурировать с КПРФ за лидерство в стане патриотической оппозиции, не будучи скован постулатами коммунистической идеологии. И опять же мы видим, что последующие четыре года в России прошли фактически под знаком «левого национализма», который на какое-то время стал если не самой могущественной в плане политического влияния, то, безусловно, самой модной идеологией. Власть в конце концов оказалась вынуждена произносить слова и про наукоемкие технологии, и про «возрождение державы», и даже про «права коренного населения». К концу 2006 года «риторический пакет» «Родины» был практически полностью усвоен действующей властью, что, кстати, сыграло не очень позитивную роль в судьбе самих «лево-националистических» политиков и идеологов, которым в стремлении отстоять свою идеологическую самостоятельность приходилось скатываться на все более и более радикальные позиции. В конце концов, «левые националисты» из образованного после раскола «Родины» движения «Великая Россия» оказались вытолкнуты в своего рода «этнонационалистическое гетто», что вряд ли позволит им и в нынешнем году надеяться на полноценное участие в парламентских выборах.
А значит и претендовать оставаться «властителями дум» грядущих четырех лет.
Властители дум российского будущего
Возникает естественный вопрос: кто теперь на новенького. Если наша гипотеза о «культурном влиянии» партии-новичка верна, то идейную атмосферу грядущих лет суждено определять «Справедливой России». Из новообразованных политических объединений только эсеры имеют реальный шанс оказаться в депутатских креслах. По всей видимости, сторонники Миронова и вправду могли бы рассчитывать на реальное задействование своего «культурного капитала», если бы этот капитал у них был. Однако в чем конкретно состоит идеология СР, сказать весьма сложно: с партией и ее интеллектуальными центрами сотрудничают столь разные по своим взглядам люди, что почти невозможно сказать, какой мессидж они предъявят образованному избирателю.
Культурным брендом партии для интеллектуальной публики в настоящий момент является очень неплохой по составу авторов и качеству текстов журнал «Русская жизнь», преобладающее число материалов которого выдержано в жанре жалобы советского интеллигента на тяготы этой самой «русской жизни». Этот жанр, вполне вероятно, может быть востребован читателям, уставшим от официальных восторгов по поводу «стабилизации и уверенного роста», но для «культурной гегемонии», какой обладала СПС, а затем «Родина», этого настроения, увы, явно недостаточно.
И тем не менее можно предположить, что эсеров вынесет наверх новое идеологическое поветрие, отчасти инспирируемое отечественными политтехнологами, но отчасти отражающее некоторые тенденции мирового политического развития. Речь идет о некоторых признаках того, что в ближайшее время может оказаться востребованным дискурс, который заимствовал бы некоторые аспекты советского мировоззрения, однако совершенно противоположные тем, которые смогла вынести в публичное поле «Родина».
Например, секулярный гуманизм. После письма 10 академиков президенту Путину о недопустимости «клерикализации страны» общество расколол вопрос о религии и атеизме. Не секрет, что в стране немало стыдливых атеистов и даже вполне убежденных безбожников, которые не испытывают никакого восторга по поводу торжественных трансляций по телевидению пасхальных богослужений с участием представителей верховной власти. Легко себе представить, что если публично высказавший симпатии к обращению академиков партийный лидер, тем не менее, получит поддержку своего избирателя, атеистическое мировоззрение на какой-то момент обретет легитимность в публичной сфере, а профессиональные атеисты и антиклерикалы смогут покинуть информационное гетто, в котором они оказались после краха коммунистической идеологии.
Не исключено, что аналогичным образом мог быть реабилитирован для широкого избирателя и переживающий сегодня в России нелегкие времена «левый интернационализм», если бы кто-либо из политиков первого эшелона рискнул бы сделать на него ставку, что в сегодняшних условиях означало бы не просто «действие на грани фола», а почти гарантированный переход этой самой грани. В этом смысле обращает на себя внимание дезавуированная лидером «эсеров» инициатива Владимира Слуцкера и Сергея Градировского, выдвинувших в форме законопроекта ряд мер по облегчению натурализации легальным мигрантам в России.
Однако «левый интернационализм» может проявиться и не в виде любви к иммигрантам, но в выдвижении каких-либо амбициозных проектов глобального управления. В любом случае, с учетом предстоящей почти неминуемой победы Хиллари Клинтон в 2008 г., весьма вероятно, что уже в конце нынешнего года мы столкнемся с осторожным возрождением чего-то в большей или меньшей степени «лево-глобалистского». Следует даже ожидать воскрешения в какой-то новой форме горбачевской концепции «нового мышления» в форме рассуждений о необходимости отказаться от приоритета национальных интересов во имя преодоления неких глобальных вызовов благополучию всего человечества. Трудно сказать, сможет ли «Справедливая Россия», в которой все-таки нашли приют и некоторые бывшие родинцы, воспользоваться этим трендом. Но в том, что после победы демократов в США такой тренд обязательно возникнет, сомневаться не приходится.
Дело, впрочем, не в том, что всем в эти четыре года придется сменить идеологическую ориентацию. Сменить придется тему для разговора. Если в первый путинский квартал общество предпочитало говорить на темы экономических реформ и финансовой глобализации, если во второй квартал оно открыло для себя чудное слово «суверенитет» и узнало очень много интересного о проблемах миграции, то после двух судьбоносных лет — 2007 и 2008 — ему, похоже, предстоит поразмыслить о глобальном управлении сырьевыми и демографическими ресурсами и оптимальной структуре мирового порядка.
И поскольку избежать этих разговоров будет невозможно, каждой из политических сил следует уже сейчас искать собственные варианты ответов на внешние для нашей страны идеологические вызовы, не следуя моде и не поддаваясь на политтехнологические провокации.
Сокращенная версия опубликована в № 12 за 2007 г. журнала "Cмысл".
