Если ещё три-четыре года назад страны Центральной Европы представлялись «очередью на Запад», проявляя полную готовность к любым формам скорейшей интеграции и модернизации по западным образцам, то последнее время уже нельзя не замечать, что в регионе популярны всё более критические взгляды на «старую Европу», а в отношениях с Брюсселем наметились ширящиеся трещины.
Холодной зимой 1991 года главы Польши, Чехословакии и Венгрии собрались в древнем Вышеграде чтобы подписать историческое соглашение о партнёрстве. Регион «между немцами и русскими» принял решение об ускоренном транзите «с Востока на Запад». Цветущей весной 2004 года, когда страны Центральной Европы стали членами Евросоюза, Запад рукоплескал их экономическим, социальным и политическим удачам. И было чему: на фоне стран Балканского региона и СНГ они выглядели впечатляюще успешными. Но вот прошло всего два-три года, и отношение к странам Вышеградской группы в ЕС кардинально изменилось. К дождливой осени 2006 года стало ясно, что регион стал зоной новых проблем.
Пора политической нестабильности охватила все его государства. 2006 год запомнился продолжительными правительственными кризисами в Польше и Чехии, массовыми уличными беспорядками в Венгрии, приходом к власти в Польше и Словакии коалиций с участием праворадикальных партий. Премьер-министр Венгрии прославился заявлением о том, что ему приходилось скрывать реальное экономическое положение страны, чтобы удержать власть на выборах. Хотя темпы роста экономик Центральной Европы всё ещё заметно выше, чем Европы Западной, они сокращаются, растёт инфляция, финансовые системы государств нестабильны, а политическую жизнь то и дело сотрясают новые коррупционные скандалы. В регионе снова обострились уже подзабытые межгосударственные противоречия, снова заявила о себе во весь голос проблема с положением нацменьшинств и с переселённым после войны населением.
Власти всё осторожнее идут на проведение дальнейших рыночных реформ, зато всё большую популярность приобретают призывы к откату назад, к пересмотру всей стратегии социально-экономического развития. При этом избирателей всё труднее заманить на избирательные участки: успехом считается преодоление 50%-го рубежа фреквенции. К власти приходят силы, утверждающие, что Центральная Европа не так проводила модернизацию, не так вошла в ЕС и НАТО, не так села за европейский стол.
Вновь становится актуальной проблема межнационального разграничения. Венгрия всё более тяготится узостью своих границ и поднимает пугающий соседей вопрос об отмене «декретов Бенеша» (о переселении большого числа венгров и немцев после Второй Мировой войны). Также она проводит очень активную политику в отношении таких утраченных ею территорий, как Трансильвания, Воеводина, Южная Словакия и Закарпатье. В Словакии всё актуальнее и антивенгерская тема, и цыганский вопрос.
В политике Польши и Чехии всё громче звучит антинемецкая направленность. Негативную реакцию у них вызывает в первую очередь «Союз изгнанных», действующий в Германии и отстаивающий идею о международном осуждении послевоенной переселенческой политики. Однако он же способствует актуализации темы о возвращении западноукраинских территорий. Огромный международный скандал был раздут из-за того, что одна немецкая газета («Die Tageszeitung») в одной статье из своего сатирического раздела сравнила польского президента с «картошкой» (статья называлась «Молодая польская картошка: сброд, который хочет доминировать в мире»). Всё чаще говорят, что лозунгом современной польской политики относительно Германии вновь стали слова из знаменитого стихотворения Марии Конопницкой «Рота»: «Не будет немец плевать нам в лицо!».
Не только Германия является раздражителем для Польши и Чехии в ЕС. Постоянные конфликты Варшавы с Брюсселем стали уже привычным фоном европейской политики. Это и попытки отстоять более высокое место среди стран-участниц Союза (количество мест в Европарламенте, лидерство в миротворческой миссии на Ближнем Востоке), и нарекания по поводу слабой помощи со стороны ЕС (недостаточное финансирование, необходимость создания «энергетического НАТО» и т.д.). «Польша, одна из стран большой шестёрки ЕС, становится всё более трудным и изолированным партнёром», — написала недавно «Financial Times».
Бронислав Геремек в одном из интервью выразил предположение, что если бы старые члены ЕС должны были сейчас принять решение об участии Центральной Европы в Евросоюзе, то ей было б отказано. «Как Греция четверть века назад, мы для Брюсселя — политический балласт», — читаем в польском «Newsweek`е».
Накопились и конкретные противоречия стран Вышеградской группы с основными игроками ЕС. В отличие от «старой Европы», большинство стран региона выступает за дальнейшее расширение Евросоюза. Особенно это касается Польши, для которой интеграция в Европу Украины и Беларуси стала одной из главнейших внешнеполитических задач. С другой стороны, ряд стран ЕС выступают резко против дотационных программ для новых членов — это, в первую очередь, слабые страны старой Европы (Испания, Португалия, Греция).
Старую Европу пугают многие политики, пришедшие теперь к власти в центральноевропейских странах. Лидеры радикально-националистических партий Роман Гертых (Польша) и Ян Слота (Словакия) сравниваются с Йоргом Хайдером. Правящие Польшей братья Качиньские в западной прессе представляются обычно как фундаменталисты с совершенно чуждыми Западу взглядами. Современная Польша имеет имидж крайне нетолерантной страны, и это касается в первую очередь прав секс-меньшинств и отношения к абортам.
Популярность своих крайне-правых и радикальных партий в Германии, Франции, Бельгии и Голландии выросла во многом на страхах избирателей перед наплывом дешёвой рабочей силы с Востока. В Германии, например, 42% граждан считает, что их рабочие места оказались под угрозой из-за «нашествия с Востока» (опрос проведён Forsa). По всей Западной Европе стал нарицательным образ «польского сантехника» — заезжего работяги с Востока, готового работать за малые деньги.
В самих странах региона жалуются на предвзятый подход к ним лидеров ЕС. Если на Западе говорят, например, о сельском хозяйстве региона, то либо подчёркивают его силу (и тогда оно представляется как угроза фермерам Западной Европы), либо, наоборот, подчёркивают его слабость и полную зависимость от европейских дотаций (и тогда оно представляется уже несоответствующим требуемому в Европе уровню). «Пока что нам ещё не удалось создать адекватного образа Польши на Западе», — говорит Януш Райтер, глава варшавского Центра международных отношений.
На восприятие Центральной Европы в ЕС сильнейшим образом влияют активно освещаемые в масс-медиа громкие коррупционные скандалы в правительствах, ставшие уже привычным фоном политической жизни региона. Журналист британского издания «The Economist» в статье о чешском правительственном кризисе даже позволил себе пошутить: если внимательно посмотреть на правительства других центрально-европейских стран, то «факт, что чехи не в состоянии создать своё правительство, выглядит не таким уж и плохим».
Главнейшим аспектом накопившихся противоречий между Западной и Центральной Европой являются расхождения в международной политике. Страны этого региона проводят в гораздо большей степени проамериканскую, чем проевропейскую внешнюю политику. Иракская кампания США — первое громкое противостояние «новой» и «старой» Европы. Во время подготовки к иракской войне лидеры 10 стран Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы подписали письмо в поддержку американской позиции. Чешское правительство от участия отказалось, но президент Вацлав Гавел поддержал США лично. Польша приняла участие в самом иракском вторжении, где её небольшой контингент стал четвёртой по величине силой в коалиции после США, Великобритании и Австралии. Чехия, Словакия и Венгрия позже также отправили своих солдат в многонациональные миротворческие силы.
Министр обороны Польши Радек Сикорский, воевавший в своё время в Афганистане против советских войск, является сейчас одним из самых проамериканских чиновников Европы. Решение Чехии и Польши выделить США территории для размещения элементов ПРО вызвало скептическую реакцию в «старой» Европе и ещё сильнее напрягло внутриевропейские отношения.
Есть и ещё один момент, охлаждающий взаимоотношения старых членов ЕС с новыми. Жители Центральной Европы всё более осознанно отвергают саму модель Европейского союза. Сбрасывая «иго коммунизма», центральноевропейские страны стремились «вернуться в Европу», вернуться к христианским ценностям и культурному общению. Однако та Европа, из которой они были «выброшены» — это Европа межвоенная, в которой антикоммунистический настрой правящих элит совмещался с крайне-правыми программами, традиционалистской моралью и сильной национальной властью. На деле оказалось, что основные ценности современного Запада носят принципиально анти-традиционалистический, нехристианский и даже внекультурный характер.
Потребность в христианском обновлении оказалась противоположна реальности современной европеизации. «Новые европейцы» оказались не готовы к принятию норм толерантности в отношении однополых браков, права на аборт, признание принципов мировоззренческой нейтральности государства, полного равноправия религиозных конфессий и т.д. «Новая Европа» стала болезненно осмысливать противоречие норм современного Запада с традиционными христианскими ценностями и традицией. Случилось так, что центрально-европейские страны обнаружили на Западе Европы и много того, от чего бежали с Востока. Множится скепсис относительно модели современной западной демократии и растёт число голосов, отдаваемых за относительную изоляцию от вредных влияний Запада.
Всё большую популярность приобретают партии консервативного, даже религиозно-фундаменталистского толка. В Польше всё больше сторонников строительства государства по модели националистического политика межвоенной эпохи Романа Дмовского: «католическое государство польской нации». Крайне нетолерантное по современным западным меркам католическое радио «Мария» слушает как минимум каждый десятый поляк. Со всё большим скепсисом воспринимаются западные нормы политкорректности. Новую актуальность приобрели слова Яна Павла II, сказанные им во время его приезда в Польшу в 1991 году. Он говорил о том, что Европа отошла от своих христианских корней и живёт по принципу «Думаем и живём так, как будто Бога не существует». Он говорил о необходимости новой евангелизации Европы. Эту моральную проблему прекрасно описал польский епископ Юзеф Михалик: «Лаицизм, который навязывается нам многие годы, теперь принял название либерализма и катализма. Раньше Восток, а сегодня и Запад домагается, чтобы Польша признала абсолютный социальный, политический, а также идейный и религиозный либерализм. И вот мы стоим перед новой формой тоталитаризма».
Все эти подвижки в настроениях жителей Центральной Европы воспринимаются на Западе как угроза «общечеловеческим ценностям» и самим основам современной Европы. Во время череды референдумов по Европейской конституции соцопросы показали, что жители этого региона вряд ли одобрят её. Особенно значимым для негативного настроя избирателей «новой Европы» оказалось отсутствие в ней упоминания о христианских основах европейской общности. Регион всё более получает славу «отсталого» в плане культурного развития, то есть того, в котором ещё не завоевали признания идеи всеобщей толерантности, светскости и корректности. Это регион, который всё более настойчиво заявляет о своём нежелании модернизироваться — а это уже часто объясняется через наследие эпохи «коммунистического тоталитаризма».
Проблему новой моральной пропасти со старой Европой прекрасно описал чешский писатель Милан Кундера ещё в первой половине 1980-х. В статье «Трагедия Центральной Европы» он указал на роковое противоречие между желанием его региона «вернуться в Европу» после долгого политического «пленения Востоком» и тем, что той Европы, в которую он хочет вернуться, уже нет. Актуальный образ Запада — «это представления о Западе, которого уже нет, о Западе, с которым еще не распрощалась культура». Последнее время всё большую актуальность приобретают его слова: «В глазах горячо любимой Европы, Центральная Европа — просто часть Советской империи и ничего больше, ничего больше». Часть Востока, которая хочет вернуться на Запад, но и не желающая действительно стать современным Западом.
Перед странами Центральной Европы стоит всё более осознанный выбор: либо смириться с требованиями старой Европы и занять в ЕС положение прилежного ученика, либо активно заявить свою самость и пойти на региональную консолидацию с целью занять более сильные позиции в единой Европе. Как говорит Пётр Новина-Конопка, ректор Европейского коллегиума в Натолине (Варшава): «Мы стоим перед действительно кардинальным решением: хотим ли мы быть потребителями в Европейском Союзе, в европейском проекте, или мы хотим быть его производителями». Настроения избирателей Центральной Европы свидетельствуют, что она пойдёт скорее по второму пути. А значит, внутренние противоречия в ЕС будут только усиливаться, а роль США как альтернативного источника силы в регионе будет всё более возрастать.
Последнее время общества Центральной Европы стали уделять много внимания учебникам истории, по которым учатся европейцы. А именно тому, что Центральной Европы в них почти нет — это регион между Германией и Россией, судьбами которого всегда распоряжались соседи. Желание изменить восприятие своих стран и показать самоценность Центральной Европы сродни желанию обрести свой голос в евро-атлантическом семействе. Страны Вышеградской группы смогли стать членами этого семейства, но для того, чтобы быть самостоятельным центром силы, им придётся идти на конфликты, пробиваясь сквозь непонимание и неприятие со стороны старых и сильных держав. Если раньше само понятие «Центральной Европы» понималось просто как очередь в «Западную Европу», то теперь приходит время обретения собственной идентичности, с которой ещё только предстоит ознакомиться Западу.
Немалое значение имеет и начавшийся в регионе процесс по крайней мере идейного пересмотра итогов Второй Мировой войны. Для ряда стран «новой Европы» и традиционная версия истории этой войны, и во многом её результаты представляются ущемляющими их национальное достоинство и исторические права. Стоит отметить, что слабая реакция «старой Европы» на события в Эстонии (которую можно определить как попытка закрыть глаза), является не только формой поддержки антироссийской политики, но и следствием ясного осознания, что тема итогов этой войны вполне реально может привести к многочисленным внутренним противоречиям, межгосударственным конфликтам, и фактически и расколоть Евросоюз. При этом раскол будет проходить не между Европой «старой» и «новой», а между отдельными странами в «новой» и между Германией и остальными странами в «старой». Ведь это не только вопрос исторических оценок. Это вопрос о пересмотре многочисленных договоров и условий, на которых строился европейский мир уже больше полувека.
Однако пока что попытки стран региона занять своё особое место в Европе были провальными. Вот Польша, центральное государство региона, объявило себя ответственным за формирование политики ЕС в отношении Востока (Украины, Белоруссии и России). На деле оказалось, что концепцию такой политики, глубоко обоснованной в польской истории и национальной идеологии, Европа не принимает. После относительного успеха с «Оранжевой революцией» на Украине, Польша оказалась фактически оттеснённой от формирования европейской политики по отношению к этому региону, а по линии отношений «ЕС — Россия» так и просто изолированной.
Ежи Марек Новаковский, бывший советник премьера Польши Ежи Бузека по международным отношениям, отвечая на вопрос «чего же от Польши ожидает Европа?», признал: «Европа, конечно, ожидает, что мы будем сидеть в углу и вести себя тихо». Это горькое признание ещё не стало общепринятым мнением, однако звучит всё чаще, а в политическую моду полномасштабно входит «евроскептицизм». Отношения Центральной Европы со старым составом ЕС ожидают дальнейшие похолодания. Тихо сидеть в углу «новые европейцы» не хотят.
