Просмотр "Дневного дозора" наводит на банальные мысли. Противостояние Светлых и Темных Иных (в просторечии — просто "Светлых" и "Темных") заставляет вспомнить многочисленные "бригады" — истории о противоборстве хороших парней (возможно, "Ментов") с плохими парнями.
Вспомним Дюма. Чем принципиально отличается от борьбы Дозоров борьба кардиналистов и роялистов в "Трех мушкетерах" или мазаринистов и фрондеров в "Двадцать лет спустя"? Ничем. По сути, речь идет об интригах знати. Неофит (Д`Артаньян) мог присоединиться к одной из враждующих партий, но и только. Если мы приглядимся, то в карьере Антона Городецкого мы увидим черты карьеры славного мушкетера. Ну да, Городецкий не приехал в Москву на рыжем "Запорожце" (или, если совсем уж следовать первоисточнику, рыжем "мерине"), Завулон не выкрал у него из кармана рекомендательного письма к Гесеру. Но в остальном…
Почти случайный человек, незнатный, присоединяется к могущественной "бригаде" (при дворе Людовика XIII аналогичная называлась "мушкетерами"). Ей противостоит другая "бригада", не менее могущественная — "кардиналисты" (во главе с инфернальным Завуло… то есть, Арманом Жаном дю Плесси герцогом де Ришелье). В результате противоборства, Д`Артаньян нежданно-негаданно перепрыгивает через несколько рангов и становится лейтенантом (учитывая, что, по словам Дюма, капитан мушкетеров приравнивался к маршалу Франции, звание генеральское). Точно также и Городецкий, примкнув к бригаде на правах "шестерки" без перспектив, всего за пару книг становится Великим Светлым. Правда, патент на величие ему выписывает не Завулон — но это частности. Итак, старая схема работает, что в дворянском Париже, что в новорусской Москве.
Нас интересует, разумеется, транслируемый образ общества. Мы сразу сделаем ошибку, если предположим, что речь в фильме идет о противостоянии Добра и Зла. Светлые — не Добро, Темные — не Зло. Это неоднократно подчеркивал в книге и сам Лукьяненко, да и из фильма это ясно. Светлые и Темные — хищники, живущие за счет человечества, в данном случае — "дорогих россиян" или даже проще — москвичей. Для Светлых и Темных люди — всего лишь овцы. Разногласия возникают лишь по вопросам, следует ли есть овец или пасти, аккуратно состригая ценную шерсть.
Разумный хищник, разумеется, не будет уничтожать тех, кем питается. Вспомним старый анекдот про Хрущева и студента, жевавшего траву рядом с Кремлем: "Что ж ты, сынок, бесхозяйственно поступаешь? Сейчас всю траву съешь, а на зиму ничего не заготовишь?". Иные поняли, что не следует быть бесхозяйственными. Так возник великий договор между Светлыми и Темными: человека не есть, а совместно эксплуатировать. Вампирам можно пить кровь. Но по лицензии от "смотрящих". Темным можно делать зло, а Светлым — добро. Но, опять-таки, с совета и согласия старших товарищей. Внизу — людишки, посередке — прогрессивная общественность из Светлых и Темных, наверху — блюдущая Договор Инквизиция. Таково общество по Лукьяненко.
Однако где же народ, "травоядные"? Тот самый народ, который было принято воспевать в советскую эпоху? Его нет на "исторической сцене". Что логично — коль скоро речь идет о разборках двух олигархических хищников, народ должен безмолвствовать. Логическая схема, положенная в основу фильма и книги, порочна. Подразумевается, что: 1) историю вершит знать ("Иные"), 2) быдло должно помалкивать.
В нашей реальности эта схема уже мертва. Противостояние олигархических клик — в прошлом. В моде иные, еще не описанные герои. Лукьяненко рассказывает о прошлом, но самим рассказом фиксирует его, заставляет застыть, хотя бы в форме литературного памятника. И мы, глядя в "Дозорах" на слепок 1990-х, понимаем, что та эпоха ушла. Завулон будет осужден Мытищенским судом по статье "вампиризм" и уедет куда-то в Сибирь — мотать срок и плести варежки. Гесер продаст "Горсвет" Газпрому и приобретет в Лондоне старинный замок с привидениями. В нем он проведет 400 лет, играя в футбол с редкими туристами.
Что же еще? Ах да, про народ. Как ни странно, Лукьяненко чувствует фальшь противостояния Иных: Темных и Светлых. В "дозорном" цикле Городецкий склонен к странным, на первый взгляд, поступкам. Например, он может набрать значительную магическую силу, а затем потратить ее не на изменение баланса Добра и Зла, а на себя. Как та обезьяна из анекдота, которая пришла в магазин, заказала бутылки водки и таз со сметаной. Водку выпила, таз надела себе на голову. А на вопрос "почему?" ответила: "Вот такая я загадочная". Глупое, на первый взгляд, решение.
Однако характерное для 1990-х. В условиях тотальной сшибки банд, как их не назови, Иными или "бригадами", "маленький человек" залег на дно, ушел в отказ. Стал проповедовать тотальный эгоизм. Отсюда кажущаяся алогичность написанных в 90-е лукьяненковских героев. Им предлагают выбор между Светом (допустим, Борисом Абрамовичем) и Тьмой (предположим, Владимиром Александровичем), а они отвечают: "Да идите вы все на…". Между стеной льда и стеной огня герой Лукьяненко летит к финалу под лозунгом "Я не падаю, я так летаю". В ту эпоху так летало большинство из нас.
Нет смысла выбирать между Волком и Совой. Зайцу нужны только быстрые ноги и желание вовремя смыться. От страны, от эпохи, в конечном счете — от самого себя. Завершение "Дневного Дозора" очень характерно. Волшебный Мел судьбы может исправить прошлое, изменить теоретически ВСЕ. Вот герой и решает "убить 90-е": он пишет мелом на стене свое "НЕТ" и возвращается в 1992 год.
Из 2006 год 1992 кажется волшебным временем. Сама "картинка" этого времени в фильме снята так, что становится понятно — это ностальгия по советской эпохе. Лавочки (надеюсь, не на Патриарших прудах), дождь, парень укрывает девушку от дождя. Классический сюжет на все времена — так снимали еще в 60-е. Когда я увидел финальную сцену, мне почему то вспомнились "Покровские ворота" и Костик, нет, не вампир, а главный герой фильма, снятого в 1982 году.
Эпоха уходит в прошлое, когда о ней начинают снимать фильмы, писать воспоминания, делать идолов из ее культовых фигур. Когда несколько лет назад в Москве возникло радио "Шансон", автор этих строк вздохнул с облегчением — "так значит, эпоха бандитов ушла в прошлое". Раз блатные романсы можно послушать на городском радио, значит, бандиты исчезли как класс, окультурились. Уже не стоят в темных переулках с утюгами в руках, золотые цепи сданы в ломбард. "Повзрослели хулиганы, с женами живут", как ностальгически пела группа "Дюна".
Когда Лукьяненко написал "Лабиринт отражений" (цикл о приключениях дайверов — сверхпользователей сверхинтернета), Интернет как коммуникативная среда был на пике популярности. Но появление романа про Интернет и его жителей продемонстрировало смену цвета времени. Скоро Интернет превратился в обычный "телефон". Когда Пелевин написал "Шлем ужаса", фактически роман о популярном "Живом журнале", я понял, что завершается эпоха и крайне модного всего несколько лет назад ЖЖ.
Итак, "Дневной дозор" официально завершил эпоху олигархов, закрыл 90-е как феномен массового сознания. Олигархи ушли в Сумрак — жужжать вместе с комарами, слоняться по обрывкам старых газет, пить кровь из случайных прохожих. Их бесплотные тени еще не раз встретятся на нашем пути, но ты гони их, гони, просвещенный читатель.
Главный и самый тяжелый вопрос. Цвет времени сменился, но каков характер новой эпохи? Катаклизм? Миллионы шариков из рук маленького гаденыша, разбивающие Москву в мелкую щебенку? Остановка времени в финале фильма — пожалуй, наиболее важная метафора путинской России. Герой, разрываемый на две части (плюс на голову ему падает осколок стекла, грозящий разрезать череп как арбуз), видит свет в конце туннеля. Каковой оказывается фотовспышкой в руках Путина, виноват, Гесера, с туристическим равнодушием наблюдающего наступление пелевинского пса Пиздеца на Москву. Время останавливается. Герой еще успевает начертать на стене свое "нет" и вернуться в прошлое. А нам куда?
Вот цитата из "Последнего дозора", четвертой и пока завершающей книги цикла. Городецкий молится об Иных:
"— Отпусти их, — попросил я, сам не зная кого. — Отпусти их, пожалуйста. Они творили зло, которое было злом, и добро, которое злом оборачивалось. Но ведь всему есть свой срок и свое прощение. Отпусти их…".
И здесь сюжет "Дозоров" неожиданно пересекается с сюжетом "Мастера и Маргариты" (недаром, ох недаром, шел сериал по ТВ в предновогодние дни):
"— Отпустите его, — вдруг пронзительно крикнула Маргарита так, как когда-то кричала, когда была ведьмой, и от этого крика сорвался камень в горах и полетел по уступам в бездну, оглашая горы грохотом".
Ну что отпустим? Пожалуй, отпустим. А сами?
Мир 1990-х обнулился (Останкинская башня рухнула, по "Москве вампирской" проехало колесо обозрения), мир нулевых — завис (Гесер с фотоаппаратом в остановившемся мире). Что делают с зависшей программой? Нажимают "резет" и запускают все сначала. Правительство за бешеные деньги скупает у олигархов некогда государственные предприятия. Что последует за этим? Приватизация, но уже по другим правилам. Придется строить государство с чистого листа, так, как будто свистопляски 1990-х не было вовсе. Вернуться в 1992-й, и провести реформы так, будто Гайдара никогда не было. Получается, базовый тренд — перезагрузка. Не матрицы, а России.
