Константин Крылов прочтет цикл лекций о метафизике

Всякое мероприятие предполагает какую-то меру успеха – так сказать, программу-минимум и программу-максимум. В таких делах, как то, о котором мы тут беседуем, разлёт между минимумом и максимумом особенно велик. Всё же его обозначу. Как минимум, я хотел бы заинтересовать какое-то количество неглупых людей. Как максимум – посодействовать возобновлению русской философии.

Последнее заявление может показаться нагловатым: дескать, есть в стране умы, которым это и по плечу, и по чину, а тут какой-то хрен с горы со своей писаной торбой припёрся. Да, конечно, есть такие умы. У нас достаточно философов, несравнимо более компетентных и интеллектуально состоятельных, чем я. Правда-правда. Просто они возобновлением русской философии не интересуются. Наверное, не считают нужным. Во всяком случае, я устал ждать, когда они возьмутся за дело.

Значит, возьмёмся мы. Хорошо или плохо получится – там разберёмся по ходу.

Теперь «почему метафизика». Да, тема неудобная – в том смысле, что попытка обратиться к началам бытия и ума, то есть к основным вопросам онтологии и гносеологии, всегда является рискованным мероприятием. Но философия начинается именно с метафизики, а нам-то нужно именно что начать.

Хороший термин – «официальная философия». Тут можно было бы поиронизировать, но не буду. Мы все ведь поняли, что имеется в виду – философия, сертифицированная ВАКом и активным участием её носителей в российском профессиональном сообществе, ага?

Придирчивый читатель может полагать, что я кину в них камень. Не кину: это люди, заслуживающие всяческого уважения. Но это не отменяет сказанного – русской философии у нас нет. Философия в России – или не русская, или не философия, или вообще чёрт-те что и сбоку бантик.

Начнём с философии, которая не русская. Нет, не напрягайтесь, в данном случае я не имею в виду ничьих букетиков кровей. Я о другом. Философия – это дело нации, точно так же, как, скажем, экономика или искусство. Ну например: если я скажу, что некоторые направления русского искусства – скажем, русский кинематограф — сейчас отсутствует, а есть только Голливуд и наши местные под(д)елки под Голливуд и Болливуд (иногда удачные), то никто не удивится. Поспорят, может быть, поругаются, но удивляться самому мнению никто не будет: понятно, откуда оно взялось, понятно, почему человек так сказал... Так вот, с философией у нас дело обстоит так же. Есть западные книжки, есть переводы с западных книжек, а всё остальное пишется «под переводы». Включая всё «антизападное», а также всякую исконную посконность и демонстративное мракобесие любых сортов, тоже ужасно неоригинальное, в Нигерии такое тоже делают.

Русской же философии нет. Сейчас этим словосочетанием называют остатки проекта, начатого в позапрошлом веке и прихлопнутом в начале прошлого. Не будем сейчас обсуждать сам проект или отдельных его участников, вроде Соловьёва (хотя очень хочется). Допустим даже, всё было отлично: котлован вырыли, фундамент начали строить, даже отстроили первый этаж будущего дворца. Потом всё было взорвано. Так вот: реставрация той «русской философии» — это что-то вроде реставрации монархии, «и чтобы непременно романовской». Приятно помечтать, как оно могло бы быть, если бы не. Но уже – «не». Эта возможность закрылась.

Теперь о «не философии». Как и всё остальное, она может быть попользована для каких-то посторонних надобностей. И не всегда это неоправданно. Микроскопом тоже можно забивать гвозди — если этот микроскоп больше ни на что не годен. Вещь, переставая быть нужной, иногда переживает положенный себе век приживалкой: модная некогда юбка низводится до половой тряпки, пишущую машинку тащат в бар, где она становится «стильной частью интерьера», партбилет подкладывают под ножку стола, и те де и те пе. А философствование может служить целям «личного духовно-религиозного поиска», быть инструментом политического активизма, а ещё украшать заковыристой терминологией блекотание всяких телевизионных людей, а также выступать в качестве разновидности «современного искусства»… наконец, это недорогое и относительно респектабельное хобби. На таких приработках можно протянуть до морковкина заговенья, вот только зачем?

«Это вряд ли» (c). Хотя вообще есть такая зависимость: внимание к вечному много способствует украшению нашего временного бытия.

При этом в наших мизерабельных условиях «возобновить русскую философию» означает затеять какое-то заведомо проигрышное дело. «Никто не купит». Но давайте всё-таки попробуем.