Каких современных русских философов вы склонны назвать?
Валерий Савчук: Процитирую Вячеслава Курицына, который задался своим рейтингом современных поэтов: «Первым, кто пришёл мне в голову, был Аркадий Трофимович Драгомощенко», у меня же — Валерий Александрович Подорога. Кто второй, третий, шестой — вопрос открыт? Претендентов много, но все они, замечу, либо в Москве, либо, в существенно меньшей части, в Петербурге. Не думаю, что мой лист фамилий существенно отличается от вашего. Разве, что в вашем нет петербургского философа Александра Николаевича Исакова с его антропологической концепцией истины и, к сожалению, рано ушедшего танатолога Андрея Витальевича Демичева.
Можно ли говорить о существовании современной русской философии?
Натан Солодухо: Думаю, что современная русская философия существует: она несёт традиции российской философии в целом и в то же время отражает современные тенденции развития знания, прежде всего, научного.
Не берусь характеризовать русскую философскую традицию всесторонне, тем не менее, можно назвать её некоторые примечательные черты. Это, прежде всего, выражение пейзажа русской души, в котором отражается пейзаж российской земли (см. Н. А. Бердяева): её безмерность и неисчерпаемость, отсюда — непомерность дум, заглядывание за горизонт с характерной космизацией проблем общечеловеческой тональности (это есть, скажем, у Н. Ф. Фёдорова и К. Э. Циолковского). Отсюда неизбывная непрактичность, непрагматичность философствования во спасение души, но не тела. И как следствие этого — нравственное облачение этой философии с проявлением любви как к высокой женственности, так и высокой мудрости — софийности. И как парадокс — обращение за поддержкой к научному знанию, а в результате получаем сплав религиозности и научности (как у П. А. Флоренского, В. И. Вернадского). Нескончаемый поиск гармонии несоединимого (например, в принципе всеединства В. С. Соловьёва и С. Л. Франка). Ещё одна черта: российская двуглавость — обращённость и на Запад, и на Восток, евразийность. Но это, конечно, не всё.
К современным тенденциям русской философии следует отнести, с одной стороны, новый поиск метафизических, запредельных оснований реального («неоклассика»), с другой — попытку применять философию в качестве общенаучного и междисциплинарного интегратора знания (с использованием синергетизма, ситуационизма, экологизма и т. п.), осмысление гносеологии и аксиологии науки и техники. Но и это также полностью не характеризует современную российскую философию.
Называть ярких представителей современной русской философии очень трудно. Она собирательна. Определённую грань этой философии («лирической метафизики») в недавнем прошлом выражал А. Н. Чанышев, у которого философская рациональность обходится без опоры на научное знание. В то же время объяснение и презентация общенаучного статуса философии присутствует в работах В. С. Готта, Э. П. Семенюка, А. Д. Урсула и др. (я имею в виду отечественную концепцию «интегративно-общенаучного знания»), но и это конец прошлого века, который базируется на традициях позитивистской и марксистской философии.
Какая именно философия процветает сейчас в России?
Константин Крылов: Во-первых, переводная, читайте — дающая возможность интеллектуалу позаниматься самым сладким, то есть западными проблемами. Это самое вкусное: проблемы людей, у которых нет проблем (на наши деньги нет). На минутку чувствуешь себя человеком. То есть французом. Читайте: «нет, я не русский». Опять же — все серьёзные мыслительные человеки в России занимаются именно этим. То есть переводами и комментариями к переводам. В самом лучшем случае — писанием книг, единственным достоинством которых является то, что они похожи на переводы.
Во-вторых, жива ещё философия «русская», то есть «православие, самодержавие, духовность», настаиваемые то на Ильине, то на Булгакове. Насморочная кондовость этого, с позволения сказать, дискурса, не мешает ему быть востребованным в определённом качестве — а именно: для выквохтывания того, что русский православный народ не ищет себе сокровищ на земле, а хочет быть изнасилованным и мёртвым во имя чего-нибудь. Читайте: «прощеньице».
В-третьих, постмодернизм по-российски. Это не философия, а разновидность так называемого «современного искусства» — то есть интересная чушь. Кстати, это непросто — сделать чушь интересной, так что не нужно относиться к этому совсем уж неуважительно. «Вы сами так смогите».
И, наконец, есть классический Дугин, «имперство» и ему подобное философствование реванша, «когда-нибудь мы поднимемся и ударим третьим Римом по вражьей морде» — главным условием которого является демонстративная утопичность. Мечтания поиметого об оборотке должны быть грозными, но безобидными.
Существуют стратегические союзы между «духовностью» и «имперством», с одной стороны, и постмодернизмом и переводняком, с другой. В первом случае получается «гиренок», во втором — какие-нибудь «евроонтологии». Случается, впрочем, и свальный грех, смешение всего со всем.
Ну так что? Как возможно приличному человеку заниматься чем-то из вышеперечисленного?
Вот и я недоумеваю.
Кого из современных русских философов вы бы могли назвать?
Гейдар Джемаль: С. С. Хоружего, покойного С. С. Аверинцева, А. М. Пятигорского, А. Г. Дугина. Ю. В. Мамлеев — больше писатель, чем философ. Е. В. Головин — исследователь эзотерики, эрудит, интеллектуал, носитель определённых традиционалистских концептов. Но больше всего мне непонятен А. А. Зиновьев, его феномен как советского философа, который после «Зияющих высот» превращается в защитника коммунизма. Он ведь так и не стал идеологически большевиком. В целом, как в философии, так и за её пределами совок не кончился и по сей день. Мы живем при том же самом политическом классе, с которым я боролся в 1970-1980-е годы. В 1991 году произошло то, что Троцкий предсказывал в 1937 году. Развитие сталинской партократии, бюрократии и люмпен-номенклатуры, в конце концов, привело к сливу идеологического центра всего красного проекта и к приходу дикого капитализма в его сырьевой варварской компрадорской форме. Троцкий считал, что это произойдёт в 1941 году, но вмешалась война. То, что у нас сейчас происходит, это, выражаясь по Марксу, сначала - трагедия, а затем - фарс, фарсовая форма неосталинизма.
