На прошедшем недавно в Институте Восточной Европы круглом столе по результатам мартовских выборов главная тема была сформулирована как «уход с политической сцены «мировоззренческих партий».
Такая постановка вопроса представляется уж слишком постмодернистской, слишком герметичной, технологически-оранжерейной. В этой постановке вопроса слышатся отзвуки представлений о «конце истории», о сказанности «всех слов», об исчерпанности классовых конфликтов в потребительском обществе, о беспредельном всемогуществе пиара, о необходимости политики «здравого смысла» и конкретных «малых дел»…
Совокупность этих успокоительных (или апокалиптических — в зависимости от темперамента) представлений кажется весьма опасной, поскольку это оранжерейное самоуничижение и самоустранение идеологов из политики является, похоже, одним из непременных условий разных современных социально-политических кризисов вроде «оранжевых» или «мигрантских».
Глобальные информационные процессы, действительно, привели к кризису основных мировоззренческих установок: фундаментального знания и аксиологических систем. Тотальное доминирование СМИ в формировании актуальных представлений, действительно, превращает выборы в более или менее прилично режиссированное карнавальное действо. Техническое развитие информационного обмена, действительно, коренным образом изменяет функции и смысл всех институтов представительной демократии (превращая их в основном в лоббистские и промоутерские структуры).
Все это, конечно, так, но отмирание давно уже дурно работающих идеологических и институциональных форм на самом деле создает условия для появления новых…
Что касается идеологем, то ускользание действительности из прежних категориальных систем описания вовсе не обязательно должно приводить к отказу вовсе от попыток адекватного описания (постмодернистское решение) или к нежеланию видеть кардинальные изменения (политэкономы правого толка). Негодность прежних идеологических клише и кукольность построенных по ним партий нисколько не исключают стихийного мировоззренческого самоопределения и структурирования российского общества. Напротив, игрушечность парламента, несомненно, активизировала эти процессы, переместив информационное взаимодействие идеологических тенденций в клубы, тусовки, блогосферу и проч.
Нам кажется, что формирующаяся в настоящее время партийно-политическая структура способствует появлению действительно «мировоззренческих» партий, причем во многом вопреки их собственному желанию. Главное — это не путать мировоззрение с идеологией и усилиями партийных пиарщиков по тому или иному позиционированию собственных структур.
Современную ситуацию в российской политике можно охарактеризовать как складывающуюся двухпартийную систему при открытом тендере на роль «свободного радикала». Примерно так она сегодня видится в Кремле. Вот, например, соответствующий ответ президента на февральской пресс-конференции для журналистов:
Значение и роль «Единой России» в поступательном движении и развитии России за последние годы значительны, как бы мы ни поругивали депутатский корпус. Между тем я приветствую и появление другой политической силы. Разницу между ними я вижу в том, что «Единая Россия» — это все-таки такой более правый и либеральный центр, во всяком случае, с точки зрения проведения экономической политики, хотя и там много очень социал-демократических тенденций, и я это очень хорошо почувствовал в работе над различными законопроектами. Но «Справедливая Россия» — это, конечно, партия, которая во всех своих проявлениях напоминает такое социалистическое, социал-демократическое направление. В полной мере это пока еще, может быть, не ощущается и не видно, так же как в полной мере не видно и праволиберального направления деятельности в «Единой России». Нужно время. (Из выступления 1 февраля 2007 года.)
Однако, важно не само содержание этой конструкции, а то, что данная система вполне хорошо вписывается в русские традиции бинарного противопоставления (но не только).
Не так давно Максим Соколов, обосновывая необходимость возникновения новой умеренно консервативной партии «балластового» типа, использовал образы «Войны и Мира», в частности, представления о государственном развитии Пьера Безухова. Совсем недавно Михаил Арсенин, выводя на чистую воду происхождение и игрецкие повадки новой партии как раз такого типа, весьма хлестко использовал образы лермонтовского «Маскарада». В условиях идеологической неопределенности обращение к литературной русской классике как к базовой топике, своего рода мифологии, представляется удачным не только риторическим, но и эвристическим ходом.
Можно продолжить эту тенденцию — нам кажется, что для описания современных культурных процессов (как партийного строительства, так и стихийного психостилистического самоопределения масс) наиболее подходящей моделью могла бы послужить великая грибоедовская комедия «Горе от ума». Действительно, разворачивающийся в «Горе от ума» конфликт — идеологический, связанный с резким изменением культурных условий существования. Интрига развивается через столкновение различных пиар-стратегий при подавляющей власти «светских дам» — тогдашних СМИ. При этом автор замечательно и, как представляется, очень точно показывает архетипические психостилистические тенденции самоорганизации русского общества в период идеологических колебаний и усиливающегося западного влияния.
Итак, если исходить из Грибоедова, мы имеем три партии, соответствующие разным мировоззренческим подходам, исторически присущим русской традиции:
— Партия Фамусова, «умеренно классицистическая», она же партия власти, она же партия балласта, но в хорошем смысле, то есть то, что придает устойчивость всей конструкции. Партия по определению не имеет внятной идеологии, поскольку является ситуативно-консервативной, направленной на сохранение статус-кво во всех смыслах.
— Партия Софьи, «сентименталистская», которую редко выделяют в школьных учебниках (построенных опять же по принципу бинарного противопоставления), но которая в самом произведении активно присутствует и успешно действует. Ее можно обозначить как партию сострадания, поскольку Софья отвергает Чацкого именно потому, что считает его таким же грубым, бесчувственным, как Фамусов и другие. Это мировоззрение, которое пропитано русским сентиментализмом и основывается на сопереживании как способе познания мира. То есть то, на чем пытались играть КПРФ, а теперь играют социалисты. Это направление может быть тотально успешным, поскольку находится в русле основного потока русского сознания — заступиться за стариков и т.п. Однако при выполнении некоторых условий, главным из которых является соединение реальных настроений общества с так называемым общественным мнением, которое формируется СМИ. Другими словами, задача социалистов — активное участие в формировании повестки дня в соответствии с настроениями масс. И то, что ими поднято на щит понятие справедливости, доказывает, что они эту задачу в целом осознают.
— Партия Чацкого, «романтики». Они могут быть кем угодно — западниками, евразийцами, националистами... Это те, кто отстаивает чувство собственного достоинства и всяческое своеобразие, национальное, индивидуальное и т.п. Их общая ошибка, которая не позволяет и не позволит им стать большинством — это непонимание того, что русские, притом, что они не являются тотальными коллективистами, никогда не являлись индивидуалистами. Та же ошибка бинарных сопоставлений. В русской культуре индивидуализм не приветствуется, хотя приветствуется особость, авторское отношение, лидерство… Но лидерство тесно связано с индивидуализмом только в западной культуре, в русской это не так.
Это, кстати, основная причина того, почему третья сила никак не может объединиться. Помимо того, что все они индивидуалисты, они не могут никак найти то общее, что их объединяет — отстаивание своеобразия и особенностей страны, регионов, мест и конкретных людей. Особенное в противопоставлении общему, неприятие власти, требующей бездумного подчинения. Это то, что реально могло бы объединить и Касьянова, и нацболов, и Дугина, и СПС.
Это романтизм, из которого растет и национальная идея, и славянофильство, и западничество, и все другое (если не делится по бинарному признаку на западников и антизападников).
Все партии — патриотические и в то же время за избирательное принятие некоторых западных ценностей. Самоотверженно-сентиментальные «сострадатели» тихой сапой определяют ход вещей, но вечно проигрывают, обязательно ошибаясь в личностях, лидерах, предмете обожания.
Романтические «особняки» — всегда наиболее яркие, уверенные, иногда — последовательные, до поры до времени в центре внимания, но слушают лишь себя и поэтому отличаются особой тугоухостью и невниманием к изменениям окружающей действительности. Нуждаются в объединении, но абсолютно к нему не способны. Они всегда несвоевременны. Поэтому, в конце концов, оказываются в одиночестве и в своем особенном иллюзорном мире.
Классицистические «охранители», ревнители актуальной нормы и ловкой адаптации — всегда ругаемы за беспринципность и опаздывание, обманывают и обманываются, почти неуязвимы, способны на объединение с кем угодно, все происходит при их непосредственном участии, но как бы помимо их воли. Поэтому они виноваты во всем и ни в чем.
Мы присутствуем при создании структуры, которая как раз и отражает различные мировоззренческие подходы. Не сводимые при этом к традиционным идеологическим противопоставлениям, поскольку мировоззренческие характеристики шире идеологических — они включают в себя и психологические характеристики, и вообще отношение к миру, мировоззренческие установки. Это противопоставление не идеологий, а противопоставление стилей, другая парадигма, то, о чем говорил в свое время Карл Юнг. Классицизм, сентиментализм, романтизм.
Кстати, похожая картина наблюдается в современном Китае — см. переведенную одним из авторов статью в № 6 журнала «Главная тема». Это картина вообще хорошо вписывается в тенденции современного мира в целом. Кризис рационального мировоззрения, распадение целостной картины мира, размывание прежних идеологических позиций — это повсеместное явление. Именно поэтому на первый план выходят психофизиологические основания формирования мировоззрения. Которые очень важно учитывать, поскольку если цепляться за старое, то придется смириться с приходом разного рода оккультных, псевдорелигиозных партий или структур типа МЛМ (сетевого бизнеса), но с добавлением эзотерики.
Можно отметить, что наиболее неуютно в складывающейся конфигурации чувствует себя «Единая Россия». Поскольку в силу бинарного противопоставления им начинают приписывать все то, что противопоставляется заботе о простом народе. То есть государственничество и защиту частной собственности и свобод, либерализм. И если с первым — государственничеством — в качестве основы для партийной идеологии лидеры «Единой России» вполне могут согласиться, то со вторым они согласятся вряд ли. Это место СПС (вернее, та роль, которую СПС выполняла в начале 2000-х, защищая либеральные меры правительства), куда «Единая Россия» сдвигаться не хочет. Однако вынуждена, отчего руководство ЕР, очевидно, испытывает растерянность и злость (достаточно посмотреть на поведение Грызлова в ходе выборов). Если раньше они были за все хорошее против всего плохого, то теперь такая позиция уже не проходит (как в случае с газпромовской «кукурузой» на Охте — понятно, что очень хотелось бы быть на стороне народа, но пришлось защищать интересы Газпрома).
Однако очевидно, что сдвигаться «Единой России» придется, что тоже прозвучало в ответе президента в феврале. Поскольку СПС свой контракт на защиту либерального направления в последнее время не выполняет. Кстати, не исключено, что отсюда и то давление, которое так называемые «правые» испытывают со стороны администрации президента.
Возвращаясь к тому, о чем говорилось вначале — нам представляется, что тенденция в сторону двухпартийности дает некоторые надежды на возрождение политического процесса в России (при всех оговорках, связанных с политтехнологиями, виртуальностью, превращением выборов в игру и подковерную борьбу и т.п.). Поскольку конфигурация, которая начинает складываться, удачно отражает существующие в стране психофизиологические различия в мировоззрениях. При этом мы не склонны ставить эту удачу исключительно в заслугу нынешним партстроителям (см. предыдущую статью одного из авторов на сайте АПН.ру).
Впрочем, уже сегодня есть силы, которые хотели бы помешать этой тенденции, организовав нечто подобное сговору «Единства» и «Отечества» в 2000-м году. Нет сомнений, что к осенним выборам подобные настроения будут усиливаться. Тем не менее, именно тот факт, что разграничение между эсерами и единороссами отражает не только противоречия на уровне элит, но и различия в мировоззрении (которого не было в 1999-м году в случае с «Единством» и «Отечеством», там были исключительно противоречия элит, которые решались путем сговора), заставляет верить, что перспектива договоренности ЕР и СР маловероятна. Да и президент свое слово тоже сказал…
