"Спуск Альбац на землю"

Павел Святенков, член правления фонда Института наследия:

Прошедший в воскресенье "Антифашистский марш" означает переход российской либеральной оппозиции в новое качество.

Запад слишком долго поддерживал героев российского либерализма, кормил, поил, приглашал в Давосы. Но к 2005 году понял, что прежние герои малость поизносились. Их идеи устарели на двадцать лет, а средний активист либерального движения стал походить на человека с известной фотографии "Узники психиатрических больниц за Ельцина". "Яблоку", СПС и прочим Новодворским стал грозить тотальный слив.

На роль вождя демократических сил претендует Касьянов, человек для либеральной тусовки чужой. Поэтому "старым демократам" пришлось демонстрировать, что они на что-то годятся. Хотя бы на роль слабой оппозиции, озвучивающей прозападные лозунги. В таком качестве "антифашисты" Явлинский и компания выгодны как Западу (он получает рычажок для давления на Кремль), так и самому Кремлю (это нелюбимая народом оппозиция, которая никогда не придет к власти).

Поэтому раскол ДПР и антифашистский митинг — явления одного порядка. Либеральная партия, имеющая хотя бы теоретические шансы взять власть — не нужна. Нужны сумасшедшие, вольно пасущиеся в спецзагончике, где "под каждым им кустом приготовлен был дурдом" — свежая "Новая газета", радиоприемник с единственной кнопкой, настроенный на "Эхо Москвы" и т. п. Таким даже позволят набрать на выборах 7%, а быть может, 7, 5%, дабы всякой твари было по паре (на фоне 400 депутатов от партии власти 30 либералов старого разлива погоды не сделают).

Другое дело, что "старые либералы" (Явлинский и К) конкурируют не только с либералами новыми (тем же Касьяновым), но и с собственной молодежью (уже довольно раскрученным бывшим лидером яблочной молодежки Ильей Яшиным, например). Однако время для смены элит еще не пришло. В либеральной среде существует разрыв поколений. "Грандам" под пятьдесят, массового слоя 30-ти летних (таких, как лидер СПС Белых) нет, а выходцы из либеральных молодежек пока слишком молоды. Так что с помощью митингов "старые либералы" могут продлить свое политическое бытие на пару лет. А там, глядишь, удастся проскользнуть в Думу.

Борис Межуев, главный редактор АПН:

Меня поразили в этом событии два момента: стремление организаторов Антифашистского марша превратить его почти в буквальный аналог Правого ("Русского") марша 4 ноября, только с обратным знаком, и даже поначалу — повторить маршрут "националистического" шествия, а также готовность лидеров либерального движения, включая "героев" 1990-х: Явлинского и Гайдара — принять во всем этом действе личное участие. Дело в том, что до сегодняшнего дня в отечественной политике наблюдалось некое разделение труда: молодежь митинговала, а их родные "отцы" и "старшие товарищи" вращались в "высших сферах". В Правом марше принял участие представитель лишь одной крупной партии — депутат Госдумы от ЛДПР Николай Курьянович. Никому из руководителей и даже рядовых членов "Родины" не пришло в голову почтить своим присутствием митинг на Славянской площади.

В воскресенье "боги" сошли за землю, смешавшись в толпе с молодежными активистами, приобретшими публичную известность лишь в начале этого года. Это сделали люди, до 2003 года смотревшие даже на своих менее известных коллег из академической среды сверху вниз. Очевидно, что Антифашистский марш — свидетельство фантастического успеха Новой молодежной политики. То, что Евгения Альбац будет распевать "Вставай, страна огромная!" рука об руку с Каришей и другими лидерами молодежного протеста, а Явлинский возглавлять шествие вместе с Ильей Яшиным, сложно было представить еще в начале этого года. Но теперь наличие уличного ресурса оказывается для политиков важнейшим козырем в борьбе за публичное влияние. Поэтому либералам надо выходить из теплых кабинетов на холодные московские улицы. Хочу сразу сказать, что если такие шаги будут повторяться и далее, то в результате личные ставки самих лидеров либералов неизбежно снизятся, однако, ставки молодежных активистов либеральных партий в их собственной среде, возможно, несколько вырастут. На что, вероятно, либералы и надеются.

Что из этого следует? Следует из этого прежде всего то, что такие фигуры, как Егор Холмогоров, невольно оказавшийся "лицом" Правого марша, вмиг стали по своему символическому значению для российской политики "людьми равными Гайдару или Явлинскому". Извлекут ли ли они из этого выгоду или нет, во многом зависит теперь от них самих. Фактически лидеры либерального истеблишмента признали Холмогорова, Белова или Крылова политическими фигурами того же масштаба, что и они сами. Вместе с тем, они оказались вынуждены соперничать с "оранжевыми" молодежными активистами за первенство в том лагере, в каком их приоритетное положение еще недавно не вызывало никакого сомнения. Теперь слово, что называется за лидерами "Родины" — готова ли она признать изменившиеся реалии в обществе и всерьез предоставить места в Президиуме патриотическим лидерам "новой волны". Если они это не сделают, а такое вполне допустимо, они могут в какой-то момент утратить влияние на соответствующий сегмент общества, который так или иначе ориентируется на социально-патриотические лозунги. Молодежь, увы, часто перетекает в ту сторону, в которой открываются возможности для карьерного рывка. Мне кажется, из "традиционных" политических партий первой это осознало "Яблоко".

Что касается других причин, толкнувших лидеров "правых" на такую беспрецедентную акцию, то одна из них, мне кажется, заключается в стремлении расширить массовую базу либерального движения. Первые массовые митинги в Москве в начале 1990-х проходили под теми же "антифашистскими лозунгами", объединявшими как радикал-демократов, так и умеренных горбачевцев. Но постепенно требования митингующих становились все более политизированными, антикоммунистическим и антиимперскими. Что характерно, численность митингов от того не уменьшалась, а увеличивалась.

Константин Крылов, главный редактор газеты "Спецназ России":

Прежде всего, соглашусь с некоторыми наблюдениями Бориса Межуева. Организаторы "антифарша" именно что пытались повторить Русский ("Правый") Марш — в формате симметричного ответа.

Последние два слова в данном случае очень важны.

Дело в том, что в последние пятнадцать лет само слово "ответ" было неотъемлемой принадлежностью лексикона "патриотической оппозиции" (Унаследованной прямиком от импотентного "совка" времён застоя, когда советские люди тоже всё время на что-то "отвечали" — в основном на "вызовы и провокации" Запада, за которым признавалось безоговорочное право инициативы).

Либералы и демократы всегда были наступающей стороной, они всегда играли белыми, делали первый ход — на который патриоты, как умели, отвечали. Даже сами выражения типа "наш ответ" вызывали — и вызывают до сих пор — совершенно определённые "красно-коричневые" ассоциации. Либералы ни на что и ни за что не отвечали — они сами спрашивали (других и с других).

И второе: о симметричности ответа. "Отвечать тем же" — это, как известно, последнее прибежище неудачника. Надо сказать, лидеры патриотической оппозиции времён девяностых это понимали, но сделать ничего не могли: приходилось либо пропускать удары, либо стараться отвечать в том же духе. За сим следовал проигрыш по очкам: либералы успешнее играют в свои игры, у них всегда больше денег, внимания прессы и так далее. Только там, где удавалось отойти от игры по навязанным правилам, иногда имело место какое-то подобие успеха. Но случалось это редко и погоды не делало.

Ситуация изменилась в начале 2005 года.

Начался год, если кто помнит, вполне традиционными выступлениями против так называемой "монетизации льгот". Однако и в них уже просматривалось что-то новое — например, куда меньшая организационная роль традиционных "протестных" партий (тех же коммунистов) и куда большая роль самоорганизации.

Далее очень большую роль сыграли ряд акций, имевших место летом этого года — хотя бы то же самое "дело Иванниковой". Опять же, всё это делалось безо всякой оглядки на чужие политические инициативы. Это было уже ближе к "игре белыми".

Наконец, 4 ноября. Я очень хорошо помню ту унылую шарманку, которую крутили перед праздником и либералы, и часть "старой патриотии". Ручку шарманки, правда, крутили в разные стороны, но звуки раздавались одинаковые: "ну вот опять глупое начальство придумало никчёмный праздник, чтобы отвлечь народ от проблем, и сейчас оно с этим праздником пропадет, потому что такая уж у нас страна". В то время как организаторы Марша (прежде всего ДПНИ и ЕСМ) сумели приватизировать казённое мероприятие, "перевернуть тележку с яблоками", причём тем более удачно, что это был не тактический, а стратегический успех: отныне 4 ноября — дата со вполне определённой семантикой "русского дня". Конечно, можно попробовать это чем-нибудь замазать, это даже реально сделать, но тут нужны специальные усилия, а не просто "подождать, забудется".

Теперь что касается "антифарша". Не будем уж говорить о том, что при "напряжении всех сил" либеральной общественности смогла отмобилизовать в лучшем случае полторы тысячи человек (это щадящая оценка, есть и другие). Опять же, отдельная тема — комичность мероприятия, где на каждый удачный ход, использованный в Русском Марше, был дан смешной или нелепый ответ, а неудачные ходы повторены "с усиленьицем".

Честно сказать: рассматривая фотографии марша, я не мог отделаться от ощущения, что вижу фоторепортаж с какого-то ампиловского митинга. Прежде всего, по лицам участников: слишком бросались в глаза люди соответствующего возраста и внешности. Честно говоря, во время Русского Марша такие "типажи" тоже были, но их старались вежливо оттеснить куда-нибудь подальше…

Теперь об организаторах. В подготовке "антифарша" были замечены практически все либеральные партии вместе с их "молодёжками", а также либеральные политики разных степеней потрёпанности. При этом кумулятивный эффект от их появления в одном месте был довольно странный. Похоже на то, что вместо демонстрации "широкого демократического фронта в поддержку общего дела", получилось что-то вроде приравнивания всех участников мероприятия к наиболее одиозным фигурам, которые и задавали тон — типа упомянутой Новодворской или той же Альбац. Молодых лидеров там фактически не было (впрочем, был Яшин, оказавшийся самым толковым, но и он не мог спасти заведомо проигрышную ситуацию при всём желании).

Вообще, 18 декабря оказалось не "ответом", а своего рода красивым логическим завершением 4 ноября.

Павел Святенков:

Полагаю, что не следует переоценивать "спуск Альбац на землю".

"Ах, сам Григорий Алексеевич ноженьками своими асфальт топтал". Ну и что? Эти люди давно уже политические трупы. И их участие в митинге — не снижение статуса богов до уровня людей. Напротив, это попытка игры на повышение. После 2003 года все либеральные партии оказались вне официальной политики, несмотря на симпатии СМИ. Явлинский пару лет вообще никак не проявлял себя. Дошло до того, что стали распространяться слухи о тяжелой болезни "яблочного" лидера. СПС пребывал в перманентном кризисе. По сути, лишь на выборах в Мосгордуму обе либеральные партии сделали шаг к выходу из тупиковой для них ситуации. Антифашистский марш — это еще одна попытка либеральных маргиналов вернуться в реальную политику. Именно поэтому Явлинский, как участник митинга, не опустился, а поднялся до уровня лидеров своей молодежки, благодаря которым "Яблоко" в 2003–2005 годах осталось "на плаву" и не сгнило окончательно.

Что касается лидеров "Правого марша", то посмотрим в глаза реальности. "Свободная Россия", в список которой на выборах вошли некоторые из лидеров марша, продемонстрировала неудовлетворительный результат на выборах в МГД. То есть, "новый правый" проект, альтернативный одновременно и либералам и "Родине", потерпел неудачу. К тому же патриотические силы до сих пор не сформулировали сколько-нибудь внятную идеологию, пригодную к тиражированию.

Поэтому, несмотря на успех "Правого марша", либералы поднимаются (ибо у них снова появился враг, они гальванизируются его энергией), патриоты спускаются — они слишком грубо очертили свою базу (ксенофобски настроенные группы), оттолкнув от себя остальное общество.

Проблема заключается в том, что общество инертно. Его крайние фланги уже пробудились и готовы действовать, однако масса обывателей пока "спит". Из этого возникает парадокс. Вы можете привлечь на свою сторону большую толпу лишь в том случае, если выдвинете предельно маргинальные лозунги. А это, в свою очередь, автоматически отказ от серьезных претензий на власть или даже сколько-нибудь серьезное влияние на нее.

Главный приз — создание реальной, влиятельной оппозиции. Однако он возможен только в случае "захвата центра", синтеза либеральных (только не в российском, а общемировом смысле) идей и цивилизованного национализма (государственничества и т. п). по украинской (а на самом деле общемировой) модели. Однако тот, кто выступит сейчас с подобными лозунгами, скорее всего, проиграет, у него не будет массовой поддержки. Поэтому политическим силам оппозиционного толка приходится играть в маргиналов и тем самым загонять себя в угол.

Не могу с этим согласиться.

Либералы гальванизировались, но так, что уж лучше этого не было. А именно: общий "антифашистский" настрой способствовал повышению градуса неадекватности. Чудовищность лозунгов, неадекватность собравшихся людей меньшинств и прочие прелести мероприятия производили такое впечатление, как будто марш проводили политтехнологи-недоучки, имевшие целью дискредитировать клиента и вытащившие из пронафталиненной коробки самые примитивные и грязные приёмы политической борьбы образца середины девяностых. Чего стоит одно только присутствие педерастов и лесбиянок со знамёнами: это ведь классика "чёрного пиара". А тут оно всё было "на самом деле".

Теперь о патриотах. Они-то как раз начали понимать, чего именно ждёт от них общество. А ждёт оно именно "ксенофобии", но не дикой и мохнатой, а пристойной, с человеческим лицом, упакованной в вежливые слова и предлагающей реальные средства борьбы с "ксеносами", без ритуальных призывов к топору, дремучего антисемитизма и прочей ритуальной архаики. От патриотов ждут адекватности без потери радикальности: не только кулаков, но и галстука. Русский Марш — при всех его непонятках и неполадках — продемонстрировал, что патриоты готовы работать в этом направлении.

С конечными выводами Павла Святенкова — относительно синтеза либеральных идей и цивилизованного национализма — я безусловно согласен, но относительно его замечаний по поводу партий у меня есть определенные возражения.

Прежде всего, никакой такой роковой раздвоенности между массовой поддержкой и положением в истеблишменте нет. Если бы патриоты были готовы, не жертвуя респектабельностью, принять в свои ряды наиболее известных и наименее одиозных молодежных активистов, то необходимости обращаться за помощью к радикальным этно-националистическим организациям с целью массовой поддержки просто не было бы. "Родина" двумя-тремя символическими шагами показала бы, что контактирует с молодежью и тем самым указала бы молодым патриотам на возможный канал социальной мобильности. В этом случае необходимость в каких-то бросках через голову отпала бы сама собой.

Откровенно говоря, мне кажется, что постоянное самоубийственное заигрывание с чем-то "дремучим" у некоторых статусных патриотов объясняется совсем другими причинами. Все вменяемые люди понимают, что есть целый ряд людей и позиций, которые при относительно стабильном общественном развитии к власти не будут допущены никогда. Соответственно, обращение за символической поддержкой к этим силам может иметь только одну цель — указать власти на несерьезность заявленных претензий тех или иных статусных патриотов на власть, а также чисто игровой характер их политических устремлений.

И я не согласен, что либералы в настоящее время — трупы. Выборы они проигрывали и раньше, тем не менее, им всегда удавалось возвращаться и в Думу, и в правительство. За счет правильных организационных решений. Допускаю, что нечто подобное может произойти и в 2007 г. У них сейчас в запасе один выигрышный ход — ставка на молодежь. Почему, ведь молодежь явно не с ними, активная часть молодежи с теми, кого они называют "фашистами"? Да и они это понимают, но они понимают и то, что наименее принципиальная часть левых активистов уйдет к "правым" ровно в тот момент, когда "правые" откроют перед ними свои двери.

Павел Святенков:

Рассуждение Бориса было бы верным, существуй в стране такая вещь, как выборы. Пока что наши партии слишком лидерские и слишком медийные для того, чтобы реагировать на инициативы низовых активистских групп. Партии просто не знают, что с таковыми делают и значительно больше верят в телевизор и договоренности с Кремлем, чем в пропаганду среди масс своих светлых идей. Либералы, наряду с телевизором и Кремлем, верят еще и в Запад (который есть всеобщий Кремль).

Но суть от этого не меняется. Психология наших партий — психология клиентел "большого дяди" (где бы этот дядя не находился — в Кремле или Вашингтоне). Для клиентелы же мнение хозяина стократ важней, чем мнение народа. Высокий клиент на Западе недоволен российскими либералами? Что ж, пришлось выползти на митинг. Покажут в телевизоре, "дядя" одобрит.

Считаться партии готовы лишь со своими молодежками, просто потому, что молодежки в условиях нашего "отсутствия политики" несли на себе груз презентации партий в глазах народа и возможных клиентов, а также поставляли менеджерский состав среднего звена. Но и здесь, по сути, обнаруживается неготовность открывать дорогу в руководство партий даже лидерам молодежек. Лидер молодежной "Родины" Шаргунов — член Политсовета (ЦК партии), но нее ее "Политбюро".

Примерно так же обстоят дела и у остальных. Единственное исключение — Илья Яшин из "Яблока", которому удалось стать "полу-политиком", младшим партнером "яблочной" верхушки. Но это, скорее, исключение, но не правило.

Вернусь всё-таки к тому вопросу, почему лидеры "Русского Марша" не могут быть сравнимы — по политическому весу или как угодно ещё — с либеральными политиками, присутствовавшими на "антифарше".

Сравнение политического веса тех или иных фигур возможно в том случае, когда само политическое поле — пусть даже изрядно перекрученное, ассиметричное и т. п. — едино.

Что такое политическое поле? Это сложная система, включающая общие — или же более-менее разделяемые всеми — цели; общий язык, на котором разговаривают разные политические силы; внятная система сравнения и определения веса и авторитета тех или иных политиков и т. п. Внешние проявления единства поля — когда представители власти, крупные оппозиционные фигуры и даже лидеры маргинальных политических сил считают друг друга именно что политиками (а не врагами), ведут публичную полемику в рамках определённых правил (а не в логике войны на уничтожение), конкурируют за симпатии публики на более-менее общих основаниях и т. п.

Разумеется, у этих правил есть исключения. Скажем, какой-нибудь Ле Пен во Франции — вполне себе уважаемый политик, но когда у него появился реальный шанс на серьёзный прорыв, он был просто выпихнут за границу политического поля: устроенная во втором туре президентских выборов вакханалия находилась за пределами всякой "цивилизованной дискуссии" и "честной конкуренции".

Заметим, что в Европе (как и у нас) абсолютная граница легального политического поля обозначается словом "фашизм", "фашисты". Разумеется, к реальному фашизму образца середины прошлого века (или даже современному неофашизму) это слово отношения не имеет. Это просто исторически сложившееся обозначение врага, с которым невозможны компромиссы, который не имеет никаких прав и который должен быть уничтожен любой ценой. Само право называть кого-либо "фашистом" ситуативно: его вручают согласно текущей надобности тем политическим силам, чей выигрыш важен для существования поля в целом.

Однако, важно то, что вытесненные за границу поля идеи и их сторонники сами не образуют сколько-нибудь связанного поля. За этим следят не менее строго, чем за чистотой самого поля. Более того: политменеджеры и дискурсмейкеры знают, что лучше допустить в поле легальной политики кого-то "из-за границы тьмы", чем допустить, чтобы за этой границей образовалась новая связанная совокупность.

Так вот. Сейчас в России де-факто существуют два разных политических поля. Одно — это остатки партийной системы образца 1990-х, находящееся в сложных отношениях с властями и СМИ и центрированное вокруг либералов, которые не представляют в нём большинства, но являются держателями дискурса и источником идей. Хотя бы потому, что все "не вполне либеральные силы" определяли себя и свои программы как "либерализм плюс-минус ещё что-то". Это относится ко всем, начиная от социал-демократов явлинского типа ("либерализм плюс местами человеческое лицо") и кончая коммунистами (пришедшими к формуле "либерализм плюс пенсии, бесплатное образование и необруганная история"). Тем не менее, все пляски велись вокруг этого центра.

Второе поле сложилось на наших глазах из остатков разгромленной "патриотической оппозиции" 1990-х, левопатриотизма 2000-х и традиционно маргинальных правых. Центрировано оно вокруг русских националистов — опять же, не являющихся большинством, но генерирующих идеи и являющихся той осью, вокруг которой вращается всё остальное.

Обе стороны воспринимают друг друга как "незаконные образования". В частности, в националистических кругах либералов часто определяют как "фашистов" или другими похожими терминами.

Обмен ударами (4 ноября/18 декабря) окончательно обозначил и закрепил этот взаимный отказ в легитимности. Отныне оба поля считают друг друга "просто врагами".

Соответственно, события 18 декабря нельзя воспринимать в контекста "обычной" политической борьбы — а, следовательно, нельзя сказать и того, что какие-то политики "опустились" или "поднялись" по сравнению со своими противниками. Ситуация перешла на уровень "поле против поля" — то есть либералы против русских националистов. Внутреннее же строение полей интересно только тем, кто находится внутри них.

Ничего удивительного в этом, впрочем, нет. Что вы ещё хотите от страны, где лозунг "Слава России" считается крамольным.