Крушение СССР стало грандиозным медиумическим сеансом. На совет с нетерпеливой аудиторией были вызваны многочисленные духи умерших цивилизаций. В среде интеллигенции начались "исторические" брожения, разные группы и группки (а то и отдельные индивидуумы) выдвинули проекты возрождения эпох, казалось бы, безвозвратно ушедших в прошлое.
Самым мощным был проект "Россия-1913". Создатели проекта предложили вернуться в дореволюционное прошлое, к благословенному 1913 году с его купеческой благотворительностью и хуторским процветанием, коньячными реками и икорными берегами. Самым мощным идеологическим основанием данного проекта был некогда культовый фильм Станислава Говорухина "Россия, которую мы потеряли". Большинство проектантов придерживались монархических воззрений, однако их "монархизм по-михалковски" стал, по сути своей, профанацией подлинного монархизма, который находится выше различных исторических форм. Россия была монархией и в Московитскую эпоху, и Петре Великом, и при Николае I, а, в некотором роде, даже и при Сталине. Поэтому апелляция к "России, которую мы потеряли" сразу и неоправданно обрезала сам проект, делала его духовно ущербным. Полномасштабная реализация проекта так и не состоялась (зато произошла музеизация многих монархистов). Но некоторые его положения все же были взяты на вооружение ельцинскими и путинскими идеологами. В стране возродили атрибутику царской России (герб, флаг), представительное учреждение назвали Государственной думой, глав субъектов стали величать губернаторами. Ну, и уж, конечно, возродили олигархический крупный капитал, который, в свое время похоронил старую Империю. Таким образом, новая Россия взяла от старой достаточно много, вплоть до ее опаснейших болезней.
Налицо прецедент того, как можно возродить старый исторический дух в новой социально-политической плоти. Но возрожденный субъект напоминает зомби, что наводит на тревожные мысли. Возникает вопрос — а можно ли (и, самое главное — нужно ли) возвращать государству прежние его атрибуты? Не говоря уж о провальных социальных технологиях. Понятно желание найти некоторую опору в истории, однако так ли уж необходима для этого архаизация? И если уж идти на определенную архаизацию, то почему бы не использовать все исторические формы, а не замыкаться на одной лишь полу-буржуазной России, "которую мы потеряли"? Между прочим, показательно, что, обращаясь к этой России, реформаторы ельцинского призыва так и не возродили самой монархии, ограничившись лишь установлением номинально сильной президентской власти.
Наверное, новое вино все-таки не надо вливать в старые меха. Даже и поворот к монархии, если он произойдет, должен быть осуществлен на новой фазе, с новыми символами и названиями, с новыми мифологемами и новыми героями. Старое, конечно, также можно использовать, но, очевидно, во всей его исторической широте (от Рюрика до Путина), а также выборочно и красиво — с хорошим вкусом.
Между тем, своего часа ждут новые проекты исторического реванша. Тот же самый советизм, который еще вчера был самым, что ни есть, модернистским проектом, сегодня является типичным архаизмом. Причем эта архаика ведет за собой миллионы людей, что, конечно же, не позволяет отмахнуться от нее просто так.
Но даже и от менее масштабных проектов просто так не отмахнешься. Ибо они имеют своих, безусловно, талантливых последователей. Сегодня над этими проектами можно смеяться как над салонным недоумением, но в очень скором времени они могут найти своих влиятельных и многочисленных сторонников. В самом деле, ведь еще лет двадцать тому назад очень немногие восприняли бы без усмешки прогноз, согласно которому в России скоро будет Государственная дума.
Возьмем, например, проект "Северной Руси", одним из руководителей которого является "сетевой утопист" Вадим Штепа. По сути, речь здесь идет о некоем римейке Древнего Новгорода в период его "независимости". В Сети (знаменитый "Живой Журнал") даже существует особое сообщество ru sever, участники которого рассуждают о путях северного возрождения. Сам Штепа много говорит об эпохе пост-модерна, о том, что время прежних государств прошло и под Новгородом должен пониматься "новый град" вообще.
Между тем, в информлисте комьюнити можно прочесть следующую декларацию: "Конечной целью мы ставим образование Республики Северная Русь в исторических границах Новгородской республики и призываем всех заинтересованных граждан (вне зависимости от национальности и политических убеждений) и организации примкнуть к нашему освободительному движению". То есть речь идет опять-таки о каком-то историческом этапе, который, к тому же, четко очерчен не только во времени, но и в пространстве (границы Новгородской республики). Нами намеренно взят за образец наиболее экстравагантный (хотя и не такой беспочвенный, о чем будет сказано ниже) проект. Он довольно выпукло демонстрирует, что и за самой постмодернистской формой цивилизационного проектирования скрывается все тот же самый "старый добрый" архаизм.
Есть и гораздо более популярные реконструкторские проекты. Наряду с радетелями Новгорода имеются ведь и убежденные "московиты", пытающиеся, так или иначе, возродить времена допетровской Руси. Существуют многочисленные поклонники Древней Славии (чья история трактуется совершенно по-разному), большинство из которых "исповедуют" язычество, которое, опять-таки, разделяется на огромное количество произвольных интерпретаций. По сути, древнеславянский проект имеет не столько религиозную, сколько историческую мотивацию, здесь налицо стремление к архаике, к возрождению корней. Конечно, у неоязычников увлечение славянскими древностями часто носит совершенно нездоровый характер. Но это связано с попыткой (зачастую неосознанной) вытеснить все исторические периоды каким-либо одним периодом, воскресить этот период за счет ритуального убийства других.
Однако, возрождение исторических периодов могло бы очень органично вписаться в постиндустриальное завтра России, явившись одним из эффективнейших средств усиления нации. Налицо игровой характер подобных проектов, однако, новая, информационная эпоха как раз будет отличаться нарастанием виртуальности. А игра и есть своеобразный способ виртуализировать реальность (разумеется, виртуализировать в разумных пределах). Производство будущего это производство образов, так почему бы и не задуматься о производстве образов прошлого, об индустрии исторического? Но только это производство должно осуществляться в пределах определенных территорий, не противопоставляющих себя всей России и не претендующих на некую монополию в отношении исторической истины. Вот тогда в надисторической, вневременной России найдется место разным ее историческим реинкарнациям: Славии, Новгороду, Киеву, Московии, Петербургу и Советам. Думается, что в мире завтрашней, серьезной Игры окажется достаточное количество "реконструкторов", мечтающих возродить все эти эоны русской истории.
Но что же тогда нарезать каждой такой группе реконструкторов отдельные, большие куски русских земель? Нет, это был бы вполне индустриальный подход, предполагающий как соединение огромных масс друг с другом, так и их отсоединение друг от друга. Очевидно, что субъектами процесса исторического возрождения стать мелкие территориальные единицы, не обязательно находящиеся по соседству.
Нынешние субъекты Федерации, представляющие собой громоздкие бюрократические механизмы, в постиндустриальное будущее просто не впишутся (не говоря уж о возможных "укрупненных регионах"). Необходимы относительно малые региональные ячейки, способные составлять Сеть. Таковыми ячейками могли бы стать уезды, возникшие на месте нынешних громоздких областей. Эти уезды получили бы возможность образовывать разные ассоциации, ставящие перед собой проектные задачи. Причем такие ассоциации не обязательно должны иметь локальный характер, то есть образовываться соседствующими регионами. В обществе будущего, с его запредельным развитием коммуникаций, может получиться и так, что какой-нибудь район на Западе страны будет теснее связан не с соседями, а с районом на Дальнем Востоке.
Представим себе, как разные уезды, пусть и расположенные в разные концах страны, объединяются для реализации культурно-исторического производственного проекта: Новгородского или Московского, Древнеславянского или Советского. При этом речь не идет о возрождении каких-либо экстремальных практик, которые действительно должны уйти в прошлое, хотя и остаться в памяти. Возрождению подвергнется все самое лучшее и самобытное, выраженное в элементах социально-политического устройства, культурного быта и т. д. То, что в машинно-станочной, серьезно-партикулярной реальности индустриального общества могло стать всего лишь салонным развлечением или военно-исторической игрой, явится в новую эпоху действительно серьезным региональным проектом.
Можно дать некоторый простор своей фантазии и увидеть такое будущее (скажем, в 2020 году). На Вольное новгородское вече собираются представители от 26 уездов, разбросанных по всей стране: в Сибири и на Дальнем Востоке, в Центральной России и собственно на землях Великого Новгорода. Они одеты в старинные одежды, стилизованные под современность. Решается, например, вопрос о создании Единого Северного медиавещания. А в Боярской думе представители от ассоциации "Московия" (32 уезда) разрабатывают планы строительства "Новой Москвы" — города, призванного "производить" одну лишь эстетику старинного быта.
А ведь можно ожидать и возникновения более сложных сетевых ассоциаций, когда, например, некоторые уезды "Московии" образуют с некоторыми уездами "СССР" новое образование — "Византию". Или "Славия" вместе с "Новгородом" учреждают новую "Скифию". Мир постиндустриального завтра станет чудеснейшей "цветущей сложностью".
Очевидно, что постиндустриальная Империя сможет пойти на подобные эксперименты, ибо за ней будут стоять эффективные технологии. То, что раньше рождалось в крови междоусобных войн, теперь станет появляться на свет безболезненно, играючи. Это не значит, что конфликтов не будет, ведь и игра часто сопровождается раздорами. Но лучше уж конфликты игровые, чем военные столкновения и коррупционные интриги.
