По ту сторону Путина

Путин уходит, оставляя после себя вакуум власти. Последний период его правления, судя по всему, пройдет под знаком негласно поощряемого им аппаратного раскола. О какой-то консолидированной «путинской команде» вне и помимо Путина не может быть и речи. Это настолько очевидно, что декларации В.Ю.Суркова о «наших планах» во власти «на ближайшие 15 лет» выглядят безответственной бравадой, вполне сравнимой с формулой КМПВ («когда мы придем к власти») в устах пассионарных блогеров.

Казалось бы, налицо идеальные условия для оппозиционной игры. И тем не менее, оппозиция, чем дальше, тем больше маргинализуется. Она может развивать нешуточную активность и даже выигрывать информационные баталии. Но ни при каких условиях никакая оппозиция не воспринимается в качестве претендента на власть. Не воспринимается - даже в том случае, когда сама власть выглядит такой бесхозной.

У меня нет однозначного объяснения этому парадоксу. Самое простое – сказать, что место оппозиции все время занято не теми людьми. Например, Зюгановым и КПРФ в 1996 году, Касьяновым и «Другой Россией» в 2008. Это объяснение, быть может, и убедительно, но совершенно бесплодно. Интересны не «люди», а собственно, само «место». Так вот, оппозиция в постсоветской России – к сожалению, не то место где борются за власть, а то место, где борются с властью.

Это совсем не одно и то же, и подмена одного другим является определяющей. Не решусь утверждать, что она совершена самими оппозиционерами – здесь прослеживается логика политической системы, - но именно они приняли для себя оппозиционность как форму жизни и начали в ней обустраиваться. В 90-е годы обустраиваться в оппозиционности можно было всерьез и надолго. Благо, практически вся общенациональная повестка состояла из «протестных тем». К завершению второго путинского срока «темы» ушли в ведение официальной пропаганды, оппозиции остался просто протест, прикрытый тем, что ни у кого не отнять – пафосом личной свободы.

Сегодня «несогласные» мучительно ищут лозунги, которые не были бы перехвачены всеядным Кремлем. Выясняется, что таковых совсем не много. В пределе, вообще один: «Путин, выпей яду!».

Но и он не к месту. Путин давно запустил хронику объявленной политической смерти. Зачем так назойливо принуждать человека к тому, что он делает добровольно? Чтобы записать себе в актив событие его ухода? Это некрасиво, да и не убедительно.

Впрочем, дело, конечно, не в мелкой политической корысти. Если вдуматься, этот лозунг («Путин-уйди-сам» во всех его вариациях) гораздо глубже, чем кажется на первый взгляд. В нем схвачено что-то очень важное для новой либеральной оппозиции. Ведь подлинной миссией проекта «Другая Россия» является не что иное, как соучастие в самоубийстве власти.

Под «соучастием» я имею в виду примерно следующее. С одной стороны, самоликвидация власти есть необходимое запланированное условие успешности проекта «Другая Россия». С другой стороны, активность «Другой России» должна стать одним из катализаторов ожидаемой самоликвидации.

Эта логика прослеживается на каждом шаге проекта (не случайно все уличные успехи «несогласных» - целиком и полностью заслуга властей). И она же сквозит в его генеральной стратегии, которая основана на том, что у «Другой России» и России Путина есть общий патрон – Запад.

Новые диссиденты вполне справедливо сочли, что не будут лишними в диалоге российской правящей элиты с внешним гарантом об условиях ее ухода и легализации в «глобальном мире». Шумная либеральная фронда вполне способна а) ослабить «переговорные позиции» «российской стороны», создавая для нее постоянную зону уязвимости, б) повлиять на концепцию будущей власти. Если эти возможности будут востребованы хотя бы частью западных элит, «Другая Россия» вполне может стать навязанным посредником в процессе самоликвидации пуинского режима под западные гарантии.

Я не знаю, как в точности должно выглядеть сворачивание режима под внешние гарантии. Больше того, я не утверждаю, что этот сценарий непременно реализуется. Но я вполне уверен, что «Другая Россия» заточена именно под него. И еще – что у нас есть все основания ожидать от властей самого худшего.

Самоубийство власти – историческое преступление, страшный грех. Соучастие в нем отвратительно. В этом смысле националисты, по сути отказавшиеся от коалиционного участия в проекте «Другой России», с моральной точки зрения абсолютно правы.

Но помимо морали есть политический расчет, и он вносит сомнение: не является ли ориентация на Запад единственно целесообразной, раз уж мы имеем дело с режимом временщиков?

Тех, кто стремится к борьбе за власть, а не к борьбе с властью, этот вопрос должен интересовать…

Но мне кажется, что ответ на него отнюдь не предрешен. Во-первых, Запад никого не ведет к власти напрямую, а скорее легитимирует и, разумеется, лимитирует (ограничивает политические возможности) победителя. И если какой-то инструмент хорош для управляемого слома путинского режима, то это совсем не значит, что он же будет использован для построения новой системы власти.

Во-вторых, ориентация на западные центры силы – отнюдь не единственная возможность вхождения в большую игру. Даже при режиме временщиков.

Помимо тех, кто уходит, всегда есть те, кто остается. Больше того, можно предположить, что в условиях надвигающейся неопределенности среди нынешних российских элит выделятся группы, готовые самостоятельно – без западного ярлыка и без путинской отмашки – побороться за власть. Или хотя бы повлиять на ее формирование. Назовем этот, пока весьма гипотетический субъект, «другой бюрократией».

Одна из главных проблем «другой бюрократии» - полное отсутствие политических инструментов для самостоятельной игры. Отчасти таким инструментом сегодня видится «Справедливая Россия». По своей концепции, она и является партией «другой бюрократии». Но у этого проекта есть одно очень серьезное ограничение: судя по всему, он курируется лично Путиным - человеком, чьи планы не очень ясны и в любом случае могут не совпадать с планами наиболее активных фигурантов «другой бюрократии».

Таким образом, у «другой бюрократии» существует объективный запрос - на другую оппозицию. Политическую инфраструктуру, которая не была бы ориентирована ни на разрушение власти, ни на ее обслуживание – все это сделают и без нас, - а исключительно на ее формирование. Которая была бы самостоятельной и даже радикальной, но при этом - психологически приемлемой для национально ориентированной части государственного аппарата.

Учитывая предшествующий организационный опыт, шансы на появление такой инфраструктуры совсем не велики. Зато чрезвычайно велика общественная потребность в ее появлении. Общественная потребность в Третьей силе. Ее опорой станут все те, кому претит выбор между поддержкой несогласных либералов из "Другой России" и обслуживанием правящих либералов из России Путина. Кого трудно увлечь идеей героического свержения уходящего президента. И не потому что они на все «согласные». А потому что для них есть вещи поважнее Путина. Они давно живут по ту сторону его мнимых добра и зла.

Таких людей очень много – притом в самой лучшей, дееспособной и политически активной части нашего общества. Я почему-то верю, что они не останутся за бортом истории.

P.S.

Никто не спорит, в бескомпромиссном активизме «несогласных» есть свое обаяние. Но где-то в подтексте сквозит фальшь. Нет, не личностная, а историческая. Для них эпоха Путина – это время закрученных гаек. Для русской истории - это время упущенных возможностей. Эпоха несбывшейся национальной модернизации. Несбывшейся диктатуры развития. Протест по поводу несбывшегося неуместен. Уместно забвение.

Адекватная форма оппозиционности Путину – потеря к нему интереса, адекватная формула его низложения – принятие на себя проваленной им исторической повестки.