Бунты в мусульманских предместьях Парижа и других французских городов стали свидетельством уязвимости, незащищенности и неустойчивости социально-политической системы Франции, а, возможно, и всей объединенной Европы. Более того, на мой взгляд, эти бунты показали неэффективность на сегодняшний момент концепции политической гражданской нации, лежащей в основе всей современной западной цивилизации.
И здесь не столь уж важны конкретные причины, приведшие к этим бунтам. Конечно, комплекс вины за "многовековое рабство" перед уроженцами бывших французских колоний, столь старательно культивируемый французскими левыми на протяжении прошедшего полувека, сыграл важную роль в том, что "французы арабского происхождения" почувствовали себя неоплатными кредиторами коренного населения Франции. Однако и без господства в умах значительного числа французов толерантности, политкорректности и боязни оказаться расистами даже в воображении Франция все равно была бы обречена на нынешние погромы.
Причиной бунтов, на мой взгляд, не является не только социальная политика французских властей в адрес "новых французов". Главной их причиной не могут считаться даже агрессивно-завистливые настроения арабских подростков в адрес этнических французов. Истинные факторы этих событий и, весьма вероятно, будущего краха французской государственности лежат гораздо глубже. Я полагаю, что они состоят в неприменимости классической европейской концепции гражданской политической нации к ситуации конфликта цивилизаций.
Идея гражданской нации больше двух столетий была эффективным инструментом поддержания политической стабильности и государственной устойчивости в странах европейской культуры. В основе этой идеи лежит убежденность в том, что солидарность граждан суверенного демократического (или, по крайней мере, правового) государства приоритетна относительно всех других форм солидарности граждан. Овладев умами масс, эта идея стала реальной политической силой, а сами европейские нации стали объективной реальностью.
Концепция гражданской нации выдержала испытания радикальным марксизмом. Как ни старались в течение XIX–XX веков социалисты и коммунисты всех мастей расколоть европейские нации по кассовому признаку, это им не удалось. Более того, в конце концов, большая часть социалистов отказалась от ставки на радикальную классовую борьбу и перешла к идее защиты трудящихся в рамках социального партнерства, т.е., в конечном счете, в рамках национального единства.
Европейским нациям удалось, по крайней мере, до некоторого момента, справиться с собственной "многонациональностью". Например, сегодня никто не скажет всерьез, что Франция является многонациональным государством. Все коренные национальные меньшинства Франции — бретонцы, эльзасцы, каталонцы, баски и даже в той или иной степени корсиканцы признают себя французами. Схожая ситуация существует сегодня в большинстве других западно-европейских стран. Борьба части испанских басков за независимость была до недавнего времени лишь исключением, подтверждающим правило.
До какого-то момента европейские нации довольно легко справлялись и с проблемой миграции. Так, та же Франция сравнительно легко и быстро переварила более чем миллионную польскую диаспору 1920–30-х годов. То же самое произошло и с почти миллионом беженцев из России. До 60-х годов ХХ века эта сравнительная легкость ассимиляции была характерна и для всей Западной Европе. Механизм ассимиляции мигрантов был повсюду более-менее стандартным. Во втором поколении мигранты занимали в обществе страны пребывания значительно более достойные позиции, чем их родители, а в третьем — окончательно ассимилировались.
Более крепким орешком оказались для европейских политических наций еврейские диаспоры. Сочетание у евреев стремления к быстрой вертикальной мобильности (свойственного и всем остальным диаспорам) с международной солидарностью со своими этническими сородичами в других странах, поначалу вызывала и в элитах, и в массах европейских наций реакцию отторжения. Апогеем антсемитизма стала политика руководства нацистской Германии, нацеленная на геноцид евреев. Эта политика привела к результату прямо противоположному задуманному. После победы союзников над нацистской Германией антисемитизм был повсеместно запрещен не только административно, но и культурно. В результате, в послевоенной Европе процессы ассимиляции евреев значительно интенсифицировались.
Все эти процессы обусловили, может быть, и не вполне осознаваемый, оптимизм европейских политических элит относительно ассимиляционных возможностей гражданских наций. В этот момент опасность краха европейской национально-политической системы резко возросла.
Эту опасность принесли с собой в Европу процессы глобализации. В данном случае ключевую роль сыграли три феномена — поощрение европейскими властями политики завоза гастарбайтеров из неевропейских стран, предоставление рядом стран Европы возможности получения гражданства жителям бывших колоний и, наконец, евроинтеграция.
В итоге, в ряде европейских государств возникли компактные поселения мигрантов из стран третьего мира. Возможно, если бы как это было в Советском Союзе, представители неевропейских культур и цивилизаций жили бы на своей новой родине диффузно, не образуя компактных поселений, проблема бы и не стала так остро. Но социальные механизмы современной Европы почти с неизбежностью приводили к образованию этнических кварталов и пригородов. И вот тут-то проблема и стала во всей остроте.
Выяснилось, что в сложившихся условиях для значительного числа новых европейцев национальная солидарность не стала приоритетной по сравнению с солидарностью этнической или религиозной. Иначе говоря, большую часть мигрантов ассимилировать европейским странам не удалось. Выяснилось, что для участия в единой нации не достаточно общего гражданства, а требуется еще и хотя бы минимально культурная совместимость, а еще лучше — хотя бы минимальная общность культур.
Все эти проблемы сильно усугубились в результате создания объединенной Европы. Возникли политические силы, заинтересованные в размывании и ослаблении европейских государств и наций и в усилении общеевропейской идентичности, а, возможно, и в усилении транснациональных корпораций за счет национальных государств. В таких условиях у новых этнических диаспор возникает понимание, что отказ от ассимиляции может привести к гораздо большим выгодам, чем участие в ней.
К тому же, независимо от объединения Европы, процессы глобализации привели к усилению роли разнообразных меньшинств. Это особенно заметно в Соединенных Штатах и Европе. Как саркастически выразился политолог Павел Святенков, современная Голландия, по сути, представляет собой арену борьбы двух коалиций меньшинств — консервативной и мигрантской. Консервативные меньшинства защищают традиционные для голландцев ценности типа свободы гомосексуализма и курения травы, а противостоящие им меньшинства отстаивают шариатские суды и ношение хиджаба.
Нельзя исключить наличия в происходящих событиях и чьей-то направляющей руки. Поражает то, что при всей агрессивности погромщиков отсутствуют человеческие жертвы, а поджигают, в основном, застрахованные автомобили, магазины и офисы. Удивительно также то, что в мятеже участвовали исключительно подростки. Все это очень подозрительно смахивает на палестинскую интифаду на ее первом этапе. Так что возможно утверждение погромщиков о том, что во Франции началась интифада, является не столь уж несостоятельным. Тем более, что палестинская интифада тоже началась не стихийно, а была спланирована группой арабских и французских интеллектуалов.
Так что странно во всем этом только одно. Почему парижские предместья полыхнули только сегодня, а не на пять-десять лет раньше. Ясно, что Европа расплачивается за политику неограниченной миграции. Можно сказать, что сегодня по предместьям французских городов прошла линия фронта новой Великой европейской гражданской войны. От того, как французские власти справятся с мятежом, зависит судьба не только Франции, но и всей Европы. Поэтому главным вопросом сегодняшней Франции является извечный русский вопрос: "Что делать?"
Позиция французской Социалистической партии является откровенно капитулянтской. Призыв вывести силы правопорядка из горящих предместий, для того, чтобы мятеж утих сам собой, является классическим примером попытки умиротворить агрессора при помощи уступок ему. По сути, социалисты предлагают Франции новый Мюнхенский сговор. В позиции Соцпартии отчетливо проступает кризис значительной части европейского левого движения. Многие европейские левые сегодня видят своей задачей не столько защиту социальных прав трудящихся, сколько поддержку разнообразных меньшинств.
Гораздо конструктивнее выглядит позиция возможного кандидата в президенты Франции от голлистов, министра внутренних дел Николя Саркози. Исключительно благодяря твердости, проявленной Саркози, невзирая на нападки либеральной и левой прессы, Франция обязана введению в мятежных предместьях комендантского часа. Саркози призывает также к полному прекращению миграции из бывших французских колоний, а также к депортации из страны всех иностранцев "колониального" происхождения, включая имеющих вид на жительство. И зря лидер Национального фронта Ле Пен обвиняет Саркози в перехвате собственной программы, подобные взгляды Саккози отстаивал еще в 2001 г. в бытность свою министром финансов. Другое дело, что свою точку зрения на то, как требуется властям вести себя с участниками беспорядков, которые все являются гражданами Франции, Саркози пока, по крайней мере, так и не сформулировал.
Мятеж во Франции должен послужить для нас грозным предостережением. То что сегодня происходит в Париже, может завтра с большой вероятностью обрушиться на Москву. Поток неконтролируемой миграции за последние годы захлестнул все большие города нашей страны. Как и во Франции, подавляющее большинство мигрантов достаточно далеко от современной российской культуры. А то, что в сегодняшней России не то что для мигрантов, но и для коренного населения отсутствуют такие "жирные" социальные пособия как во Франции, только усугубляет ситуацию. При этом следует трезво понимать, что все механизмы, смягчавшие остроту проблемы миграции в советское время, в сегодняшней России уже не действуют.
В связи с этим поражает эскапистская, а то и откровенно саботажническая позиция относительно проблем нелегальной иммиграции большинства российских политических сил. "Единая Россия" изо всех сил изображает из себя зарывающего голову в песок страуса, делающего вид, что проблемы вовсе не существует. Либералы откровенно призывают к увеличению миграции и ее полной легализации. Коммунисты что-то смутно бормочут о возможных негативных последствиях миграции, с одной стороны, и об интернационализме и новой исторической общности — советском народе — с другой. А единственная партия, провозгласившая одной из своих важнейших целей борьбу с нелегальной иммиграцией — партия "Родина", — подвергается дружному шельмованию всеми вышеназванными силами.
"Родина" предлагает целую систему мер по борьбе с нелегальной иммиграцией, включающую в себя в том числе: ужесточение пограничного и визового режима, запрет иностранцам на розничную торговлю в России, санкции против работодателей, использующих труд нелегальных иммигрантов и коррумпированных правоохранителей, незаконно легализующих иммигрантов и многое другое. Соцопросы показывают, что позицию "Родины" по вопросу о миграции поддерживает не меньше половины граждан России. Лидер "Родины" Дмитрий Рогозин отстаивает эти позиции уже далеко не первый год. Рогозин требовал ужесточить борьбу с нелегальной иммиграцией в годы, когда партии "Родина" еще и в проекте не было.
Власти реагируют на позицию "Родины" весьма специфически. Они не только не прислушиваются к позиции Рогозина, но и не дают ему никаких аргументированных возражений. Единственный ответ, который "Родина" получила от властей, это утверждение прокуратуры о том, что в предвыборном агитационном ролике "Родины" к избирательной кампании в Московскую городскую Думу содержится "призывы к разжиганию межнациональной розни".
Иногда вообще кажется, что наши чиновники действуют в логике "назло маме уши отморожу". По крайней мере, чрезвычайно трудно удержаться от подозрений, что обещанная Федеральной миграционной службой многомиллионная "экспериментальная миграционная амнистия" вызвана желанием руководства этого ведомства выслужиться перед начальством, продемонстрировав "наш ответ" на Русский марш 4 ноября.
Все это начинает напоминать пародию на французские события. Обвинение против "родинского" ролика безумно напоминают обвинения левой и либеральной прессы в адрес Николя Саркози, утверждающей, что именно то, что министр назвал погромщиков "сбродом", и привело к самим погромам.
Пока власти в вопросе о нелегальной иммиграции будут продолжать оглядываться исключительно "на Запад" и на "либеральную общественность", а не на мнения большинства граждан России, пока единственной из влиятельных федеральных политических сил, будирующей проблему миграции, остается только партия "Родина", пока призывы "Родины" к решению этой проблемы вызывают только репрессии и травлю, можно сказать с уверенностью — мы не гарантированы от повторения парижского мятежа уже на улицах Москвы!
