То, что произошло в субботу вечером в Тбилиси, уже окрестили революцией. Сделал это один из лидеров оппозиции, Михаил Саакашвили, и его слова подхватили многие местные и иностранные СМИ. Такое определение, однако, представляется пропагандистским и популистким, но не соответствует сути явлений, так как одной из особенностей революций является то, что применение этого термина к тем или иным социально-полтическим событиям во много зависит от идеологических предпосылок – именно поэтому, в то время как оппозиция окрестила субботние события как «революцию», президент Шеварднадзе говорил о «попытке государственного переворота», и многие качественные западные СМИ, все же предпочли употребить именно «переворот» в отношении событий в Грузии.
Тем не менее, можно выделить некоторые характерные черты революций, которые все-таки присутствовали в событиях последних трех недель.
Важнейшей предпосылкой революции Питирим Сорокин считает “увеличение подавленных базовых инстинктов большинства населения, а также невозможность даже минимального их удовлетворения”. Другим составляющим революционного взрыва является неспособность правящих кругов удовлетворить нужды и стремления населения. В Грузии последних лет мы наблюдали и то, и другое – недовольство режимом Шеварднадзе стало практически всеобщим, экономическое положение страны постоянно ухудшалось, так что можно говорить о создании пред-революционной ситуации, в которой нарушения при подсчете голосов последних парламентских выборов послужили своеобразной «последней каплей», ставшей поводом для массовых выступлений. Хотя, необходимо отметить, что подобные, и даже более серьезные нарушения во время выборов наблюдались в Грузии за протяжении последниих 10-12 лет, однако тогда это не стало причиной массовых выступлений и требований об отмене результатов выборов, не говоря уже о требованиях отставки президента.
Применение силы, насилие – еще одна характеристика революций. Хотя в ходе последних событий в Грузии и не была применена физическая сила, тем не менее налицо определенное насилие, психологическое давление, запугивание и даже шантаж оппозиции в отношении правительства. Более того, субботний штурм парламента уже можно рассматривать как непосредственное проявление физического насилия, хоть и бескровного. Тот факт, что правительство не стало использовать силу против оппозиционеров, как это произошло, например, в Баку после недавних президентских выборов, было расценено как его «слабость», и еще больше подорвало авторитет правительства.
Внезапность столь организованного протеста также можно расценивать как еще одну характеристику революций – как правило, они всегда неожиданны для правящей верхушки – именно поэтому после начала выступлений оппозиции грузинское правительство выглядело несколько растерянно и беспомощно, практически не предпринимая никаких шагов против митингующих.
Наконец, определение «революция» может быть применимо к какому-либо событию только по прошествии определенного времени с учетом тех результатов, к которым она приведет. Революция предполагает радикальные изменения в социальной и экономической системе общества. Если в Грузии ничего не изменится – а революционные изменения должны быть радикальными и быстрыми – как в социально-политическом, так и экономическом отношении, то назвать произошеднее «революцией» вряд ли будет возможно. Тогда все поизошедшее можно будет с полным основанием расценивать как замещение одной правящей группы другой, т.е. банальной сменой элит, которая для этого использовала и практически создала популярный миф о «бархатной революции», или «революции с розами». К сожалению, учитывая прошлое нынешних лидеров оппозиции, которые на протяжении нескольких лет были верными соратниками Эдуарда Шеварднадзе и во многом именно ему обязаны своим вхождением в грузинскую политическую элиту, более того – занимали ведущие посты в его правительстве и/или поддерживавшей его партии, вряд ли приходится рассчитывать на сколько-нибудь радикальные изменения в Грузии в ближайшее время. Саакашвили, бывший в свое время министром юстиции, так и не смог сделать практически ничего для борьбы против коррупции, проведенная им судебная реформа не принесла желаемых результатов и осталась такой же коррумпированной, какой была до начала реформ. Большинство законов, которые сегодня громогласно критикует оппозиция, были приняты парламентом, возглавляемым лидерами блока «Бурджанадзе – демократы», нынешними де-факто лидерами Грузии. А это значит, что реальной смены элит события последних трех недель в Грузии не принесли – скорее, произошли лишь определенные изменения в среде «старой» элиты.
Следовательно, окончательное заключение по поводу того, произошла ли 23 ноября в Грузии революция, или это был все-таки переворот, можно будет сделать лишь по прошествии определенного времени, на основе того, будут ли проведены сколько-нибудь серьезные политические и экономические реформы.
И последнее – нельзя говорить о том, что даже после одержанной победы революцию можно считать завершенной. Как правило, за победой следует раскол в стане победивших, когда радикалы смещают умеренных, а порой – начинается стадия террора, за которой следует реакция на революцию, контрреволюция. Поэтому, если в свое время революции рассматривались как положительные явления, то последние события в мире скорее говорят о том, что революции крайне нежелательны, поскольку приносят гораздо больше отрицательного, чем положительного для страны. Как показывает практика, революции очень редко достигают тех целей, ради которых они совершались, во имя которых погибали люди и брались штурмом здания.
