С самого начала хотелось бы оговориться: нынешние позиции России в регионах западной части Северного Кавказа несопоставимо прочнее, чем на востоке. Но Кабардино-Балкария, Карачаево-Черкесия и Адыгея также нанесены на кавказскую карту угроз.
На фоне Чечни, Дагестана и Ингушетии, ситуация в которых рассматривалась в предыдущих разделах, Кабардино-Балкария до вчерашнего дня выглядела как весьма стабильный регион. Однако несмотря на свою принадлежность к западной части Северного Кавказа, где сравнительно слабы радикальные исламистские тенденции и сохраняется стабилизирующий фактор в виде русского населения, КБР давно уже не является тем оплотом порядка, благополучия и законности, за который ее долгое время пыталось выдать республиканское руководство. В этом смысле задача вновь назначенного президента республики Арсена Канокова заключалась в том, чтобы не столько сохранить, сколько восстановить стабильность в Кабардино-Балкарии.
На сегодняшний день Кабардино-Балкария вместе с Дагестаном, Чечней и Ингушетией входит в число четырех беднейших регионов Юга России. Фактическая безработица здесь достигает 70%, средние доходы населения в 2,5 раза ниже чем в целом по стране. Большинство промышленных предприятий, составлявших основу экономики региона в советский период, переживают упадок, агропромышленный сектор в состоянии депрессии, развитие перспективного рекреационного и курортного бизнеса заторможено недобросовестной конкуренцией и коррупцией.
Социальная напряженность осложняется межэтническими противоречиями между представителями двух "титульных" групп населения (балкарцами и кабардинцами), а также очевидным усилением фундаменталистских настроений. Нынешней зимой столица республики Нальчик стала ареной нескольких боевых операций. 14 декабря 2004 г. боевики напали на здание Госнаркоконтроля, а в феврале 2005 г. федеральное командование провело серию операций по ликвидации боевиков прямо в жилых кварталах города.
В последние два года эти явления усугублялись и подпитывались институциональным ослаблением системы власти в КБР, которое было связано с ожидаемой досрочной отставкой президента Валерия Кокова. Президент Коков, в начале 1990-х годов сумевший предотвратить открытое столкновение двух титульных этнических групп, избежать территориального распада региона, сбалансировать различных этнических и клановых групп и замкнуть на себя жесткую вертикаль авторитарной власти, был тяжело болен. С весны этого года и в Москве, и в Нальчике ему активно искали замену, понимая, что даже при позитивной динамике болезни вернуться к полноценному управлению республикой 65-летний Коков уже не сможет.
В этом смысле выдвижение Арсена Канокова так же не стало неожиданностью, как и отставка Валерия Кокова: его фамилия уже несколько месяцев возглавляла списки возможных коковских преемников, составляемые московскими и кабардино-балкарскими наблюдателями. Москва преподносит состоявшееся назначение Канокова как двусмысленный сигнал: оно означает стремление федерального центра с одной стороны сохранить преемственность власти и если не привлечь на свою сторону, то хотя бы успокоить республиканскую элиту, сформировавшуюся за 14 лет правления Кокова. С другой стороны, бизнесмен Каноков имеет экономические интересы не только и даже не столько в Кабардино-Балкарии и считается московским кабардинцем: как таковой он вроде бы удален от местных клановых и коррупционных связей, которые в идеале ему предстоит попытаться разрушить.
Объективная необходимость смены всей системы управления в КБР очевидна в том числе и для местной элиты, полностью включенной в эти связи. Для того, чтобы новое назначение не вылилось в противостояние незамедлительно, Москва дополнительно обозначила ценность преемственности: пост премьер-министра сохранил Геннадий Губин, возглавляющий правительство уже около двух лет, а до этого трижды избиравшийся вице-президентом в паре с Валерием Коковым. В республике русский Губин воспринимается как фигура, достаточно удаленная от собственно кабардинской элиты, в большой степени монополизировавшей и власть, и неизбежно сопутствующие ей на Кавказе коррупционные механизмы. Губин выглядит как компромиссная фигура для всех основных этнических групп — для русских, потому что русский, для кабардинцев — потому что не балкарец, для балкарцев — потому что не кабардинец.
Проблема заключается в том, что если первый смысл назначения — сохранение "коковской стабильности" — полностью вытеснит второй — преобразование системы управления, борьбу с коррупцией и бедностью, то кризис в республике будет только нарастать, и наметившийся нынешний оползень быстро превратится в обвал. Между тем, признаки такого смыслового вытеснения уже заметны.
Кроме Геннадия Губина, Арсен Каноков с большой долей вероятности будет опираться и на секретаря Совета Безопасности республики Олега Шандирова, который является его родственником. Шандиров — весьма солидная фигура на шахматной доске кабардинской политики. Его фамилия до назначения Канокова также называлась экспертами в списках возможных преемников президента. По должности он находится в плотном контакте с представителями силовых структур республики, что немаловажно в условиях растущего уровня нестабильности, и обладает хорошими лоббистскими связями в Москве. С другой стороны, Шандиров является непосредственным участником так называемой "команды Кокова", то есть одним из тех, кого многие жители республики считают виновниками экономической депрессии и коррупции.
"Команда Кокова" сразу же после отставки президента продемонстрировала рыхлость, так и не сумев самостоятельно и консолидировано выдвинуть кандидатуру преемника. Но в конечном итоге "клан" получил не такой уж плохой для себя результат. Накануне приезда полпреда для консультаций в Нальчик "официальный" список вероятных кандидатов вырос до 7 фамилий, а неофициальный — до полутора десятков. В "официальном" — распространенном от имени парламента республики — списке помимо Арсена Канокова значились Хачим Кармоков — сенатор от КБР, предшественник Сергея Степашина на посту председателя счетной палаты РФ, глава Совбеза КБР Олег Шандиров, руководитель АО "Каббалнефтепродукт" Валерий Карданов, руководитель "Каббалрегионгаза" Ахметхан Понежев, замперд Счетной палаты России Сергей Шахрай, и.о. президента КБР Геннадий Губин. Кроме них назывались в частности депутат Госдумы Заурби Нахушев, министр внутренних дел КБР Хачим Шогенов, зам начальника УФСБ по Астраханской области Мухарби Кумышев, экс-вице-премьер КБР Хаути Сахроков, министр сельского хозяйства Марат Ахохов, управделами президента и правительства Сафраил Кучмазоков и банкир Каншоби Ажахов. Представителями "команды Кокова", заинтересованных в максимальной преемственности курса, в этом списке можно считать как минимум пятерых Олега Шандирова, Хачима Шогенова, Марата Ахохова, Сафраила Кучмазокова и Валерия Карданова. Все они сохранили свои посты после назначения президентом Арсена Канокова: существенные кадровые перестановки, неизбежные в том случае, если федеральная власть планирует всерьез изменить к лучшему ситуацию в Кабардино-Балкарии, пока могут считаться отложенными.
Если "консервативная" тенденция возобладает окончательно, вполне может оказаться, что и "московская" биография Арсена Канокова не помешает старой элите добиться сохранения существующего положения вещей — а оно, как минимум, удручающе. Арсен Каноков по политическому весу и авторитету в КБР не может сравниться с Валерием Коковым, который полтора десятилетия лично олицетворял власть в Кабардино-Балкарии, в том числе и в последние два года, когда фактически ее осуществляло кабардинское "коллективное политбюро" (в частности, Шандиров, Шогенов, Кучмазоков, Ахохов). Если Арсен Каноков не пойдет на радикальные кадровые решения, это будет означать даже не сохранение неэффективного и непопулярного режима, а создание манекена власти на опасном фоне растущих социальных проблем, возобновления межэтнических трений и религиозной радикализации.
Уровень радикализации религиозных и этнических течений в КБР на сегодняшний день достаточно низок в сравнении с восточными регионами Северного Кавказа. Популярность ислама как такового здесь гораздо слабее, его распространение ограничивается наличием социокультурной "подушки" в виде русского населения, которое составляет около трети. Тем не менее, нельзя не отметить, что в Кабардино-Балкарии сторонники "чистого ислама" есть практически в каждом районе и в очень многих населенных пунктах. Свободными от ваххабизма могут считаться только Прохладненский и Майский районы, населенные преимущественно этническими русскими. По данным самих сторонников "чистого ислама", их численность достигает 9000 человек.
По официальной статистике МВД КБР, в республике насчитывается около 400 ваххабитов и их пособников — они включены в список, составленный МВД несколько лет назад. Эмиром ваххабитского джамаата Кабардино-Балкарии власти считают 39-летнего имама мечети Вольный аул в Нальчике Муссу Мукожева, на сегодняшний день официально не объявленного в розыск, но находящегося в подполье в связи с тем, что нескольких его ближайших соратников подозревают в организации декабрьского нападения на офис Госнаркоконтроля в Нальчике.
Несмотря на уголовное преследование нескольких членов джамаата, а сегодняшний день очевидно, что он как минимум соперничает в популярности с "официальным исламом", олицетворяемым духовным управлением мусульман (ДУМ) Кабардино-Балкарии во главе с Анасом Пшихачевым. В последние месяцы деятельность ДУМ в сущности разворачивается в одной единственной соборной мечети Нальчика, посещаемость которой даже в религиозные праздники невысока. Само духовное управление признает, что существенную роль в таком положении вещей играет республиканская власть в лице МВД, которое под предлогом борьбы с терроризмом добилось расторжения арендных договоров с большинством мечетей. При этом главной причиной падения популярности ДУМ является его собственная близость к кабардинской власти — и уже во вторую очередь снижение профессионального и образовательного уровня духовенства. Джамаат, уже образовавший в республике сетевую структуру, напротив позиционирует себя как структура, с властью ничего общего не имеющая. При этом молодые мусульмане, входящие в джамаат, имеют более основательное исламское образование, что во многих случаях позволяет им легко привлекать прихожан "традиционных" мечетей. Еще одна причина падения популярности ДУМ, состоит в отказе от контактов "традиционного" духовенства с образованной исламской молодежью, которая зачастую воспринимается как враг.
Члены джамаата находятся под постоянным контролем со стороны компетентных органов КБР, все их встречи тщательно контролируются. Их регулярно подвергают приводам и задержаниям, но в большинстве (теперь уже не во всех) случаев их отпускают за отсутствием признаков состава преступления. Но в последнее время отмечается радикализация настроений — часть членов джамаата перестают считать себя членами мирной религиозной общины и встает на путь так называемого "вооруженного джихада". Часто это происходит непосредственно под влиянием сотрудников правоохранительных структур, применяющих недопустимые методы допросов. По некоторым данным, руководство джамаата, которое до сих пор представляло собой наиболее умеренное и миролюбивое крыло обширной части верующих, которая не признает "традиционного духовенства", призывало своих единомышленников к реализации "дагестанского варианта" — то есть спорадической диверсионной войны против правоохранительных органов.
Наиболее опасной, хоть и несравнимо меньшей по численности, радикальной группировкой является джамаат "Ярмук". Верхушка "Ярмука" была ликвидирована минувшей зимой, но это не означает, что сама структура перестала существовать. До февраля 2005 г. "Ярмук" возглавлялся эмиром Муслимом Атаевым по прозвищу "Сейфулла". В феврале 31-летний Атаев был убит при проведении спецоперации в Нальчике. Однако "Ярмук" объявил о продолжении джихада, открытого им против России с 2003 г. В сентябре 2004 г., сразу после Беслана, "Ярмук" объявил, что его "подразделения дислоцированы на территории Кабардино-Балкарии и приступают к выполнению поставленных перед ними боевых задач в соответствии с требованиями джихада". В течение последних месяцев нет признаков высокой активности этой группы, и вполне возможно, что это может считаться результатом работы правоохранительных структур. Но на фоне радикализации мирного крыла сторонников "чистого ислама" эта победа может оказаться эфемерной.
На примере Кабардино-Балкарии видно, что усилия правоохранительных органов по борьбе с исламским подпольем часто имеют негативный обратный эффект, пренебрегать которым опасно. При этом КБР с определенной точки зрения может считаться полигоном передовых антитеррористических технологий. Здесь первым на Кавказе создан так называемый центр "Т" — структура, координирующая усилия различных правоохранительных ведомств. Работать им приходится, к тому же, в условиях абсолютно мирной жизни без признаков чрезвычайной ситуации, неотъемлемых на Востоке Северного Кавказа.
С другой стороны, усилия правоохранителей сводились в основном к регулярному "прочесыванию" условно-лояльной части последователей "чистого" ислама. Методы ведения этой "профилактической работы" лишь вызывают ожесточение у тех, кто изначально никоим образом не поддерживал методов вооруженной борьбы. Более того, со слов задержанных во время "жестких" допросов их регулярно напрямую спрашивают, как скоро они возьмутся за оружие.
С уверенностью можно говорить о двух вещах: во-первых, контртеррористические усилия, предпринимаемые региональными подразделениями МВД, во многих случаях носят симулятивный характер. Местные милицейские и политические начальники видят свою задачу не столько в реальных оперативно-розыскных мероприятиях, сколько в том, чтобы предоставить "наверх" внушительную отчетность, отражающую максимально широкий фронт виртуальной борьбы с терроризмом и фундаментализмом — и добиться дополнительных капиталовложений, которые на месте будут недобросовестно распределены.
Во-вторых, очевидно, что даже удачные контртеррористческие мероприятия (проводимые в основном федералами по линии Регионального Оперативного Штаба по проведению контртеррористической операции на Северном Кавказе) имеют очень серьезные побочные эффекты. В частности, в результате нескольких удачных операций по уничтожению лидеров НВФ в КБР еще ни один боевик не дожил до суда — по сути, так и осталось неясным, кого на самом деле уничтожают. Устрашающий эффект такой практики в силу местных традиций не перекрывает нарастающей ненависти к правоохранительным структурам и власти вообще.
Общекавказским можно считать и другой синдром: власти КБР нередко используют мотив борьбы с терроризмом и религиозным радикализмом для подавления оппозиции и инакомыслия вообще, а на локальном уровне — даже для преследования предпринимателей-конкурентов. В КБР это уже в прошлом году привело к многочисленным выступлениям протеста, и если новый глава республики при поддержке федерального центра не добьется в этой сфере существенных перемен, волна эта в перспективе будет только нарастать.
Считается, что большинство членов т.н. боевого джамаата "Ярмук" — этнические балкарцы. Характерно, кстати, что балкарцы и их родственники по тюркской этноязыковой группе карачаевцы более активно принимали участие во второй войне в Чечне, чем их соседи кабардинцы и черкесы. Вероятно, отчасти это может быть объяснено тем, что кабардинцы и черкесы входят в сообщество абхазо-адыгских народов, а последнее осознают себя как самостоятельную политическую величину на Кавказе, а благодаря эмигрантам-мухажирам позапрошлого столетия — и в странах Ближнего Востока. Кроме того, балкарцы в КБР по сравнению с кабардинцами ощущают явный дисбаланс доступа к ресурсам и институтам власти — это тоже может быть причиной большего радикализма балкарской части населения. Но в целом на сегодняшний день преувеличивать роль этнической составляющей в процессе роста популярности неофициального ислама, его радикализации и строительстве сетевой структуры не стоит — тем более, что одним из наиболее привлекательных начал этого течения как раз является его подчеркнутый интернационализм.
Не следует преувеличивать и угрозу перерастания межэтнических трений в Кабардино-Балкарии в целом. На сегодняшний день они далеки от ситуации начала 1990-х годов, когда выдвигался даже лозунг разделения Кабарды и Балкарии. Но и недооценивать этнический фактор было бы также недальновидно.
Балкарцы, репрессированные в 1940–50-е годы, являются меньшинством в республике и представлены в составе высших властных институтов скорее символическими фигурами, означающими в основном внешнюю верность власти советской схеме управления многосубъектными автономиями (например, спикер парламента КБР — балкарец Ильяс Бечелов). При этом на этнической территории балкарцев сосредоточена значительная часть рекреационного комплекса КБР.
Чтобы сбалансировать этническую репрезентативность высших институтов власти, балкарские общественные организации — в союзе, кстати, с рядом кабардинских организаций, считающих себя "конструктивной оппозицией" — выдвигали в качестве кандидата в президенты сенатора от республики Хачима Кармокова, происходящего из смешанной кабардино-балкарской семьи. Но кандидатура Кармокова была отклонена — по одной из версий, в результате лоббистских усилий "команды Кокова". Во всяком случае, в начале 1990-х годов у нынешнего сенатора и экс-президента имелись достаточно серьезные трения.
Но отказ от назначения Кармокова не может расцениваться как обстоятельство, способное радикализовать балкарцев. Зато таким обстоятельством является реализация в КБР Федерального Закона № 131 о реформе местного самоуправления. Пересмотр границ муниципалитетов, начатый в КБР раньше, чем в других кавказских республиках, уже в начале этого года привел к вспышке недовольства балкарцев и массовым акциям протеста, сопоставимым с движениями начала 90-х годов. Дело в том, что новая карта муниципалитетов означала фактическое поглощение ряда исконно балкарских поселков, в частности, Хасанья и Белая Речка в Нальчике и нескольких населенных пунктов в Тырнаузском и Эльбрусском районах.
На волне протеста было, по сути, реанимировано балкарское общественное движение, активность которого к концу 1990-х–началу 2000-х почти сошла на нет. На сегодняшний день главной общественной структурой балкарцев остается карачаево-балкаро-осетинская организация "Алан", возглавляемая Суфияном Беппаевым. Она заняла предельно корректную позицию по отношению к новому назначению, но ожидает скорых перемен к лучшему. Если таковых не последует, на смену лояльному руководству "Алана" придут другие, более радикальные этнические лидеры, которые, возможно, окажутся связаны с последователями "чистого ислама".
Чтобы избежать этого, Арсену Канокову необходимо очень грамотно довести до конца процесс межмуниципального размежевания. Кроме того, в области этнической политики представляется целесообразным принять экстренные меры, сдерживающие растущий отток русского населения. В противном случае межэтнические противоречия вместе с коррупцией, делегитимацией власти, бедностью и религиозной радикализацией приведут к детонации во внешне спокойной Кабардино-Балкарии. Что, в свою очередь, не замедлит негативно сказаться на прочности позиций России в абхазо-адыгском мире, охватывающем всю западную часть Северного Кавказа.
