Когда в 1980-е годы на головы бедного российского читателя хлынул поток "разрешённой", "забугорной", "андерграудной" и прочей литературы, многим (в том числе и мне) казалось, что вот теперь-то у русской словесности открылись самые невероятные перспективы. Вот как только она всё это переварит да переосмыслит, тут и настанет новый золотой век. Ждали какого-то великого интеллектуального взрыва, и он уже совершенно явно намечался. Появились даже его первые недвусмысленные признаки.
К примеру, в 1990 г. в "Новом мире" и "Нашем современнике" почти одновременно напечатали отрывки из чего-то невероятно сложного и интересного. Оно называлось "Бесконечный тупик". Журналы выбрали разные срезы этого странного для тех времен произведения: отец, Россия, Розанов, литература… Я, 22-летний выпускник гуманитарного вуза, с удовольствием читал всё это и перечитывал, даже в метро и в автобусе. Странно, но почти все идеи так или иначе совпадали с моим тогдашним (а отчасти, пожалуй, и сегодняшним) мировосприятием.
Автора "Бесконечного тупика" звали Дмитрий Галковский. Я сразу запомнил эту яркую фамилию. Вскоре появилось его интервью, уж не помню, где, кажется в "НГ", которое, правда, особой сенсацией не стало — ну, неглупый человек, да и только. И всё же…
То как был устроен "Бесконечный тупик", меня просто потрясло. Я тогда профессионально занимался "гипертекстовыми информационными системами", но не мог себе представить, что эта форма может выйти за рамки какой-нибудь энциклопедии или справочника, стать жанром настоящей литературы в полном смысле этого слова. Из похожего вспоминался разве что пресловутый Кортасар, но Галковский, конечно, был для меня в сотни раз интереснее Кортасара. "Бесконечный тупик" был посвящён русскому сознанию как таковому, всем его ветвящимся муравьиным тропкам. Это оказалось круче любого детектива. Галковский умудрился затронуть все темы и обыграть все комплексы. Немудрено, что тупая машина советской критики (работающая, кстати, до сих пор) зачислила его как в "антисемиты", так и в "русофобы".
Бесконечный тупик" можно было читать с любого места в любом направлении и, что немаловажно, к каждому отрывку хотелось писать собственные комментарии, которые ветвились бы ещё дальше. Это был настоящий литературный "кубик Рубика", только намного сложнее и интереснее. Ничего подобного в нашей литературе ещё не было.
Более того. С 1990-го года прошло 15 лет. И до сих пор я не вижу в нашей литературе последних двух десятилетий ничего, что хотя бы приблизительно можно было сравнить с "Бесконечным тупиком" по охвату тем и уровню постановки настоящих, а не надуманных русских вопросов. Литература после 1991 г., по сути дела, прекратила течение своё…
***
В русском литературном "мэйнстриме" по сей день доминирует прямой, тупой, как стоеросовая дубина, линейный односюжетный текст, с жалкими, но претенциозными попытками "работы с языком", помноженными на энциклопедическую мистику, адаптированную для младшего помощника вице-офис-менеджера. Такого рода поделки у нас считаются серьёзной литературой "не для средних умов".
Я ничего против таких текстов, по большому счёту, не имею. Читатель у них есть. Но надо понимать, что "мэйнстрим" — это всё же не совсем "массолит". Однако даже слияние "мэйнстрима" с "массолитом" для нашей нынешней литературы было бы несомненным прогрессом. Наша ситуация совсем уж кривая. Автор "мэйнстрима", как правило, — это член какого-либо столичного литературного клана, сложившегося на излёте перестройки. Таких кланов несколько, они заняли все возможные ниши (от "либерализма" и "абстракцизма" до "патриотизма" и "конспирологии") и помаленьку самовоспроизводятся. Члены этих кланов убеждены, что любая претенциозная чушь, которая будет ими набрана на клавиатуре, должна быть опубликована, оплачена, растиражирована, переведена на пару-тройку иностранных языков и ещё раз оплачена. Если же на горизонте появляется конкурент, способный изображать такую же чушь (а то и более качественную), его нужно немедленно подавить и растоптать.
В этом смысле, конечно, постсоветский "мэйнстрим" проявил великолепные организационные способности и задатки эффективных собственников. В то время как серьёзные дяди приватизировали нефтянку и золотые прииски, менее серьёзные, но понимающие, что бутерброд с маслом нужно иметь всегда, "инженеры душ человеческих" приватизировали командные высоты литературы и тот механизм, который позволяет их удерживать (критику, выход за рубеж и т.п.).
После десятилетия клановой монополии в литературе у нас всё же случился некоторый прогресс, и теперь начинающему автору уже можно без особых проблем напечататься (скажем так, это уже не смерти подобно). Но раскручивать его никто особо не будет. Дадут откусить свои 5–7 тысяч экземпляров с соответствующим, да ещё заниженным гонораром, и всё. Остальное принадлежит монопольному "мэйнстриму".
При этом любой мэйнстримный автор почему-то убеждён, что его должен читать некий "народ", поэтому он по мере сил занижает планку. Но каким образом? Путём разбавления своих довольно занудных и маловнятных текстов бездарными сексуальными зарисовками (есть, говорят, даже издательское правило — через каждые 10–15 страниц должна быть соответствующая сцена), претензиями на мистицизм (как правило, списанными с самого известного и самого неудачного романа М.Булгакова) или чем-то в этом роде.
Результат: "мэйнстрим" застыл на месте и воспроизводит одни и те же избитые темы и сюжеты, только в разных обрамлениях. Искать в нём "отражения вопросов современности" бессмысленно. Ни одной темы, реально волнующей настоящих (а не выдуманных) русских людей, в нём не найдёшь. Неудивительно, что на вопрос о том, кто сейчас лучший писатель в России, читающая публика из среднего класса отвечает: Борис Акунин. А ведь и в самом деле, так оно теперь и есть… Разве это не поразительно жалкие результаты трёхсотлетнего развития?
Но представители "мэйнстрима" убеждены, что они создали "интересную схему", которая будет работать ещё долго. Поэтому они ходят к друг другу на банкеты и презентации, награждают друг друга премиями, нахваливают по телевизору и в прессе. В общем, такой Союз Советских Писателей, только уже без всякой ответственности перед кем бы то ни было. "ССП на полном хозрасчёте".
И ведь фирма работает. Хотя и производит полный отстой, но зато "пипл-то хавает"… Создаётся полное ощущение отсутствия литературы. "Не читайте до обеда советских газет! — Но ведь других нет! — А вот никаких и не читайте!"
О себе "мэйнстрим" говорит обычно в возвышенных тонах: мы — серьёзная литература, мы — мастеровитые творцы, а все остальные пусть отправляются на конюшню.
Результат поражает — современная русская словесность превратилась в кривое кособокое сооружение, которое чудом не заваливается набок. Я знаю немало людей, которые хотели бы стать современными Достоевскими и Толстыми, но из-за сложившейся ситуации пишут какое-то там "фэнтези", выполняют прихоти издателей по "оживляжу" и в душе глубоко презирают самих себя. А что остаётся делать? Молчать? Ха! Заставьте писателя молчать, попробуйте… Вот и идут люди в странные коммерческие жанры, лишь бы хоть что-то сказать. В столе у них лежит давно написанная "Война и мир", и они кусками переделывают её в саги о полётах гоблинов на астероиды с целью курощения механических драконов.
В общем, современная русская литература в её центральной части — это кладбище. Каменные надгробия зарастают мхом, трава выполота, над всем этим по ночам кружатся голубоватые блуждающие огоньки. Вся жизнь разворачивается на окраинах кладбища и за его оградой — там звенят бутылками бомжи и поют цыгане…
***
В этом призрачном мире Галковский был и остаётся величиной. Хотя его тоже вытеснили за ограду. Но сам он осознаёт своё право на эти надгробия — он и есть истинный хозяин кладбища. "Бесконечный тупик" — главный памятник, знак того, что прежняя литература умерла. Всё последующее — это жалкие попытки не замечать очевидного.
Мне скажут сейчас, конечно, что с приходом Галковского в "Живой Журнал" многие были шокированы его поведением — человек вёл себя, мягко говоря, не вполне вежливо, наплодил "мурзилок" (то есть виртуальных персонажей, высказывающих некие особые и отличные от авторской точки зрения), сотрудничал с теми, кого раньше поносил на чём свет стоит, а также умудрился поссориться с людьми, которые к нему хорошо относились.
Ну так что же… "Писатели, они такие — сложные". Мы же ведь его любим не за это. И даже более того: то, что Галковский сейчас делает в "ЖЖ" и в прессе, лишь в очередной раз обнаруживает его подход к основной теме. Дело в том, что эта тема по происхождению совершенно русская, очень актуальная, и звучит она так: каким должен быть путь к реальности?
Это главный вопрос, с которым столкнулось наше национальное сознание в последней четверти прошлого века. Но, увы, оно не только до сих пор его не рассмотрело, оно ещё даже не осознало, что такой вопрос перед ним стоит.
Главная тема Галковского — одиночество интеллектуала (отсюда "Одиноков" и вообще главная тема "Бесконечного тупика"). Причём это совершенно метафизическое одиночество — есть "я" и есть "что-то", и это "что-то" не поддаётся простому рациональному анализу. Попытки искать интеллектуальную реальность (место, где мысль была бы ценна сама по себе) показывают автору, что её просто не существует. Отсюда пафос знаменитого цикла статей весны 1993 г. Галковского в "НГ": "Андерграунд", "Разбитый компас указывает путь" и "Стучкины дети". Странным образом оказывается, что гуманитарный интеллект в советском мире — это всего лишь притворство, ложное сознание, а за ним кроются всего лишь какие-то простейшие инстинкты, естественные надобности, всякая пошлятина. Соловей поёт оттого, что хочет жрать, а профессор читает лекции, чтобы соблазнять студенток. Вот на это примитивное понимание мира и обрушился Галковский, и здесь он совершенно прав.
Всё остальное, что им написано — это многообразные попытки ответить на вопрос о правильном пути к реальности. И теория "еврейско-крестьянской революции 1917 г.", и сказки про утят, и концепция "Россия — криптоколония Англии", и "чеченский путч" — всё вертится вокруг тайны реальности. Отсюда, кстати, и пресловутые "мурзилки". Человек пытается нащупать реальность — и для этого ему нужны разные амплуа, разные роли, многообразные щупальца да псевдоподии. Вдруг какая-то из них и нащупает чего? Галковский — это сам по себе проект, это попытка совмещать в мозгу десятки параллельных процессов. Тут, конечно, надо учиться. Потому что ситуация, в которой находится Галковский, характерна для подавляющего большинства русских образованных людей. Только они этого не понимают, а он, кажется, всё-таки понимает.
Да, надо учиться. Понимая и все своеобразные особенности этого автора. Давайте отделим личность (в жизни, возможно, очень даже неприятную) от того, что она производит. Тем более что Галковского, живущего где-то на антресолях кривой халабуды "современной русской литературы", вполне можно понять.
Смотрите сами. Человек написал, судя по всему, лучший за последнюю четверть века роман (причём новаторский). Несмотря на все "заскоки", сам автор неизменно интересен. Ему всегда есть, что сказать. В другой ситуации напечатали бы книгу за счёт богатого мецената, в университет бы пригласили семинары вести (а то и не в один). Дали бы свои темы в паре-тройке аналитических центров, в том числе в области внешней политики. Ну там, про колонку в журнале и платные лекции я уж не говорю.
Но ничего подобного нет. Писатель с колоссальными интеллектуальными способностями занят чем? — смешно сказать! — пробиванием второго издания написанного 20 лет назад произведения и многообразным (зачастую странным) творчеством в "ЖЖ" плюс сочинением статей для пары Интернет-изданий. И всё!
Я думаю, ситуация Галковского — это на уровне "великого знакового события". То есть перед нами урок для всех. И урок этот прост до безобразия.
Русский Ванька! Да будь ты хоть семи пядей во лбу новым Достоевским — твой удел состоит в том, чтобы полжизни пробивать в печать свой труд, питаться объедками со стола "мастеровитых творцов" и юродствовать в "Живом Журнале". Ну, или, чтобы оставаться писателем, — перепирать в жанр фэнтези очередную версию "Курочки Рябы" (да ещё и не факт, что она выйдет под твоей фамилией), а премию и хороший тираж всё равно получит какая-нибудь "Кысь", и это ещё в лучшем случае. В общем, вывод прост: ты, Ванька, холоп, и холопом останешься. Литература — это не для тебя, иди, носки штопай.
Иными словами, Галковский — живое напоминание о том, что в русской литературе тоже назревает свой "пересмотр итогов приватизации". Ну и тут, как говорится, альтернативы нет — либо "пересмотр", либо продолжение "русских сказок ни о чём". В общем, что лучше, это уж каждый сам пусть выберет. Я выбираю первое.
