Фильм Алексея Учителя "Космос как предчувствие", столь предсказуемо получивший главный приз московского кинофестиваля, собрал, что само по себе удивительно, весьма осторожную критику.
Чудесным образом критика эта, равно как и аннотации в киноафишах, на видеокассетах и DVD, претерпела, хотя и небольшую, но весьма характерную эволюцию. Вот так заканчивается одна из аннотаций к картине: "и страшно подумать советскому человеку, что есть где-то другой мир и другая свобода". А так более поздняя, где говорится о двух героях ленты: "… и одному из них суждено уйти в пустоту и безмолвие, а второму встретить Юрия Гагарина".
При этом, что самое удивительное, критики — каждый по отдельности и все вместе — не пришли к какому-то ясному и окончательному выводу об идее этой картины. Фильм принято сдержано хвалить, одобрять "перепрограммирование" образов и символов фильмов "Восток-Запад" и "Мой друг Иван Лапшин", рассуждать об эстетическом оправдании Советской империи и т.п. С другой стороны имеются совсем иные сдержанно-положительные отзывы, в которых говорится о несовместимости советского строя и прорыва в космос. Для многих людей фильм оказался вообще непонятен, для них "Космос как предчувствие" — просто набор не слишком связанных между собой кусков. Любопытно, что многие из тех, кто оценил фильм по достоинству, кто даже благодарен авторам ленты за то, что "у нас есть Гагарин", также приходят в недоумение от множества как будто бы совершенно необязательных и ненужных эпизодов этой ленты.
Как звучит вроде бы позитивная патриотическая трактовка фильма? Примерно так: не-до-люди-совки несчастны в своем неведении и нищете, как материальной, так и духовной. Конек, главный герой фильма, — такой же недочеловек, да еще и стукач. Но другой персонаж картины, нонконформист Герман, человек загадочный и, как модно сейчас говорить, продвинутый, совершенен и телом, и духом. Он прекрасный боксер и пловец, знает все тонкости секса и поэтому неотразим для девчонок-простушек. И еще он связан с политическими. Он — их наследник. У него есть понимание того, что из этой страны надо уплывать. И вот этот самый продвинутый Герман плывет в холодное море за исчезающим в тумане американским кораблем, а Конек едет в Москву, чтобы, по всей видимости, действительно стать послом в Бразилии. По дороге он встречает Гагарина, который всего через 4 года после происходящих событий первым шагнет в космос. Таким образом, где-то на Западе течет свободная и прекрасная жизнь, но уход в нее — это уход в никуда, а отвратительный строй и нищая страна прорываются в космос. Иными словами, не все так, братцы, просто с этим самым советским строем. Что же, это неплохая история. Но у нее есть одна серьезная проблема: если фильм и в самом деле только об этом, то действительно, с художественной точки зрения, он кажется неудачей. Фильм как бы распадается на две части, причем в середине картины режиссер как будто утрачивает контроль над происходящими в пространстве фильма событиями. Любовная линия введена в фильм непонятно для чего, причем ее поворот, с точки зрения замысла фильма, выглядит загадочно и необъяснимо.
Понять, в чем здесь соль, можно только всерьез задумавшись над одним обстоятельством: почему фильм называется именно так, как называется, и почему предчувствие космической эры высказывает Герман, герой фильма, который покидает страну, эту космическую эру открывшую.
Существенным образом мне лично помог до конца понять и прочувствовать этот фильм роман Б.Н.Стругацкого (пишущего под псевдонимом С. Витицкий) "Поиск предназначения, или Двадцать седьмая теорема этики", вышедший в свет в
Поскольку Хозяин довольно ясно ассоциируется с собирательным образом русских лидеров-патриотов, а Виконт — с интеллигенцией, которая эдак вежливо, но весьма ехидно похихикивает над такими лидерами, то трактовка романа кажется довольно однозначной. Это обращение к русским политикам-харизматикам: вы думали, что созданы для великих свершений и достижений, что вам благоволят высшие силы, а на самом деле нужны вы, дорогие мои, только как служебные придатки к настоящим интеллигентам и сверхлюдям. Тем самым, которые собирательно изображены в образе Виконта.
Если взглянуть на фильм Алексея Учителя "Космос как предчувствие" под тем же углом зрения, только развернутым на сто восемьдесят градусов, то все в этой киноленте, с моей точки зрения, встает на свои места.
В образе Германа собрано все антисоветское, что могло быть в рядовом советском человек. Это, как сказали бы чуть позже, диссидент, бывший политический зэк, ученик еще более матерого политического зэка, владелец транзисторного приемника, ловящего иностранные радиостанции (чуть позже будут говорить: "голоса"), контрабандист и фарцовщик. Наконец, он в совершенстве владеет техникой секса (если кто подзабыл, которого "в Советском Союзе не было"). Герман появляется в самом начале фильма, и, несмотря на некоторую загадочность и притягательную мужскую силу, он сразу эмоционально отчеркивается автором фильма не только как чуждый персонаж, но и как персонаж отрицательный, отталкивающий. "Глаза у него нехорошие" — говорит одна из двух сестер-официанток, которым предстоит сыграть в судьбе героев немалую роль.
За Германом внимательно следит местный гэбист, который даже вербует Конька, чтобы тот тоже за ним приглядывал. С ним рядом постоянно оказываются холодные и безликие дружинники, олицетворяющие недремлющее око власти, и главному герою, Коньку, достается от этих самых дружинников только в связи с тем, что тот оказывается рядом с Германом. Между тем, как выясняется впоследствии, Герман готовится к побегу из Советского Союза. По логике вещей, такой человек должен поколебать все мировоззрение простых советских людей, привить им совсем другие ценности, заставить понять, что их жизнь бессмысленна и пуста по сравнению с тем, слабым отблеском чего является сам Герман. Поначалу кажется, что это и происходит, но на поверку выясняется, что все, что несет Герман, совершенно чуждо окружающим его людям. Ничего из диссидентского, западного, интеллигентского среди них не приживается. Все это оказывается незначимым и ненужным.
Да, Герман меняет многое в жизни Конька и сестер, но только совсем не так, как должен был бы. Действительно, он заинтриговывает своим заграничным транзисторным радиоприемником Конька, но разве понимает Конек смысл слов, которые отчетливо доносятся из радиоприемника: "… Soviet people are still living like slaves" ("советские люди все еще живут как рабы")? Нет, но зато безошибочно и точно имитирует чужую речь, проявляя свой талант к языкам, который, если верить пророчеству жены Конька, поможет сделать ему карьеру дипломата. Герман соблазняет девушку Конька, одну из сестер, и тем самым прекращает их связь. Женой Конька становится вторая сестра, как выясняется по ходу фильма, более умная, целеустремленная, имеющая о жизни целостное представление, граничащее с мистическим откровением, которая только и ждет случая оказаться рядом с Коньком. По ее собственным словам, она всегда знала, что его женой станет именно она, а не сестра, и для этого нужен лишь подходящий случай, нужное событие. И они происходят: после связи с Германом прежняя связь Конька и ее сестры невозможна. Герман сделал полдела: он убрал от Конька глуповатую женщину, расчистив дорогу для женщины умной и пробивной, которая готова посвятить себя карьере мужа. Дальше нужно только подождать случая, и он будет предоставлен высшими силами.
Но соблазненная Германом сестра, что испытывает она? После бурной ночи с "настоящим мужчиной" открылось ли для нее нечто настоящее, женское, поняла ли она, насколько бездарны в любви советские мужики? Нет. Проснувшись утром, она плачет. Она подавлена и растеряна. Она в подробностях рассказывает Коньку о том, как ее соблазнил Герман: и про секретный поцелуй в шею, и про французскую любовь. Вот только никакое это не откровение. Сравните, дорогие читатели, оргазм главной героини отечественной ленты "Зависть богов, или Последнее танго в Москве" с той растерянностью, которую испытывает героиня фильма "Космос как предчувствие"! Для первой это почти катарсис, понимание того, чего она всю свою жизнь была лишена, для второй — приговор себе: "Теперь я плохая стала". Автор идет дальше и ясно дает понять зрителю, что всеми этими глупостями вроде сексуальной техники настоящих советских не собьешь с толку. Конек, в точности таким же секретным поцелуем в шею пытается разнообразить любовные игры со второй сестрой, своей будущей женой. Но той от этого только щекотно и смешно. Ей этого не нужно. Она и так понимает, что Конек — ее мужчина, что ей надо быть рядом с ним, и что она с ним будет счастлива и сделает счастливым его. Без французской любви, но зато по-настоящему и до самой смерти.
Наконец, перед самым побегом Герман ночью ведет откровенный разговор с Коньком. Этот разговор должен был бы окончательно заставить прозреть Конька так, как прозрел когда-то Герман. Герман не может спать, в его глазах стоят слезы. Видно, что история его учителя, политического заключенного ("Всё от него"), сделавшего неудачную попытку побега из лагеря, значит очень многое для Германа, и он уходит, подчиняясь, как он думает, моральному долгу перед своим учителем. Но меняет ли что-либо в мировоззрении Конька эмоциональная мужская исповедь Германа? Ровным счетом ничего. Конек успокаивает приятеля, выслушивает его, на следующее утро делает все, чтобы гэбист не помешал Герману уплыть в море за американским кораблем. Но сам Конек не с ним, ему предстоит другая судьба и другая жизнь, в которой исповедь политического зэка — не более, чем повод лишний раз подумать, какие странные у людей бывают мысли.
Конька явно ведут высшие силы. Его предназначение ждет его, и случайностей быть не может. Дважды его велосипед переворачивается, налетая колесом на один и тот же камень. Первый раз, когда это происходит, он видит советский спутник, летящий по звездному небу. Второй раз он везет сестру своей бывшей возлюбленной, и падение соединяет их. Все складывается так, как должно.
Герман же уплывает в холодное море за исчезающим в тумане американским кораблем. Его ожидает или смерть в холодной воде, или — нам ли сейчас этого не понимать! — мытье посуды в каком-нибудь ресторанчике до конца дней. И все-таки у Германа есть свое предназначение, и он оставляет яркий след в уме и душе главного героя. Но предназначение это совсем другое. По-настоящему значимым человеком, он стал для Конька не в силу вражеских голосов из транзистора, не из-за искусства любви и не из-за сведения о западных свободах, а из-за того, что Герман сообщает ему о том, что человек полетит в космос. В переполненном трамвае он говорит Коньку, что, раз запустили спутник, то потом запустят зверюшку какую-нибудь ("Кошку, собаку, обезьяну…"), а потом и человека. "И так будет, будет!" — кричит Герман. С этого момента Конек включился раз и навсегда в какую-то иную историю, его credo станет прорыв в космос. Вся окружающая жизнь приобретет для него особый смысл, потому что эта жизнь ведет к космическому прорыву. Он даже по наивности уверен, что Герман не за свободой и красивой жизнью плывет, он думает, что это тоже как-то связано с космосом. Потому что не может не быть связано!
Совершенно непонятно, откуда Герман узнал о готовящихся шагах человечества в космос. Ведь действительно именно в это время американцы готовили к полету своего шимпанзе, а Советский Союз — Белку и Стрелку. Но это была секретная информация. Как она оказалась доступной Герману? От какого-нибудь ученого, посаженного в лагерь по политической статье? От моряка иностранного судна? Все это, впрочем, не имеет принципиального значения — важно, что Герман сказал об этом Коньку и тем самым изменил его жизнь.
Конек, увлекаемый в бурную большую жизнь своей женой, едет в поезде в Москву и встречает Гагарина. И, стоит им остаться наедине, он спрашивает попутчика, скоро ли тот полетит в космос, "Когда полетим? … Когда в ракету и к звездам?". Гагарин улыбается, он ничего еще не знает о предстоящей ему судьбе, он только едет по разнарядке в Буранск вступать в засекреченный отряд космонавтов.
— Предсказание Циолковского? — спрашивает Гагарин.
— Нет, Германа, — воодушевленно отвечает Конек.
— Не знаю такого ученого, — на секунду задумавшись, отвечает Гагарин, продолжая улыбаться так, как улыбался только один человек на планете.
— Он не ученый, — вздыхает Конек, — но уже полетел… Ну а ты когда?
Конек мистическим образом знает, что его спутник Юра полетит в космос. Прощаясь, он по-русски снаряжает его в дорожку пирожками-яблочками и обращает внимание будущего первого космонавта планеты на развязанный правый шнурок на ботинке. "Всегда развязывается, — жалуется парень, который через несколько лет сделает первый шаг к звездам, — и всегда правый".
И сразу же нам показывают фрагмент знаменитой кинохроники: по красной ковровой дорожке идет знакомый всему миру человек, и шнурок на его правом ботинке развязан. Он идет докладывать руководству страны о первом успешном полете человека в космос и о том, что готов к новым свершениям. Фоном, помимо советского радио, звучат и западные радиостанции. Где теперь их критика советского строя, где теперь их слова о рабах? Они все теперь говорят только об одном, о том, что русские прорвались в космос. В толпе встречающих Гагарина в Москве людей стоит Конек, он выбегает к кортежу и дарит Гагарину цветы. Все правильно. Все так, как должно было быть. Все так, как не могло не случиться. У каждого свое предназначение.
Очень изящную и верную историю рассказал нам Алексей Учитель, безусловно, очень субъективную, но тем более интересную и яркую. Давайте вспомним еще раз роман "Поиск предназначения". В рассматриваемом нами фильме использована та же самая сюжетная конструкция, что и первом романе Витицкого, только с точностью до наоборот. Интеллигентщина, диссида, фарца, антисоветчина и проч.! Вы думали, что ваше предназначение в просвещении нашего народа? Вы думали, что надлежит вам привить нам западные ценности, рассказать о красивой жизни за морем, научить настоящей любви и свободе, как вы ее понимаете? Как бы не так! Предназначение ваше иное, и носит оно служебный, технический характер. Вашей исторической миссией было шепнуть на ухо русскому медведю одно слово: "КОСМОС". И все. Теперь вы можете уходить и не мешать нам более. Погибайте в холодных водах или мойте посуду в Нью-Йорке — нам уже все равно. Спасибо, конечно, за подсказку, но вот стоит на трибуне Юрий Гагарин и улыбается, и за улыбку эту мы готовы отдать вам оптом и улыбку Мерелин Монро, и улыбку Моны Лизы, и все, что есть в вашем не-нашем мире такого, отчего вы почему-то плачете и не спите по ночам. А нам — "не нужен берег турецкий", как поется в известной песне, сопровождающей финальные титры к фильму. Вот такое предназначение. Во всяком случае, так полагает Учитель.
***
Насколько много в таком полагании исторической правды — вопрос весьма спорный. Ибо, например, сначала был космос, а уже потом та же диссида. Да и какие такие антисоветчики, а тем более, фарцовщики, подсказали русским героям, что надо в космос? Это уж совершенно непонятно и даже невероятно. Все это приходится оставить на совести автора киноленты и… Вашего покорного слуги, интерпретатора. Однако стоит отметить, что художественная правда безусловно на стороне поведанной нам истории о разных предназначениях. И в этом самая соль загадки и, я бы даже сказал, предназначения самого этого художественного проекта.
Ведь фильм "Космос как предчувствие" не может быть просто историей о конце пятидесятых–начале шестидесятых годов. Он снят для нас теперешних. И повествует он о настоящем, о том, что происходит с нами сейчас. Всякий, кто испытал после просмотра этой киноленты ощущение сродни глотку свежего воздуха, должен, как мне кажется, задуматься, почему именно такое, противное всякой исторической правде и в чем-то даже логики, осмысление роли великого народа, с одной стороны, и его "просветителей", с другой, обретает такую целостность и правдивость в наших глазах. Вряд ли здесь дело просто в том, что время мифов в стиле "Поиска предназначения" прошло. Для констатации этого факта, если бы уж Учителю этого очень захотелось, достаточно было всего лишь насмешки над мировоззрением девяностых или над мифотворчеством С. Витицкого. Для этого не потребовалось бы такого пронзительного вертикального контр-мифа, который, по моему мнению, был выдан на свет Божий совсем по другим причинам и служит совсем другим целям. Не в том ли состоит не по-плебейски понятый соцзаказ на данное произведение, что у растерянного, во многом обманутого и застывшего в нерешительности у плохо видной в сорной траве развилки народа нашего просто не может не быть, не должно не быть вертикальной цели и космического во всех смыслах этого слова предназначения? Не потому ли нам требуется "Поиск предназначения" наоборот, что сами мы пока не в состоянии избавится от связавшего нам ноги и руки негативного опыта 1990-х и спокойно и уверенно, пусть с развязанным шнурком, но зато с той же улыбкой двинуться к тому, что мы можем и должны сделать в новом веке? Нам всем очень должно захотеться, чтобы Юрий Гагарин, этот наш самый главный парень двадцатого века, стал нашим воспоминанием о будущем, а преследовавшие нас в девяностых разочарования и недоброжелатели раз и навсегда остались в прошлом.
