По материалам семинара АПН-ИНС 30 июня 2005 г. "Цена "казахстанского вопроса" для России".
Я хочу вернуться к тому, о чем уже говорилось в самом начале "круглого стола" и отметить уже обсуждавшийся удивительный парадокс российской политики. На первое место ставится СНГ — без СНГ никуда! — и в то же время никаких внятных проектов для СНГ у России нет. Наши посольства обнаруживают практически полную недееспособность и зашоренность. Эта зашоренность посольств, особенно очевидная в критические моменты, говорит только об одном: у нас нет ясного политического видения и понимания этого пространства.
Для нас СНГ — это какой-то дурной советский остаток, зацикленный на Россию. И даже Прибалтика то же самое, только хуже и бестолковей. Мы даже не пытаемся поставить вопрос о том, какую роль играют эти страны в сегодняшнем — постбиполярном — мире, в unimultipolar world, как назвал его Хантингтон. А в ответ на такое провинциальное видение, практикуемое российскими политиками, получаем местечковые видения постсоветских стран как малых пространств, балансирующих между различными центрами силы.
На мой взгляд, и тот, и другой подход одинаково тупиковы. Мы сознательно оползаем в провинциальность, она проявляется и в столь охотной болтовне о России как региональной державе и в постоянной отсылке к ситуации СССР. В ряде работ, начиная с 1999 г., я пытаюсь отстоять другое видение современного мира. Я рассматриваю постсоветские страны кроме России, включая даже и Прибалтику, прежде всего как части огромного целостного территориального пояса, протянувшегося от Финляндии пока что до границ Китая и разделяющего крупнейшие силовые и цивилизационные центры Евроазии. Пояса, куда входит Восточная Европа, куда входит Кавказ, включая даже и российский Северный Кавказ, куда входит новая постсоветская Центральная Азия.
На Западе выдвигались многие экзотические модели, типа модели Бжезинского из его "Великой шахматной доски". Но на самом деле американская администрация, и особенно нынешняя республиканская, всё отчетливее пытается действовать в рамках выстраивания этого пояса как контролируемой целостности, позволяющей в сочетании с морской мощью обуздывать крупнейшие центры силы в Евроазии, примыкающие к океану. Что это за центры? Это Россия, Индия, мусульманский мир плюс Иран, а также Китай. Собственно, эту игру начали не республиканцы, начали еще демократы и их друзья европейцы с ГУУАМом. Прилегающие к океанским побережьям центры оказываются как бы сдавленными между контролем со стороны великого континентального пояса и контролем со стороны океана.
Надо ломать старые геополитические формулы. Если в начале XX в. толковали, что контролировать Россию значит контролировать Хартлэнд, а контролировать Хартлэнд значит контролировать мир, то сейчас можно сказать иначе. Кто контролирует Восточную Европу, тот имеет, с одной стороны, выход на Кавказ. Кто держит руку на пульсе Турции, тот имеет второй выход на Кавказ. Кто контролирует Кавказ, перебрасывает мост в новую Центральную Азию. Кто контролирует новую Центральную Азию — имеет возможность давить на Россию в ее сибирском транспортном средоточии. Имеет возможность давить на Индию со стороны Кашмира. Давить на Иран со стороны его Тюркских северных провинций. Давить на Китай со стороны Синьцзян-Уйгурского района, со стороны Тибета и даже внутренней Монголии. Имеет возможность разворачивать великий пояс через старую Центральную Азию навстречу американским базам на корейском полуострове.
Я утверждаю в данном случае, что Казахстан должен рассматриваться не как малое государство, балансирующее между разными "центрами сил", а как одно из ключевых и фундаментальных звеньев великого территориального пояса, несущей конструкции современного мира. Во многом от судьбы этого звена зависит, будет ли этот пояс тем, чем он был в веках — поясом, разделяющим и связывающим цивилизации Евроазии, или же он окажется частью новой структуры, замкнутой на Евроатлантику и позволяющей евроатлантическим структурам контролировать Евроазию изнутри, приплюснув их к океанской кайме. Вот о чем на самом деле сейчас идет речь.
А еще я скажу следующее. Здесь уже говорилось о том, что события в Киргизии потрясли китайцев. Совершенно правильно — потому что естественным продолжением великого пояса по стыку России и Китая являются территории, населенные тюркскими и монгольскими народами, и отчасти — тибетцами. Иначе говоря, продвижение "бархатных революций" в Центральную Азию явилась попыткой большого наезда на Китай, обусловленной стремлением разделаться с этой поднимающейся сверхдержавой посредством дестабилизации ее северных территорий.
В связи с этим я говорю о том, что мы неправильно ставили вопросы так называемого цивилизационного диалога. Наши патриоты талдычили о союзе с Китаем, с Индией, с Ираном, как о союзе цивилизаций, которые таким образом противостояли бы американскому глобальному центру. То есть ставили вопрос об этом непрактично, идеалистично, неинтересно для всех участвующих сторон. На самом деле, этот вопрос должен ставиться иначе — как вопрос великого пояса, его будущего и его судьбы. Еще в 2001 году после 11 сентября я говорил о том, что полным безумием было позволять американцам вклиниваться в Среднюю Азию. Естественным ответом на теракт должно было стать только создание восьмерки: российско-иранско-китайской тройки с привлечением 5 крупнейших государств Центральной Азии, которые закрыли бы это пространство для прорывов афганского экстремизма и обеспечили бы поставку всех нужных средств Северному альянсу, чтобы ни в коем случае не допустить сюда американцев. А что мы сделали — известно.
Но я должен сказать, что ситуация сейчас наконец-то благоприятна. И вот почему. Надламывается Узбекистан. Хорошо ли это? На протяжении многих лет Узбекистан и Казахстан выступали как конкурирующие "центры силы", а Киргизия колебалась между ними. Причем Узбекистан сознательно шел по пути отталкивания от всех евроазиатских "центров силы" и проводил политику завязки на США и на евроатлантические структуры. Сейчас его отблагодарили хорошо. И Узбекистан отказывается от этой своей ориентации, перестает быть, если угодно, агентом евроатлантической сборки великого пояса. Это момент фундаментальный, и злорадствовать здесь нечего. Я бы напомнил, что Каримов еще до андижанских событий сделал ставку на выход из ГУАМа (теперь уже с одним У). И он уже три года назад признал интересы России на юге новой Центральной Азии и сейчас добивается конструктивного участия своей страны в шанхайской организации, фактически идя навстречу иранцам, которые стремятся туда же, и с которыми он так долго не хотел иметь дело.
Этот момент нельзя упускать. Сейчас киргизы и узбеки вместе требуют вывода американских баз, заявляя, что после свободных выборов в Афганистане американцам на этой территории нечего делать. Американцы отвечают, что без этих баз контролировать Афганистан они пока не в состоянии. Таким образом, если эти базы оказываются выведены, Узбекистан получает роль юго-восточного стража новой Центральной Азии, но уже без американцев. Необходимую опору ему смогут представить только китайские и российские контингенты. На этом фоне заявка Ирана на присоединение к шанхайской группировке стоит многого. Что теперь американцам проламываться со стороны океана через Иран на ту часть великого пояса, откуда им уже предлагают убираться? На протяжении прошлого десятилетия великий пояс пытались собирать как несущую конструкцию мирового порядка против и помимо России, а вот теперь он собирается в таком качестве при ее участии просто сообразно с логикой unimultipolar world. Так что американцам придется работать с этой логикой, а не стоить ее под себя. И нам, и китайцам нужно будет работать с этой логикой.
Коллеги, новая Центральная Азия — центральная не сама по себе, а потому что на ней замкнулись напряжения всего великого пояса Евроазии. Парадокс сегодняшней политики в том, что геополитические фигуры этого пояса — это крупнейшие фигуры мировой политики, а мы привычно воспринимаем их через провинциальную толчею мелкотравчатых сделок ("региональная держава", "болтание между центрами силы" и т.д.). Великий пояс — школа политиков XXI века. Лидеры, которые сумеют воспринять судьбу своих стран в категориях структуры этого пояса, — это люди, которыми во многом определится политика грядущего столетия. На мой взгляд, главное — это развитие совместных российско-иранско-китайских проектов на территории государств Центральной Азии с теснейшим привлечением местных режимов в качестве полноправных партнеров. Прежде всего — транспортных проектов, замороженных в последнее пятилетие. Но также и газовых, хлопоковых, машиностроительных проектов. Обращу внимание на серьезные работы Сергея Панарина относительно огромных резервов центрально-азиатской рабочей силы для России.
Что несколько огорчило меня на сегодняшнем заседании — это некоторая робость представителей казахстанской оппозиции перед открывающимися перспективами. Надо сказать, в текстах Назарбаева мне приходилось сталкиваться с большей точностью и глубиной оценок. Однако у оппозиции есть время учиться и входить в ситуацию. И от России здесь зависит очень многое. Для нее Казахстан должен являться центральной частью великого пояса, связующего и разделяющего выходящие на него цивилизации, а не средством внешнего контроля над ними. И от самой России зависит, сумеет ли она занять наиболее выгодную сделочную позицию по отношению к своим партнерам в рамках этого процесса.
