Результаты голосований по проекту Европейской Конституции во Франции и Нидерландах обнажили внутреннюю противоречивость и отсутствие подлинного фундамента всей так называемой европейской стройки. В современной Европе разные силы строят "европейский дом" по принципиально различным чертежам.
Прошедший 16–17 июня с.г. саммит Евросоюза в Брюсселе продемонстрировал еще более мрачную — разумеется, с точки зрения самой этой организации — картину. Завершая саммит, Премьер-министр Люксембурга констатировал его полный провал. Помимо вопроса о Конституции, обнаружились непримиримые разногласия, в частности, по финансовым вопросам и области сельского хозяйства. Бюджет Евросоюза так и не был принят. На самом деле за фактическим распадом этой организации стоит некая глубинная реальность. Какова же она?
Здесь приходится напомнить очевидные вещи. После II мировой войны Европа не могла быть самостоятельной ни при каких условиях. Она могла стать либо частью Великого евразийского континента в целом, либо, напротив, "выдвижной континентальной базой" океанического сверхмогущества Соединенных Штатов и Великобритании. В середине ХХ века объединить Европу и континент в целом можно было тремя путями.
Первый: через континентальную федерацию, началом каковой мог стать пакт Молотова-Риббентропа 1939 года, приведший бы также сначала к сближению, а затем и к глубокой внутренней трансформации обоих режимов — советского коммунистического и германского национал-социалистического.
Второй: через завоевание Советского Союза Германией и выход ее к евразийскому Heartland’y — Центральной Азии и Синцзяню.
Третий: посредством завоевания всей Европы Советской Армией, что было бы на самом деле геополитическим завершением пути "к последнему морю" древних степных империй — от гуннов до монголов.
То обстоятельство, что ни один из трех вариантов не состоялся, явилось великой победой англо-американской цивилизации, победой моря над сушей. Америка первой испытала ядерное оружие — вот, по сути, единственная ее причина. К этой американской победе и восходит так наываемое евроатлантическое строительство, начатое в 1945 г. и направленное против урезанного, но могущественного блока СССР и государств Варшавского Договора. Притом, что дальновидные и ориентированные на традицию европейские политики, прежде всего, генерал де Голль (а также загадочно погибший в авиакатастрофе баварский лидер Франц Йозеф Штраус) стремились к воссоединению Европы с Россией для создания антиамериканской крепости. Но хотя идеологически этот проект был основан на формуле "Европа от Атлантики до Урала", его следует также признать внутренне противоречивым.
Единственным геополитически адекватным проектом была бы "Евросоветская империя от Дублина до Владивостока" (Жан Тириар), объединяющая весь Великий Континент и противостоящая "Западу Запада" — США и Англии. Но тогда эта идея выглядела и в самой Европе как политически маргинальная, притом, что в СССР сходные идеи обсуждались и даже планировались к воплощению в кругах, близких к отстраненному позднее от руководства Генеральным Штабом маршалу Николаю Огаркову (небезынтересно, что приверженцем ее был также ученик Огаркова польский генерал Войцех Ярузельский).
На Западе же объединение Европы с самого начала мыслилось прежде всего в рамках НАТО во главе с США. С определенного момента это стало вызывать сопротивление прежде всего Франции.
"Учредительный Пакт" де Голля и германского канцлера Конрада Аденауэра 1962 г., фактически отвергнутый бундестагом ФРГ, по мысли его творцов должен был создать франко-германский "каролингский полюс", вокруг которого должна была сплотиться Европа как таковая, к которой со временем могла присоединиться и Россия, "если она, — как говорил де Голль, — изменит свою политическую систему". Причем, когда в Германии Аденауэр был заменен ставленником США Людвигом Эрхардом, де Голль не стал дожидаться "изменения политической системы России" и объявил о выходе Франции из военной организации НАТО. Фактически он установил ось Париж-Москва, поддерживая всех союзников СССР в "третьем мире" — от арабских стран до повстанцев Латинской Америки (оставаясь при этом непримиримым противником коммунистической идеологии).
Политика генерала де Голля была первым французским вызовом евроатлантическому единству и попыткой прорыва к единству евразийскому. Вопреки его собственной формуле "от Атлантики до Урала". Приходится признать, что к этому повороту не было вполне готово руководство СССР отчасти по идеологическим (поддержка ФКП) соображениям, но в целом по еще гораздо худшим причинам: после ХХ съезда КПСС советское руководство все более наполнялось скрытой, а порой и открытой проамериканской прослойкой.
Спланированное, как пишет Жан Парвулеско, внешними по отношению к Европе силами антиголлистское восстание мая 1968 года (фактически первая в истории "оранжевая революция") в конце концов достигло главной цели: НАТО и Евросоюз стали развиваться как "пара легких" единого организма — антиконтинентальной наступательной ударной силы Запада. Характерно при этом, что руководство и аппарат Евросоюза формировался в основном из бывших участников событий 1968 года — коммунистов, троцкистов и анархистов, вошедших в партии-члены Социалистического Интернационала. В Европе сложились, по выражению французского писателя и геополитика Жана Парвулеско, "левая суперструктура", за кулисами которой и в ее недрах действовала — и действует — "левая инфраструктура" (такая же ситуация, как считает Парвулеско, существует и в рамках противостоящей им европейской правой). Евроструктуры все более становились управляемыми левыми и поддерживаемыми той частью советского руководства — прежде всего, Международным отделом ЦК КПСС и филиальными академическими институтами — которое стояло на евромарксистских, антисталинистских и пораженческих позициях, в чем партбюрократия смыкалась с дегенеративной интеллигенцией и диссидентами.
Как лично мне в свое время в порыве откровенности говорил один невысокого ранга советский международный клерк, "от детанта зависят наши доходы". Это был 1983 год.
После распада СССР, как считает Жан Парвулеско, на Европу оказалось спроецировано внутреннее противостояние внутри бывшего советского блока — между имперским, великоконтинентальным сталинизмом и интернациональным, в конечном счете, проамериканским, коммунизмом троцкистского происхождения, многие представители которого сами выехали в Европу и вывезли значительную часть партийных денег, вложив их в структуры Социалистического Интернационала. А, следовательно, добавим от себя, и в официальные евроструктуры. Если это действительно так, то становится легко объяснимым стремление как СССР последних лет своего существования, так и постсоветской России, и тем более стран Восточной Европы, в единый "европейский дом" под американским руководством. Однако существовала и существует также и противоположная тенденция: представители бывших советских спецслужб и особенно Вооруженных Сил готовы (по мнению Парвулеско) сомкнуться с европейской правой, причем прежде всего не с официальной "суперструктурой" (официальным голлизмом во Франции или германскими христианскими демократами), а с "геополитическими группами" "последнего голлизма", "голлизма конца". Иными словами, начать подготовку к созданию оси Париж-Берлин-Москва, к которой в дальнейшем присоединятся Дели и Токио. Иными словами, осуществить большой геополитический проект, впервые озвученный Карлом Хаусхоффером, начавший воплощаться в 1939 г. пактом Молотова-Риббентропа и прерванный узконационалистической авантюрой Адольфа Гитлера.
Тем самым складываются две Европы — официальная Европа евроструктур и НАТО с одной стороны и вторая, почти "тайная", Европа. Первая подчеркивает свое происхождение от эпохи Просвещения и т.н. "Великой Французской революции", вторая становится своего рода новой Вандеей. Обе они так слиты и переплетены, что порой невозможно отличить одну от другой: Вандея блестяще выучила язык Революции.
Проект оси Париж-Берлин-Москва, совершенно очевидно антимодернистский и антиатлантический в своей основе, на самом деле озвучивается не только загадочным и "пролупроявленным" Парвулеско, собеседника Отто Скорцени и одновременно героя фильмов Годара (в русский интеллектуальный контекст Парвулеско впервые ввел Александр Дугин), но и в названии и деятельности совершенно официальной и финансово обеспеченной ассоциации под тем же названием ("Париж-Берлин-Москва"), которую возглавляет предельно сдержанно выражающийся в отношении "наших американских друзей" Анри де Гроссувр. Более того, во время агрессии против Ирака 2004 года такая ось — причем на уровне глав государств — почти стала фактом, однако так и не вылилась в полноценный военно-политический союз. Это показывает, что в Европе действительно существует вторая, отличная от официальной, супер- и инфраструктура, готовая в любую минуту заменить нынешнюю и осуществить объединение на совершенно иных началах.
Разумеется, отвержение чертежей "общеевропейского дома" на референдумах во Франции и Нидерландах на внешнем уровне никак не мотивировалось дилеммой "евроатлантизм-евразийство". Тем более, что за Конституцию Евросоюза выступали с одной стороны Президент Жак Ширак, с другой — социалисты, а против — как один из социалистических лидеров Лоран Фабиус, так и некоторые лица из партии Жака Ширака. Но характерно, что против агитировали прежде всего и Национальный Фронт Жан-Мари Ле Пена, и "ультралевые" антиглобалисты во главе с Жозе Бове. "Право-левый союз" против "современного мира" становится характерной чертой не только России, но и Европы. Впрочем, он также оказался проекцией на Европу событий в России после распада СССР. Характерно при этом, что сын генерала де Голля Шарль де Голль-младший является заместителем Председателя Национального Фронта, а не состоит в официальной постголлистской партии Жака Ширака.
Заметим, однако, что одним из основных мотивов отказа французов в доверии Евросоюзу является его расширение на восток. Конечно, для обывателей это просто страх перед конкуренцией со стороны восточноевропейцев, но на уровне дирижирующих процессом элит — особенно закрытых — речь идет о недоверии к позиции Восточной Европы с ее откровенным евроатлантизмом и восприятием Евросоюза исключительно в единстве с НАТО. Напомним: именно страны Восточной Европы, лидером которых фактически является Польша, были наиболее ярыми сторонниками вмешательства США в Югославии, агрессии в Ираке и "цветных революций" на постсоветском пространстве, прежде всего, в Грузии и на Украине. США используют Восточную Европу не только в своей "стратегии анаконды" против России, но и в качестве геостратегической преграды созданию единого континентального пространства, призванного возникнуть в случае создания оси Париж-Берлин-Москва. В стремлении преодолеть свой "европейский комплекс неполноценности" на путях антироссийской, антиевразийской политики, страны Восточной Европы парадоксальным образом оказываются "анти-Европой", причем законченной и последовательной. И если обыватель воспринимает это на бытовом уровне, то в компетентных европейских кругах проблема осознается во всей полноте. И здесь Франция, как и в начале 60-х годов прошлого столетия, правда, не на уровне Президента, а на уровне плебисцитарного волеизъявления, объективно оказывается носителем идеи европейской независимости.
Реакция на события со стороны самого Президента Жака Ширака, убежденного сторонника Евроконституции, воспринявшего их как личное поражение, оказывается в то же время адекватной и глубокомысленной, что свидетельствует — как это неоднократно бывало и ранее — о глубинной двойственности этого политика-"постголлиста", с одной стороны, и о столь же глубинном понимании им истинных причин происшедшего — с другой. На следующий день после референдума Жак Ширак назначил премьер-министром убежденного сторонника оси Париж-Берлин-Москва, русофила Доминика де Вильпена (к характеристике нового премьера добавим, что он представитель древнего аристократического рода и к тому же известный поэт).
Жак Ширак, которому теперь придется, скорее всего, уйти, фактически назначил себе преемника (если, конечно, де Вильпен сумеет одержать победу на выборах), причем он при этом ясно указал, какой должна быть политика Франции. На прямое проведение этой политики сам Ширак, быть может, в силу собственной человеческой слабости и нерешительности, не смог бы отважиться.
Ситуация с Германией, к сожалению, сложнее. После предстоящего, видимо, неизбежного ухода Герхарда Шредера с поста канцлера власть перейдет, скорее всего, в руки христианско-демократической оппозиции. Несмотря на то, что некоторое время ранее ее лидером был глава баварского ХСС, последователь Штрауса и сторонник франко-германского союза в виде федерации Эдмунд Штойбер, предлагавший Жаку Шираку возобновить пакт де Голля-Аденауэра, ныне на это место выходит жительница бывшей ГДР Анджела Меркель. Жительница бывшей ГДР, то есть, Восточной Европы, со всеми вытекающими отсюда последствиями. К тому же, сам блок ХДС-ХСС сегодня возглавляет Вольфганг Шойбле, яростный защитник Михаила Ходорковского. Правда, связи германского бизнеса с Россией столь велики, что в случае распада Евросоюза даже эти люди (Меркель и Шойбле) вряд ли смогут помешать интеграции Германии в проект оси Париж-Берлин-Москва.
На самом деле в связи с кризисом Евросоюза Россия обретает уникальный шанс, и Президент Владимир Путин обязан им в полной мере воспользоваться. Речь идет, с одной стороны, о том, чтобы "забить" на Брюссель и Страсбург, с другой — не только о политическом и экономическом, но и военном сотрудничестве с Парижем и Берлином вне и помимо "партнерства" с НАТО. В перспективе к такому союзу могут присоединиться Иран, Индия, Япония. Тем самым начнет — о конкретных формах пока говорить рано — складываться новый геополитический субъект, способный в силовой трансфигурации сыграть роль бывшего СССР, но на совершенно иной политико-идеологической основе. Способный противостоять обоим главным политическим игрокам нашего времени — США и Китаю. Новая Империя, на самом деле.
