К геоэкономике топливно-энергетического комплекса

В последнее десятилетие экономисты начали понимать, что экономика, и особенно мировая экономика, в колоссальной степени зависит от политики. И в первую очередь это относится к нефтегазовому бизнесу. Нефтегазовый бизнес практически на 90% определяется политикой. В нынешнем технологическом укладе горючие углеводороды остаются почти единственным сырьем для энергетики и для производства и при этом являются классическим ограниченным ресурсом.

Все понимают, что рынок нефти и рынок газа — это олигополия продавца. В общем, пресловутая мировая цена на нефть определяется не на какой-то реальной товарной бирже, где совершались бы все сделки между продавцами и покупателями. Все понимают, что мировая цена на нефть на 80% зависит от открытого монополистического сговора Госдепартамента США с королевской семьей Саудовской Аравии, определяемого политическими соображениями. Остальные 20% мировой цены являются результатом олигопольного сговора всех остальных продавцов, большая часть которых объединена в ОПЕК, пытающихся посредством своего олигопольного сговора повлиять на первый монопольный сговор.

Такая ситуация существует по крайней мере с начала XX в., когда осветительный керосин стал широко заменяться на более дешевые газ и электричество благодаря изобретению ламп Эдисона, а бурное развитие автомобильной промышленности привело к тому, что бензин перестал рассматриваться как побочный продукт перегонки нефти и стал важным топливом, необходимым для автомобильного транспорта. И продолжается по сей день, несмотря на все широковещательные заявления об альтернативных источниках энергии.

Отсюда в нефтяном бизнесе и возникают такие специфические и вряд ли применимые к отраслям, работающим на внутреннем рынке, и к отраслям обрабатывающей промышленности понятия, как "нефтяная дипломатия", "нефтяные войны" и так далее.

При добыче горючих ископаемых все государства используют практически всего две стратегии. Первая стратегия — это добиваться возможности получения достаточных объемов достаточно недорогих горючих ископаемых, которые являются сырьем для энергетики, жилищно-коммунального хозяйства, промышленности и автотранспорта. Она действует как для стран-нефтепроизводителей, так и для стран-нефтепотребителей. Естественно, что страны-нефтепотребители заинтересованы в этом смысле в низких ценах, но и страны-нефтепроизводители заинтересованы в низких ценах для своего внутреннего рынка. Вторая стратегия, свойственная только нефтепроизводителям, — это добиваться высоких цен на нефть, так чтобы вырученную валюту направить на две цели: на приобретение необходимых народному хозяйству импортозамещающих технологий и на обеспечение высокого уровня жизни своих граждан за счет инвестиций во внутренний рынок и социальную сферу. Никаких других позитивных стратегий не существует. Имеется еще одна — слишком хорошо нам знакомая негативная стратегия, о которой будет сказано позже.

Такая ситуация задает бизнесу горючих ископаемых особый менталитет, который, если добыча ведется за границей, можно назвать империалистическим, а если добыча ведется на собственной территории, — патриотическим. Вне зависимости от того, в какой собственности находятся компании, государственной или частной, собственники и топ-менеджмент проявляют чрезвычайно глубокое понимание задач собственного государства и чрезвычайно чувствительны к точке зрения правительства.

В принципе, существуют две модели оформления "государственно-нефтяных отношений", их можно назвать европейской и англо-американской.

Европейская модель, которая в настоящее время распространена не только в Европе, но и в Латинской Америке, на Ближнем Востоке и т.д., предполагает, что топливно-энергетический комплекс находится либо в полной собственности государства, либо государство обладает не менее чем блокирующим пакетом акций в этом бизнесе, а лучше контрольным.

В Соединенных Штатах, Великобритании и Нидерландах нефтяной бизнес формально является частным. В этих странах, особенно в США после знаменитого антимонополистического разделения Standard Oil, поощряют конкуренцию национального бизнеса. Но хотя это бизнес — частный, приносящий своим собственникам большие прибыли и формально не зависящий от государства, англо-американская модель также подразумевает, что бизнес является предельно патриотическим и свою стратегию строит, негласно консультируясь со своим государством. В этом смысле целью любого такого бизнеса является принесение максимальной пользы собственной стране вплоть до откровенно империалистических и колониалистических целей принесения этой пользы независимо от того, какой вред наносится другим странам.

Тэковский бизнес, разумеется, не сводится к политике. Но то, что остается за вычетом политики, довольно трудно в полном смысле слова назвать экономикой. Можно сказать, что нефтегазовый бизнес на 90% — это политика плюс геология. А оставшиеся 10% приходятся на менеджмент и технологии. (И в этом смысле топливно-энергетический сектор напоминает военно-промышленный по стратегическому значению и по пониженной роли собственно экономических соображений, хотя и они играют свою роль.) То есть, кроме переменных политической мощи, обеспечивающей возможности захвата месторождений для их эксплуатации, второй базовой переменной, определяющей этот бизнес, является просто ограниченность запасов.

И поэтому главным фактором частичного преодоления ограниченности является разведка новых месторождений, которая по сути и является тем, что понимается под производством запасов. Хотя, если верна господствующая сегодня теория происхождения нефти, запасы нефти ограничены, и по мере исчерпания существующих запасов последующие запасы становятся все более трудными для добычи и эксплуатации. Поэтому под "геологией" тут следует понимать не только собственно разведку, но и дифференциальное описание запасов, которое и определяет методы их эксплуатации.

Что касается технологии и менеджмента, то здесь надо отметить, что при добыче и эксплуатации горючих ископаемых используются сравнительно простые технологии и сравнительно простой менеджмент. В общем, современные методы добычи, современное оборудование, используемое при добыче, являются классическим примером средних технологий. Это сопоставимо с производством танков, если не с производством винтовок.

Пока самой сложной технологией добычи являются всего лишь платформы — сложный продукт инженерной мысли, но не более сложный, чем современные мосты. Можно сказать, что платформа является аналогом очень большого гражданского судна. А собственно используемое оборудование, т.е. насосы и трубы, тоже не отнесешь к высоким технологиям.

Практически на сегодняшний день высокие технологии используются в этом бизнесе только в сфере информатизации. Здесь имеется в виду просто применение компьютеров, которые используются не только для планирования, разведки, геофизического моделирования и конторской работы, но еще и как датчики. Как правило, это датчики количества и состояния, но есть еще и датчики, использующиеся при передовых методах, о которых будет сказано позже.

Этот бизнес подразумевает и достаточно простой менеджмент, достаточно простую структуру работ и достаточно простые категории работников. Скажем, на куст добывающих бригад приходится ремонтная бригада и геологическая и геофизическая группы.

Нефтяной бизнес в России устроен не так, как во всем мире. В основном он является частным, что на первый взгляд может показаться копированием англо-американской модели, правда не современной, а такой, какая существовала в США в конце XIX в. Это можно выразить следующей формулой: импорт американской модели вертикально интегрированного холдинга без импорта соответствующей политической и управленческой культуры.

В результате в России почти полностью отсутствует контроль государства над нефтяным бизнесом. В самом лучшем случае владельцы крупных нефтяных компаний рассматривают свой бизнес через оптику модели мелкого семейного предприятия, а обычно — как среду для личного обогащения в духе "золотой лихорадки". Из этого, в сущности социально-психологического, а не социально-экономического феномена, проистекают все недостатки и негативные формы деятельности российских нефтяных компаний. Даже в сравнении с разгулом хищнического капитализма в Америке в конце XIX в. у нас имеются важные отличия в худшую сторону.

Во-первых, частные компании в других странах всегда должны были сами вести разведку, создавать инфраструктуру транспортировки, устанавливать добывающее оборудование и пр. В России компании пришли на все готовое.

Во-вторых, Ельцин в свое время заключил с избранными людьми, сумевшими близко к нему подойти, особую преступную сделку. За обещание финансовой поддержки на президентских выборах он раздал им практически бесплатно всю нефтяную инфраструктуру и установил такие налоги, что львиную долю прибыли эти люди могли забирать себе. При этом финансовая поддержка, которую они ему оказали, составляла десятитысячные доли от розданной собственности.

В-третьих, новые собственники совершили сотни убийств конкурентов и чиновников, так или иначе препятствовавших незаконным приобретениям (незаконность имела место не только в самом определяющем решении Ельцина, но и на каждом этапе конкретного претворения этого решения в жизнь).

В-четвертых, в государственных органах (министерствах, ведомствах, контрольных комиссиях), которые, казалось бы, должны осуществлять контроль над частными компаниями, ключевые должности занимают руководители этих самых компаний, что просто по факту является коррупционным сращиванием. В этих ведомствах разрабатывается определенная позиция по ключевым вопросам стратегии развития нефтяной отрасли России, которую по существу навязывают ставленники "ЛУКойла", "Сургутнефтегаза", ЮКОСа и других компаний. В результате не только наносится прямой экономический ущерб стране, но и ставится под угрозу ее геоэкономическая безопасность.

В-пятых, Ельцин разрешил всем этим компаниям создать офшорные сети, во много раз уменьшающие суммы налогов, поступающих российскому государству и подкармливающие офшорные зоны. Это позволяет владельцам нефтяных компаний присваивать еще большую долю природной ренты. Уход от налогов осуществляется, как правило, в три этапа. На первом этапе вертикально интегрированные нефтяные компании закупают у своих аффилированных нефтедобывающих компаний сырую нефть по трансфертным ценам, в 5–10 раз меньшим, чем рыночные. На втором этапе вертикально интегрированные нефтяные компании (а также "Газпром") продают при экспортных сделках сырую нефть (и газ) своим аффилированным офшорным компаниям по ценам значительно ниже мировых. На третьем этапе эти офшорные компании перепродают сырье зарубежным покупателям по равновесным ценам.

Уменьшению налоговой базы способствует и система налогообложения, которая по ставкам налога на прибыль приравнивает добывающие компании к высокотехнологичным. Как указывает глава "Роснефти" Богданчиков, и внутри нефтяной отрасли "нет разумной дифференциации. Почему-то взимаются одинаковые налоги как с новых, так и со старых, истощенных месторождений. Кроме миллиардных потерь для госбюджета плоская шкала налогов провоцирует хищническую разработку месторождений. Ведь никто бы не стал рвать новые залежи быстрыми темпами отбора, если бы знал, что 80% полученного таким способом дохода уйдет в бюджет". Налог на добычу полезных ископаемых хотя и предусматривает некоторое снижение налогов при истощении месторождений, но его доля в общей сумме налоговых платежей столь мала (так как он в настоящее время невелик и является одновременно роялти за пользование недрами и налогом на восстановление минерально-сырьевой базы), что это практически ничего не меняет.

В-шестых, частные нефтяные компании практически не ведут геологоразведку. Только государственная компания "Роснефть" ведет большие геолого-геофизические изыскания, в том числе в тяжелых климатических условиях на шельфе о. Сахалин.

Вдобавок ко всему этому компании, чувствуя себя временщиками, ведут хищническую эксплуатацию месторождений и практически ничего не инвестируют в современные методы добычи, такие как: ремонтно-изоляционные работы в скважине (например, отсечение пластовой воды специальными химическими реагентами либо цементирование), последующие дострелы интервала перфорации нефтяного пласта (в некоторых случаях на солянокислотной основе), горизонтальное бурение с полным расчетом для дальнейшей безаварийной проходки ствола скважины, гидроразрыв пласта (но не на первичной стадии эксплуатации, когда можно посадить пластовое давление, а как на Западе, по мировой технологии, в конце периода эксплуатации скважины) и т.п. Довольно мало они вкладываются и в развитие нефтепереработки и нефтехимии.

Наибольшую часть прибыли они вывозят за рубеж, инвестируя в конкурентов и врагов России и приобретая предметы роскоши. А сейчас с подачи Абрамовича у них, кажется, возникает новая мода — за наш счет устанавливать контроль над некоторыми сферами иностранного спортивного бизнеса. Некоторые компании, такие, как ЮКОС, занимаются скупкой лицензий на российские месторождения, чтобы потом продать их во много раз дороже иностранным покупателям.

Все частные российские нефтяные компании, в отличие от зарубежных, продают сырье, кому они хотят, и по тем ценам, по каким хотят, т.е. без каких-либо консультаций с государством. По собственному произволу они постоянно отказываются от строительства нефтеперерабатывающих заводов, желая получить деньги немедленно, без дополнительного производственного цикла. Они также отказываются вкладываться в модернизацию существующих НПЗ, которая позволила бы поставлять продукты переработки не только на внутренний рынок, но и на экспорт. В результате теряются огромные прибыли и соответствующие налоговые поступления, а также большое число потенциальных рабочих мест.

Практически все нефтяные компании, в том числе и со значительной долей государственной собственности, позволяют себе огромные нецелевые расходования средств, такие как вкладывание капиталов в офшоры, строительство офисов и жилья в различных городах России для себя, своих родственников, управленческой верхушки компаний и т.п., и государство их никак за это не наказывает.

Все компании информационно закрыты, предоставляют искаженную статистику. Даже в отчетах Счетной палаты основные цифры не выкладываются в открытый доступ. Сами нефтяные компании постоянно ссылаются на коммерческую тайну и предоставляют значительно меньше информации, чем зарубежные компании. Поэтому общество отсечено даже от пассивного контроля над этим бизнесом. Газеты, журналы, интернет-сайты, выставки выступают как реальные агенты влияния компаний. Поэтому аналитикам приходится пользоваться экспертными оценками, анонимными интервью и т.д.

На этом фоне закрытости и дезинформации особенно комичны постоянные заклинания либеральных журналистов, в том числе и тех, которые не получают зарплату в нефтяных компаниях, о прозрачности бизнеса этих компаний и его особой эффективности на основе передовых технологий менеджмента. Воровство, конечно, в узких временных рамках более эффективно, чем любая технология управления, но его древность все же не позволяет назвать его "передовым".

В результате всего этого в Российской Федерации наиболее чистым образом воплотилась в жизнь негативная государственная (а правильнее было бы сказать, антигосударственная) стратегия нефтедобычи.

От нефтяного бизнеса в российской экономике, к сожалению, зависит очень многое. Такое положение дел сложилось, самое позднее, после арабо-израильской войны 1973 г. и, вероятно, продлится как минимум еще лет двадцать пять. И в позднесоветское время, и сейчас страна, как любили говорить в годы перестройки демократические публицисты, "сидит на нефтяной игле". Сейчас она сидит на ней еще основательнее, — и прежние демократы не говорят об этом вообще.

Добываемую нефть в принципе можно продавать только на внутреннем рынке, но это требует смены политического режима и переориентации на автаркический путь развития. Мы не будем обсуждать здесь возможные плюсы и минусы такой переориентации, так как считаем такое развитие событий для России маловероятным на ближайшие десятилетия. Поэтому присмотримся к тому, в каком международном положении находится Россия в свете ее нефтяного бизнеса.

Российская экономика зависит в первую очередь от продаж нефти в Европу. Европейские страны также зависят от российской нефти. В каком-то отношении их зависимость сильнее, чем наша, так как стран-покупателей больше, чем стран-продавцов нефти. Но тут нужно учитывать, что теперь почти все европейские страны входят в Евросоюз и им при некоторых обстоятельствах проще организовать бойкот российской нефти, чем прежде.

Благоприятным для нас является то, что мировая экономика противится развитию атомной энергетики, не развивает по объемам угольную энергетику и одновременно хочет потреблять все больше и больше углеводородного сырья.

Тем не менее следует уменьшать свою зависимость от покупателей из одного региона. Ведь России угрожает не только бойкот со стороны европейцев, в случае если российское руководство перейдет за те политические рамки, которые пытаются предписать России европейские страны. В Европе в ближайшие десять-пятнадцать лет возможен, и даже вполне предсказуем, тяжелый экономический кризис, определяющийся уже хотя бы переходными процессами интеграции в Евросоюз большого количества новых членов. А большой кризис в Европе неминуемо вызовет снижение там спроса на российскую нефть.

В отношении европейских покупателей от российского руководства не требуется предпринимать чего-то экстраординарного. Во-первых, нужно просто обеспечивать соблюдение договоров и соглашений, в частности не допускать перебоев в поставках. Скажем, если крупные частные российские компании попытаются вести свою игру, сильно вредящую государственным интересам, то им надо будет дать быстрый укорот. Во-вторых, следует также развивать инфраструктуру транспортировки сырья, чтобы застраховаться на случай политических конфликтов с соседями.

В политике диверсификации покупателей бывшие советские республики играют сравнительно незначительную роль. Во-первых, они не очень ценные покупатели, так как покупают сравнительно мало и по более низким ценам. Во-вторых, ни одна из них не является эксклюзивным каналом транспортировки, а попытка заблокировать поставки встретила бы жесткую реакцию не только со стороны России, но и, в еще большей мере, со стороны европейских потребителей нефти.

Более интересен вопрос о конкуренции бывших советских республик как продавцов нефти. К счастью, ресурсы их также не слишком велики, так как если бы они были больше, то использовались бы не в согласовании с Россией, а в строгом противодействии ей. В этом убеждают реально практикуемые вызывающие, демонстративно-провокационные действия и поставщиков сырья, т.е. Туркмении, Азербайджана и Казахстана, и транзитных стран, т.е. Грузии и Украины.

Реальными ресурсами располагает только Казахстан. Сами по себе они также не слишком велики, но существенно то, что при ожидаемом росте потребностей Китая в поставках нефти и газа Казахстан стремится отобрать у России часть китайского рынка.

Крупные потенциальные покупатели российской нефти имеются на Дальнем Востоке и в Юго-Восточной Азии. В первую очередь это, конечно, Китай и Япония. Но не стоит сбрасывать со счетов и "драконов". Это делает актуальными проекты строительства топливопроводов на Дальний Восток. В свете необходимости увеличения числа покупателей российскому руководству следует поддержать строительство именно нефтепровода "Ангарск — Находка", а не "Ангарск — Дацин". Полностью беспроигрышной стратегии в таких крупных проектах быть не может, но связанный с ними финансовый риск Россия вполне может себе позволить даже сейчас.

Особняком стоит вопрос о возможных поставках сырья в Соединенные Штаты. Как мы указывали в первой части, актуальные мировые цены на нефть определяются в первую очередь сговором между администрацией Соединенных Штатов и королевским домом Саудовской Аравии. Но влияние этого сговора не безгранично: он просто держит цены на некотором возможном при нынешнем экономико-политическом раскладе сил минимуме. Сам же этот минимум сильнее всего определяется спросом на нефть и газ американских потребителей. Как показано в статье братьев Денисовых, этот спрос в ближайшие десятилетия, скорее всего, будет только расти, что должно сопровождаться и ростом мировых цен на нефть и газ, хотя при этом возможны и сравнительно кратковременные колебания.

Политика России в отношении продажи углеводородного сырья влияет на этот процесс незначительно, так как мы не являемся ни значимым поставщиком сырья в США, ни эксклюзивным поставщиком сырья на мировой рынок. Но навредить себе, разумеется, можно всегда. Например, можно было бы обеспечить крупные поставки сырья в США с повышенными собственными транспортными издержками.

Если же США предложат компенсировать эти издержки, т.е. захотят покупать российскую нефть по ценам значительно выше мировых, то вопрос поставок можно было бы и рассмотреть. Так как прямой выгоды России от этого все равно бы не было, а рост мировых цен при этом замедлился бы, то пойти на такое соглашение можно было бы при условии предоставления нам Соединенными Штатами политических и экономических преференций, а базисным, находящимся как бы ниже начала обсуждения, условием тут должна стать отмена пресловутой поправки Джексона — Вэника.

В связи с тем, что США увязли в Ираке, смена режима в Саудовской Аравии по меньшей мере откладывается. Но этот вопрос, вероятно, встанет на повестку дня, в том числе и в связи с финансированием из Саудовской Аравии террористов, угрожающих США. Кроме того, у Соединенных Штатов есть веские основания подозревать саудовцев в биржевых диверсиях против США.

России в этом плане следует проводить гибкую политику. Надо понимать, что налаживание хороших отношений с руководством Саудовской Аравии никак не обезопасит Россию от финансирования саудовцами антироссийских террористов, потому что в Саудовской Аравии имеется достаточное количество независимых от официальных властей деятелей, способных осуществлять такое финансирование. Хорошо известно, что они финансируют террористическую деятельность и в собственной стране.

Мы не можем допустить полного американского контроля над саудовской нефтью, потому что в этом случае американцам надо будет сговариваться уже только с самими собой.

По мере укрепления российской государственности у нас появится возможность наказаний виновных в поддержке антироссийских террористов. Но возможное вторжение Соединенных Штатов в Саудовскую Аравию нам надо будет оттягивать. Если же оно состоится, то нам придется самим войти туда как бы в поддержку американцев и постараться поделить контроль на паритетных началах.

Главным, можно даже сказать, все определяющим, вопросом устройства российского нефтяного бизнеса является вопрос о том, кому должна принадлежать основная часть дохода от этого бизнеса. Ныне действующая российская Конституция дает на него общий ответ: она заявляет, что недра страны принадлежат народу. Но Конституция — это всегда лишь попытка юридически закрепить сложившееся в обществе соотношение сил. Когда соотношение сил коренным образом изменяется, Конституцию переписывают. Чего уж говорить о нынешней Конституции, которая была навязана как немедленный результат государственного переворота!

Тем не менее, имеющееся в ней положение о недрах следует рассматривать совершенно серьезно, так как оно выражает один из вариантов трактовки понятия общественной справедливости, а именно, социалистический вариант.

Реальное же устройство российского бизнеса воплощает социал-дарвинистский вариант понимания справедливости, хотя это понимание представляет собой настоящую перверсию, так что для живого нравственного чувства оно являет собой ярчайший пример воплощенной несправедливости. В соответствии с социал-дарвинистским пониманием, доходы от недр должны принадлежать тем, кто сумел их захватить, с тем исключением, что запрещается, чтобы они принадлежали чиновничеству или же большинству населения. Вообще чем меньше владельцев, тем дела, по мнению социал-дарвиниста, идут справедливее. Правда, российский вариант социал-дарвинизма имеет тут свою особенность. По мнению его живых носителей, людей "либеральных взглядов", владельцами недр "по справедливости" должны быть те, кто считается "бизнесменами".

Тезис о том, что нефтяная рента должна принадлежать бизнесменам, можно было бы всерьез рассматривать лишь в том случае, если бы было неопровержимо доказано, что от этого богатеет все общество, причем не в отдаленной перспективе, а в ближайшей. Но факты состоят в том, что благосостояние населения после захвата нефтяной ренты "бизнесменами" снизилось. А либеральные теории не способны реалистически изобразить, как это благосостояние должно возрасти. Все, что они предлагают, — это снять с нефтяного бизнеса уже имеющиеся ограничения, чтобы он, развившись и через несколько поколений окультурившись, начал вкладывать деньги во что-то полезное для общества. Эти теории говорят, что передача нефтяной ренты государству через несколько поколений приведет к снижению общественного благосостояния из-за паразитической природы чиновничества и из-за приучения населения к "халяве", т.е. к тому же паразитизму. Таким образом, под предлогом заботы о будущем они предлагают нынешнему и следующему поколениям смириться с массовой бедностью, с вопиющим богатством немногих и с отсутствием у государства ресурсов для инвестирования в оборону, науку, развитие высоких технологий и человеческий капитал. При этом реальная деятельность "нефтяных бизнесменов", как уже говорилось в начале нашего цикла статей, является хищнической, разрушительной и подрывает сами основы существования будущих поколений россиян.

Поэтому ответ на вопрос, кому должна принадлежать сырьевая рента, должен начинаться так: в любом случае не тем, кому она принадлежит сейчас.

В настоящее время в России (и не только в России) нет возможности непосредственно осуществить социалистическое либо меритократическое решение этого вопроса, так как современное общество еще не выработало таких механизмов распределения доходов по всему населению, которые сводили бы участие государства к минимуму. Опосредованно же, через государство, социалистически ориентированное распределение осуществить возможно. Практически все нефтедобывающие страны, за исключением США и Канады, действуют в этом вопросе социалистически ориентированно. Англия же отдает часть ренты от собственной нефти своему нефтяному бизнесу, но по отношению к чужой нефти ведет себя аналогично другим европейским странам, т.е. взимает со своего населения высокую плату за нефтепродукты (как прямо, так и косвенно, в виде налогов), а потом возвращает их посредством перераспределения. Тем самым Англия лучше, чем другие англосаксы, подготовлена к возможному многократному повышению цен на нефть.

Есть ли риск, что в результате изъятия нефтяной ренты государством значительная ее доля осядет в карманах чиновников? Следует признать, что это даже не риск, а неизбежность. Но также следует признать, что в любом случае народу достанется значительно больше, чем достается сейчас.

Что касается методов изъятия ренты, то конфискацию собственности и повышение налогов не следует рассматривать как настоящие альтернативы, а стоит относиться к ним как к возможным этапам. Быстрая конфискация, пусть даже формально оформленная не как конфискация, а, например, как дополнительная эмиссия государством акций на величину, соответствующую реальной стоимости, или как национализация с выкупом по той стоимости, по которой собственность была продана при приватизации, политически нереалистична при ныне существующей в России власти и месте Российской Федерации в мировом балансе сил. Поэтому на первом этапе должен быть усилен контроль за торговлей нефтью и должно быть предпринято значительное повышение налогов в различных формах. Второй этап должен состоять в ликвидации негосударственных офшоров. И только на третьем этапе может встать вопрос о конфискации. Но конфискация может не понадобиться, если нынешние владельцы нефтяных компаний превратятся в добросовестных менеджеров, — в таком случае им можно даже разрешить стать миноритарными акционерами.

Какие конкретные механизмы контроля за торговлей нефтью можно предложить и каковы возможные методы повышения налогов? Часть из них описана в упоминавшейся нами ранее статье Денисова, Рывкина, Милитарева. В качестве еще одного возможного варианта мы предлагаем радикально изменить систему торговли нефтью, создав конструкцию из двух бирж — биржи для внутреннего рынка и биржи для внешнего рынка.

Идея состоит в том, чтобы вся торговля нефтью проходила через эти две биржи. Вначале должны проводиться торги, которые полностью покроют внутрироссийские нужды на определенный период. Таким образом, первый этап каждых торгов осуществляется целиком на внутрироссийской бирже. В нем должно участвовать ограниченное количество субъектов, таких как федеральное правительство, несколько представителей кустов регионов (выдвинутых самими региональными администрациями и законодательными собраниями), представители нефтяных компаний, представители производителей электроэнергии, представители союзов потребителей нефти (как предприятий, так и граждан), при этом механизмы выдвижения и избрания таких представителей еще должны быть разработаны. Кроме того, каждая нефтяная компания должна будет продать на внутренней бирже не менее определенной, одинаковой для всех компаний, доли от всей продаваемой ею нефти.

После удовлетворения всех внутренних потребностей в нефти должен проходить второй этап торгов. Он должен осуществляться на бирже для внешнего рынка. Здесь могут участвовать все желающие купить российскую нефть и все российские нефтяные компании, выполнившие все условия внутренних торгов. Кроме того, все торги должны проходить под контролем российского государства и полностью протоколироваться. Таким образом можно будет не только повысить налоги, но и учесть всю налогооблагаемую базу, в частности ликвидировать все негосударственные офшоры, — двухбиржевая система позволит осуществить сразу два этапа в процессе передачи нефтяной ренты государству. Эта система благодаря своей обозримости и значительному уменьшению объема бухгалтерии также способна в колоссальной степени уменьшить как количество коррупционных сделок, так и их общий объем.

 Полный текст статьи опубликован в первом выпуске "Стратегического журнала" (Издание ИНС и АПН).