Восточная политика ЕС и перспективы России

О границах "европейского дома"

Для того чтобы понять перспективы и сценарии движения "Объединенной Европы" на восток, было бы неплохо осознать цели и методы, в соответствии с которыми строится этот проект. Цели, конечно же, существенно менее очевидны, чем это провозглашается. "Европа — единый дом для всех европейцев, объединённых общим культурным полем, важнейшими элементами которого являются гуманизм и толерантность," — это, конечно же, неплохой лозунг, но для определения границ геокультурного проекта маловато. Более убедительной представляется версия об объединении рынков, имеющем целью улучшение экономической обстановки и повышение конкурентоспособности европейской экономики на мировом рынке. Это уже ближе к истине, но опять же не даёт нам понимания того, какие границы проекта мыслятся естественными для его авторов и сознательной части исполнителей.

Рассмотрим ситуацию с точки зрения архетипов "европейской цивилизационной идеи". Едва ли не главным её содержанием за весь период развития Европы как политического поля было восстановление расколотого пространства — воссоздание Pax Romana. Думаю, что нет необходимости пересказывать читателю многовековую историю попыток воссоздать "римскую империю" и утилизировать накопленный вокруг этого понятия символический капитал. Эти попытки вполне понятны и закономерны — если не геополитически, то историко-психологически. И людям, и их сообществам свойственно стремление вернуть себе пространство, которое ощущалось как свое, но было потеряно. Этот образ "потерянной ойкумены" свойствен многим цивилизациям и организует их представления о себе. Думаю, что для "европейской" цивилизации в качестве рамок такого пространства можно с известной натяжкой признать границы Римской Империи, а также территории, втянутые в прямой экономический оборот с Римской Империей.

Следует отметить, что времена Рима вовсе не являются началом отсчёта той цивилизационной традиции, которую унаследовал современный Запад. Ранее были и Греция, Крит, Египет, в свою очередь опиравшийся на практики, привнесённые из Междуречья. А вот раньше или восточнее цивилизаций Междуречья не было, пожалуй, ни одного источника, из которого бы западная традиция черпала не случайным, а систематическим образом. Зато был постоянный оппонент сначала греков, а затем римлян — Персия. Потому следовало бы принять как условный горизонт "европейского взгляда" именно современную территорию Ирака и Ирана — это крайняя граница пространства, которая воспринимается ими как "потенциальное своё". Исторического опыта движения восточнее у них либо просто нет, либо он стёрт, как стёрты из современности практически все результаты походов Александра Великого в Среднюю Азию и Индию.

Замечу, что в данном случае речь не идёт об опыте освоения и тем более ограбления колоний: сколько золота, пряностей и шелков ни вывезено из них — эти земли не становились для европейцев своими. Попытки же сделать своими земли по побережью Средиземного Моря были весьма и весьма активны, стоит вспомнить хотя бы историю Алжира или Крестовые походы.

Так вот. С юга устремления строителей Европейского Дома естественным образом ограничены пустыней Сахарой, как был ограничен ею Рим. На Западном и Северном направлениях — тоже всё довольно очевидно — эти пространства освоены целиком, и всё что не входит в сферу естественного притяжения США (Канада и часть островов в Атлантическом Океане), то уже является частью Европы, причём граница проходит ближе к побережью Америки — достаточно глянуть на местоположение британских Бермуд, к примеру. В общеевропейский дом формально не включены Норвегия, Фареры и Гренландия. Ну, формальность — она и есть формальность. Зато включены Швеция и Финляндия Понятное дело, что римляне в Скандинавию не забирались — но должны же были за тысячу с лишним лет освоиться хоть какие-то новые пространства?

А вот с условным Северо-Востоком ситуация обстоит значительно интереснее и неприятнее для России. Потому что очень долго условной границей римского мира были земли по берегам Борисфена — нынешнего Днепра. Откуда-то отсюда (не особо интересуясь подробностями) они сотни лет импортировали зерно. Немного западнее лежали земли, обеспечивавшие массовые и постоянные поставки рабов-славян. И всё. Более восточные земли иначе, чем как источник шелка и некоторых других товаров, доставлявшихся караванами, для Рима не существовали. В Закавказье в состав империи входила часть нынешней Грузии, Армения одно время находилась в зависимом положении, но даже до Каспия римляне так, по сути дела, и не добрались.

Примерно таков фон, на котором представителями европейской элиты будут нарисованы "естественные границы европейской цивилизации".

Насколько осмысленна получившаяся картина с точки зрения экономики и транспортной связности? Сергей Переслегин в чрезвычайно интересной книге под названием "Самоучитель игры на мировой шахматной доске" рисует чарующую картину из пяти "транспортных колец", три из которых сейчас существуют по крайней мере в не вполне готовом виде — Средиземноморское, Центральноевропейское и Североевропейское, а два — Переднеазиатское и Каспийское — якобы должны быть построены для обеспечения устойчивости транспортных потоков "Большой Европы". Про транспортные потоки, проходящие из североевропейских рек в Дунай, он как-то забыл. Меж тем, Дунай служил важнейшей европейской транспортной артерией и силовой линией, определяющей местную политику — начиная с тех времён, когда по нему проходила граница Рима, включая долгое существование Австро-Венгрии, чьим транспортным хребтом Дунай по сути дела являлся, и кончая некоторыми важными событиями новейшей истории, о которых мы поговорим чуть ниже. Естественных направлений транспортного потока, выплеснувшегося из устья Дуная, очевидно, два: одно — в сторону Закавказья и далее — Ирана или по маршруту Средняя Азия — Китай, второе — через Турцию в сторону Ближнего Востока.

Первое направление призван обслуживать активно продвигаемый европейцами проект транспортного коридора ТРАСЕКА. Второе сейчас эксплуатируется намного слабее — прежде всего, по той причине, что существует не менее эффективный с экономической точки зрения маршрут из центра Европы через Средиземное море. А вот для североевропейских стран такой маршрут мог бы оказаться привлекательным — если бы их грузы каким-то образом могли попадать в Чёрное море.

Восстановление традиционного пути "Из Варяг в Греки" позволило бы естественным образом замкнуть упомянутые выше "транспортные кольца" в единую систему, обеспечивающую с должной эффективностью решение любых транспортных задач и без достройки каких-то более восточных "колец", необходимость которых для европейцев, скажем прямо, не очевидна.

Прежде, чем перейти к разговору о непосредственных сценариях "восточной политики" Новой Европы, следует вкратце сказать о том, каков основной способ строительства европейцами своего "большого общеевропейского дома". По крайней мере — о том, как это выглядит со стороны (внутренняя механика происходящего намного сложнее, но она не играет такой роли, как непосредственные зримые результаты).

По результатам Второй мировой войны США превратились в ведущую во всех отношениях мировую державу. После чего европейцы предоставили Америке почётную роль железного дровосека, расчищающего пространство для европейского проекта. В обмен на работу, дровосека кормят ресурсами или подбадривают. Самую тяжёлую часть работы — разрушение СССР, — США выполнили, получив в обмен сотни тонн драгоценных и цветных металлов, вывезенных из СССР по дешевке, кадры и некоторые другие ресурсы. Объединённая Европа присоединила к себе Польшу, Чехию, Словакию, Венгрию и чуть позже — Прибалтику.

Разгром Югославии — как геополитического артефакта византийского и в какой-то степени русского цивилизационного проектов, — был инспирирован европейцами, но осуществлён преимущественно руками США. В результате Объединённая Европа (и более конкретно — Германия) почти восстановила свой контроль над Дунаем (вспомним об упоминавшемся выше важнейшем его значении для европейского транспорта, да и европейской политики в целом), приняла в свой состав Словению, и готовится принять Румынию и Болгарию. США не получили ничего, кроме сомнительной славы агрессора и отработки некоторых военных технологий, без которой могли бы и обойтись.

Рассматривать югославскую компанию, вслед за рядом отечественных аналитиков, в качестве специальной провокации США против порядка в Европе, конечно, можно. Только вот выигрыш США от этой "провокации" по прошествии нескольких лет невозможно разглядеть даже в микроскоп. Выигрыш европейцев — более понятен. Кроме демонтажа чуждой цивилизационной структуры, кроме установления того самого контроля над Дунаем, они обеспечили себе идеальный полигон для отработки социальных технологий. То, что сейчас применяется в Боснии и Косово, завтра найдёт свою целевую аудиторию на Ближнем Востоке. В то же время, масштабы региона не настолько велики, чтобы исключить возможность силового подавления, если вдруг ситуация начнёт выходить их под контроля.

И, наконец, вершина деятельности США по обеспечению деконструкции исламского мира — иракский проект: неимоверный успех, в результате которого американцы получили надежду получить нефть, понесли львиную долю расходов на обеспечение войны и создали Европе репутацию борца за мир и восстановителя порядка после бардака, устроенного американцами (в ближайшей перспективе эта роль, вполне вероятно, станет наглядной). Открытым остаётся вопрос о роли Великобритании в провокации этой войны, но косвенные данные свидетельствуют о том, что она была чрезвычайно большой.

И в случае с Югославией, и при погроме Саддама обращает на себя внимание видимая бессмысленность действий американцев. У войны должна быть хоть какая-то цель. Например, присоединение к себе чужой территории, или, хотя бы, колонизация противника. Объяснять войны тем, что США решали собственные внутриполитические проблемы, конечно, можно — с таким же успехом, как и борьбой за права человека.

Но, старый принцип "кому выгодно?", применявшийся ещё нашими любимыми римлянами, пока что сохраняет свою актуальность. Выгода Европы от того, что едва ли не самое мощное в военном отношении арабское государство обрушено в щебень очень понятна — можно на этом щебне насыпать чуток землицы, разбить газон и стричь его лет 20, пока руки дойдут до того, чтобы непосредственно заняться этим регионом. Просто имея в виду, что этим регионом в целом Европе действительно придётся заниматься — ибо негоже иметь под боком агрессивных и примитивных соседей, если сам на старости лет решил построить в своём садике Парадиз.

Пример Ирака — другим наука, а США потратили ещё чуток своего подавляющего превосходства, сдвинувшись ещё на десяток сантиметров в сторону тёплых объятий материнской цивилизации. 20 старушек — рубль, а если урок ещё не усвоен — рядом есть Сирия и Иран, американцы могут ещё кулаками помахать, переводя излишки накопленной энергии в стратегически полезную работу.

Примерно в таком же ключе следует рассматривать и действия США в Грузии и на Украине.

На Украине — в особенности, так как там уже после первого тура выборов американской стороне стала понятна механика процесса и его конечный результат. Что, как известно, привело к сокращению, мягко скажем, финансирования с американской стороны, но уже поздно было пить боржом. Результат — как и в предыдущих сериях. Европа обрела Украину (вместе с Молдавией, которую можно рассматривать в качестве бесплатного бонус-пака), да и ту же Грузию могла бы хоть завтра прибрать себе, если бы европейцам в ней было сейчас что-то нужно. США получили усиление контроля над нефтепроводом Баку-Джейхан, по которому потечёт мало нефти… и всё.

Возвращаясь к перспективным сценариям развития "Объединённой Европы", следует отметить, что в настоящее время планы европейцев срочно корректируются — такого подарка, как полная и безоговорочная сдача Украины, европейцы явно не ждали. А то, что сдача полная и безоговорочная — это уже очевидно. За короткий период нахождения у власти, Ющенко и его команда успели продекларировать отказ от "многовекторной" политики в пользу форсированного курса на интеграцию в ЕС и НАТО. И не просто продекларировать, а предпринять реальные шаги по воплощению в жизнь этих деклараций.

Для России это означает, в нынешней конфигурации её внешней политики полный крах всяких попыток воссоединения с отколовшимися территориями, дальнейшее разрушение построенной ещё при Союзе системы ПВО, гарантированную потерю Молдавии и, по всей видимости, достаточно быструю ликвидацию ПМР.

Создаст ли присоединение Украины какие-то новые проблемы для Европейского Союза? Понятное дело, что проблемы создаются по факту присоединения каждого нового государства, особенно, если его экономика является неразвитой по европейским меркам. Однако в случае с Украиной, эти проблемы будут вряд ли более серьёзными, чем в случае с Болгарией или Румынией — а для этих стран, как известно, обозначены вполне конкретные сроки, после которых должна начаться официальная процедура по вступлению.

Нарушит ли присоединение Украины и так уже достаточно пострадавшее за последние годы "европейское единство"? Очевидно, что не нарушит, а скорее даже наоборот. Украина, традиционно имеющая связи не только с Польшей, но и с Германией, может оказаться "крышкой", прихлопнувшей Польшу к общеевропейскому котлу. При этом, фактическая скорость освоения Украины со стороны ЕС будет определяться внешними по отношению к Украине факторами: прежде всего — политикой ЕС в отношении России, во вторую очередь — наведением порядка на Балканах, взаимоотношениями ЕС и Турции и, в меньшей степени — восстановлением европейцами транспортного маршрута "из варяг в греки". Последнее имеет смысл именно в контексте приёма Турции в ЕС и замыкания Североевропейского, Центральноевропейского и Средиземноморского транспортного колец в единую структуру.

Естественный транспортный коридор на Ближний Восток с севера Европы проходит через территорию Украины и Турции. Как будет решён вопрос с его более северным участком — понятно не вполне, т.к. "очевидный" путь завершения этого маршрута через территорию Беларуси не может быть реализован в ближайшие несколько лет. Возможно, что России будет сделано "выгодное" предложение по прокладке этого маршрута через её территорию в обмен на какой-нибудь бессмысленный пряник типа долгожданного безвизового режима передвижения ЕС-Россия (или, даже ЕС — Европейская часть России, или, в худшем варианте — ЕС — Северо-Западный регион России).

В любом случае, переход Украины на рельсы европейской интеграции именно с геополитической точки зрения даёт ЕС достаточный ресурс, для того, чтобы надолго стабилизировать свою восточную границу, полностью нейтрализовать влияние России на процесс интеграции в ЕС Восточной Европы и заняться более важными для европейцев делами, а именно — решением турецкого вопроса и реинтеграцией Средиземноморского бассейна.

Отмечу, что дополнительным побочным эффектом интеграции Украины и ряда других восточноевропейских государств в ЕС может стать компенсация демографической угрозы со стороны Турции — так как и численность, и уровень жизни населения этих стран вполне сопоставимы с турецкими, а их территория будет являться привлекательным объектом, отвлекающим миграцию от "Старой Европы".

Как уже было показано выше, вопрос о содержании европейской политики относительно России встал перед самими европейцами с непривычной остротой. Старого набора средств (Чечня + борьба за права человека) оказывается недостаточно для сдерживания отношений в традиционном русле. Основной дилеммой тактического плана является выбор между строительством "забора" и "витрины". Делать ли ставку на традиционную тактику изоляции России приграничными государствами — санитарным кордоном или же попытаться наконец решить "русский вопрос" раз и навсегда?

Анализируя возможные сценарии действий ЕС относительно России, можно выделить несколько наиболее вероятных вариантов — различающихся, по сути дела, целеполаганием на уровне строительства межцивилизационных отношений:

1) "Новая изоляция". Явно выраженный отказ от освоения оставленных Россией территорий, торможение принятия Украины в ЕС и попытка сделать из неё буфер.

Сценарий маловероятен, поскольку в целом бессмыслен, но совсем его исключать нельзя — он может осуществиться, если окажется, что у Европы не хватает ресурсов на осуществление каких-то других сценариев

2) Окончательная деструкция русского цивилизационного проекта и, в той или иной форме, утилизация получившихся обломков. В рамках этого сценария можно выделить "мягкую" и "жесткую" формы деструкции:

2а) Мягкая деструкция, включение русских цивилизационных смыслов в общеевропейское семантическое пространство в обмен на отказ России от самостоятельности.

2б) Разрушение русской цивилизации и вымарывание русских смыслов из действительности.

По ряду причин мне представляется наиболее вероятной попытка осуществить 2б), которая, возможно, окончится неудачно и заставит по прошествии 10–15 лет перейти к 2а). В любом случае, начало обоих сценариев будет примерно одинаково, и лишь "незначительные детальки" позволят достаточно чётко понять направление движения уже на ранней стадии.

Первым признаком реализации сценариев второй группы должно стать массовое и форсированное освоение Украины Европой. В политическом смысле. Если со стороны ЕС и НАТО в ближайшие полтора-два года будут на официальном уровне названы конкретные сроки начала официальной процедуры вступления — то следует считать, что один из этих сценариев действительно запущен. Следующим этапом такого же сценария может стать (хотя не обязательно станет) попытка увеличить транспортную связность Северо-Востока "Объединённой Европы", выстроив какие-то "зоны приграничного сотрудничества", включающие в себя часть Северо-западного федерального округа — чтобы иметь возможность построить "мостик" от Прибалтики и Скандинавии до Украины.

Расхождение между сценариями а) и б) начнётся по следующим позициям:

— решение вопроса с официальным статусом русского языка в Прибалтике и на Украине. Принятие русского языка в качестве государственного в любой из стран ЕС очевидным образом повышает его статус до одного из официальных языков европейского союза. Сценарий 2б) не предполагает такого развития событий.

— характер и структура европейских предложений в адрес России об организации безвизового передвижения граждан и трансграничном перемещении рабочей силы.

В случае а) России будет предложено поэтапно (например, опираясь на структуру федеральных округов и с формальной ссылкой на их различное экономическое развитие) обеспечивать этот въезд для Калининграда, СЗФО, ЦФО, возможно — ПФО и далее — прочих округов (ЮФО — в последнюю очередь конечно). В случае б) предложения заведомо ограничатся СЗФО и ещё 3-4 областями, а также Москвой, да ещё и будут увязаны с уступками России в экономической и, возможно, военно-политической сфере.

Наконец, ключевой стадией реализации обоих сценариев станет попытка "принять Россию в ЕС по частям". Собственно говоря, это и станет тем рубежом, на котором русский цивилизационный проект прекратит своё существование.

Конкретная техника реализации этой попытки пока не понятна — очевидно, что на классическое "оранжево-розовое мероприятие" в России мощностей здешней "пятой колонны" может и не хватить, хотя попытка спровоцировать такого рода гражданские беспорядки, — например, одновременно в ЮФО, Калининграде и СЗФО — и представляется довольно вероятной. Важный момент, в отличие от сценариев, ориентированных на государственные образования меньшего размера, состоит в том, что "бархатная революция", предназначенная для России, будет существенно ориентирована на отрыв регионов от центра. Если в Москве и начнутся какие-то массовые акции, они, очевидно, будут носить характер отвлекающего манёвра и будут рассчитаны скорее на то, чтобы создать дополнительные проблемы с обработкой ситуации властями, чем на достижение каких-то конкретных успехов. Важной новинкой в предстоящем марафоне послужит несинхронность и внешняя нескоординированность беспорядков в различных частях страны, происходящих в одно и то же время.

Можно представить себе, что почти одновременно с картинными и краткосрочными акциями в поддержку "харизматического лидера оппозиции" в Москве, начнутся острые проблемы на Кавказе — в стиле, характерном для этого региона — благо за последнее время уже имелись прецеденты гражданских беспорядков, да и гарантировать отсутствие ужасов, подобных бесланскому, теперь, увы, никто не может.

Чуть ранее Кавказа и Москвы также начнёт бороться за свою европейскую интеграцию Калининград (под флагом регионального референдума), за демократию, ту же самую евроинтеграцию и против коррупции — Питер, а возможно — и ряд других областей Северо-Западного региона. Корректное реагирование на четыре разнокачественных кризисных ситуации, да ещё на фоне известного внешнеполитического давления, которое будет в нужный момент оказано, находится явно за пределами возможностей Кремля. (Замечу, что в указанном раскладе нет никаких гарантий, что кризисных ситуаций не станет 5 или 6 — Кавказ-то довольно велик и разнороден). При некорректном реагировании — власть попросту осыплется, как осыпалось кучмовское окружение на Украине.

Теоретически, возможна организация и других точек давления на Россию (прежде всего в Татарстане, на юге вдоль границы с Украиной, в Калмыкии и, возможно, в Абхазии и Южной Осетии), но эффект от таких действий будет меньше, да и ресурсы наших западных друзей всё же не безграничны. Вполне реально, тем не менее, поставить на повестку дня вопрос о "второй федерализации" России по округам — а фактически, о начале её окончательного развала. И есть основания считать, что именно так вопрос и будет поставлен в 2008 году.

Что же может быть предпринято российскими властями на фоне столь ужасных и уже почти начавших осуществляться прогнозов? Вопрос чрезвычайно важный на фоне той политической доктрины, которую пытался проводить в жизнь В.В. Путин за период своего нахождения у власти.

Начнём с краткого рассмотрения этой доктрины. Принято считать, что никакой внятной и последовательной политики Россия в последние годы не проводила, никаких целей не достигала, а все её уступки Западу были ситуативным разменом фамильных драгоценностей на чечевичную похлёбку. На самом деле это не так. Внимательное и беспристрастное прочтение действий России на внешнеполитическом поле показывает, что, несмотря на кажущуюся беспорядочность, в этих действиях присутствовал постоянный и очень важный вектор.

Как выразился недавно один российский чиновник — стать "Большой Норвегией". Норвегия, как известно, в ЕС таки не вступила, но граждане её пользуются всеми прелестями безвизового передвижения по Европе, да и вопросы экономического взаимодействия со странами ЕС решаются ею довольно успешно. Реальной ценой за это стало чёткое позиционирование Норвегии в её периферийной роли — "рыбу ловим, нефть качаем" без каких-либо претензий на серьёзное участие в мировой политической жизни. Да и весьма не факт, что это положение продлится надолго — сторонники евроинтеграции будут раз за разом проводить референдумы, а логика укрупнения бизнеса будет всё сильнее втягивать эту страну в более тесный союз с соседями.

Другое дело — Россия. Основная идея Путина и его окружения — быть как бы в ЕС, но чтобы оттуда никто не мог команды отдавать. Отсюда — тезис о "четырёх пространствах во взаимоотношениях России с ЕС", озвученный первым лицом нашего государства. Отсюда — жёсткость закона о гражданстве и постоянные попытки прикрыть поток миграции — очень уж хочется в Шенгенскую зону попасть. Отсюда беготня по демаркации границ и стремление "закрыть" пограничные вопросы — максимально быстро и не считаясь с уступками соседям.

Идея "большой Норвегии" — очень понятная, и воплощать ее в жизнь пытались с настойчивостью достойной лучшего применения. Идея малоосуществимая, потому что такая конфигурация отношений Объединённой Европе была бы чрезвычайно невыгодна — её последовательное проведение в жизнь поставило бы Россию относительно Европы примерно в ту же позицию, в которой сейчас находится Белоруссия относительно России. Это — позиция менее развитого экономически соседа, который под разговоры о вечной дружбе и военном союзе постоянно нарушает договорённости в сфере экономики, создаёт проблемы с целостностью таможенного режима, да при этом ещё и защиту инвестиций не гарантирует, мягко скажем.

Замечу, что подобный стиль отношений между РФ и РБ частично компенсируется реальной духовной близостью между нашими народами; вполне понятна военная польза от союза с Беларусью. Да и действия Лукашенко как минимум обусловлены почти безвыходной экономической ситуацией, в них не просматривается циничного намерения поездить на чужом горбу. Оправдать же подобную затею со стороны России в глазах европейцев не смогут никакие сентиментальные аргументы — потому и "четырёх пространств", столь желаемых Путиным, нам просто не дадут.

Рассматривая в этом ключе проблемы экономической интеграции на территории бывшего СССР, мы придём к парадоксальному выводу: российское руководство в них почти не заинтересовано. Не более чем на уровне тактики. В ситуации, когда два из трёх предполагаемых партнёров по ЕЭП в принципе готовы двигаться в сторону интеграции, её можно было бы начать проводить еще год назад, оставив Украину в роли отстающего. В отношениях с Казахстаном не просматривается никаких серьёзных противоречий по этому вопросу. Но никакого радикального движения вперёд так и не воспоследовало — ждём Белоруссию.

А почему ждём? Складывается впечатление, что единственным реальным препятствием к созданию долгожданного Союза России и Белоруссии является пресловутая проблема газопровода. Понятное дело, что реальные противоречия глубже и серьёзнее, но процентов 80 информационного пространства за последние пару лет были заняты разборками вокруг трубы и её содержимого. Уровень этого информационного шума и задаёт реальную степень интереса Путина, путинского окружения к ЕЭП и другим подобным инициативам. После фактического потопления валютного союза между нашими странами хочется спросить: давайте, наконец, определимся, а что нам вообще надо от Белоруссии? Если нам нужна там только белорусская газовая труба — так может быть стоит плюнуть на идею Союза? Если нам всё же нужен Союз — так может стоит, хотя бы временно, плюнуть на трубу?

В конце концов, вряд ли позиция белорусских властей в этом смысле более неприемлема, чем позиция Шаймиева, самостоятельно приватизировавшего татарский нефтегазовый комплекс. Как-то не развалилась от этого РФ. Не развалился бы и Союз России и Белоруссии в ситуации, когда Белтрансгаз остался бы под контролем Лукашенко. Тем более, что цена вопроса была официально названа и лежала в пределах сумм, аккумулированных в российском Стабилизационном фонде.

Поневоле возвращаемся к мысли о незаинтересованности путинской команды в любых формах интеграции на постсоветском пространстве. Союз России и Белоруссии — как чемодан без ручки. Отказаться — никак нельзя, реализовывать до конца не хочется, потому как реализация надолго перекроет дорогу к достижению голубой мечты "стать Большой Норвегией". ЕЭП отрабатывается как скучное, но неизбежное домашнее задание — на троечку, только чтобы отстали.

Вывод из вышесказанного только один — пора наконец определиться, чего мы действительно хотим и к какому светлому будущему готовы двигаться. Если Россия вполне готова пойти на окончательный демонтаж наследия СССР и Империи и влиться в дружную семью европейских народов на правах одного из членов этой семьи — следует немедленно прекратить всякие двусмысленности на тему ЕЭП, союза с Белоруссией, российских интересов в ПМР и начать стучаться в общеевропейский дом. Пример Турции показывает, что перспектива у нас есть — но с уже сделанными оговорками относительно интеграции по частям.

Если нет — то стоило бы определиться с содержанием нового альтернативного проекта, а не пытаться отстроить собственный полусгоревший дом в точности как был — в связи с очевидной бессмысленностью попыток воспроизвести прошлое.

Самая глупая позиция, которую можно занять в отношениях с Европой, — это пытаться выстраивать региональный блок, с тем, чтобы вступать в общеевропейский дом всем блоком. Кроме технической сложности реализации такого рода мероприятия, стоит вспомнить историю взаимоотношений ЕС с другими подобными структурами в регионе. Прецеденты, слава Богу, имеются — организация ЕЭС отказалась в своё время проводить переговоры с СЭВ как с единой организацией; отказалась интегрироваться на равных с ЕАСТ, и страны, входившие в ЕАСТ (начиная, между прочим, с Великобритании), вынуждены были по одиночке выходить из этого блока и самостоятельно вести переговоры о вступлении в Европейское Сообщество.

Главной причиной, по которой России не имеет смысла вступать в Европейский Союз, является утрата части российского суверенитета. Столица ЕС находится в Брюсселе. Отношения Москвы и Брюсселя будут строиться на тех же основаниях, на каких они строятся с Парижем, Берлиной или Будапештом — в Брюсселе будут приниматься директивы, а в Москве их нужно будет либо выполнять, либо, как минимум, уклоняясь от выполнения, оставаться в европейском правовом пространстве.

Эта причина и задаёт реальные, а не надуманные границы альтернативного экономического пространства, которое может пытаться конструировать вокруг себя Россия. Потому что серьёзные мотивы вступать в такое пространство могут быть только у тех государств, которые не хотят допустить внешнего политического первенства над своей страной, не хотят окончательно отказываться от суверенитета. Значит — следует изначально оставить попытки построить второй Брюссель в Москве: если кто-то захочет иметь над собой крышу такого сорта, условия Брюсселя заведомо лучше.

Пересмотр принципов конструирования общего экономического пространства, отказ от копирования европейской модели один к одному — это даёт возможность заново оценить возможный состав участников интеграции. Понятное дело, что этот состав во многом задаётся географией — вряд ли есть перспектива строительства экономического союза с республикой Фиджи или Кенией. Но есть ли причины не пытаться втянуть в такой проект наших соседей на Дальнем Востоке? Что проиграет Южная Корея, если, к примеру, таможенные барьеры между нашими государствами будут сняты? И что можем выиграть на этом поле мы? Проект строительства общего экономического пространства, включающего не только ряд республик бывшего СССР, но и Южную Корею, Японию и Монголию мог бы предстать в качестве реальной альтернативы и для ЕС и для более тесной интеграции этих дальневосточных государств в АСЕАН. Тем более что появление такого общего пространства увеличило бы устойчивость ситуации в регионе и дало бы возможность более спокойно и без излишних нервов развивать экономическое сотрудничество с Китаем.

Понятное дело, что реализация такого рода проекта существенно сложнее, чем попытки решать вопросы на постсоветском пространстве по принципу "мы с Туркменбаши вместе Энгельса конспектировали, он из наших, из правильных пацанов". С другой стороны, его реализация открывает весьма интересные перспективы, и степень реализуемости тут заведомо выше, чем у попыток создания второго ЕС рядом с первым, строительства мегаблока Россия-Китай-Индия и прочих разговоров за Евразию, лишённых фактического экономического содержания. Но готово ли пойти по этому пути российское руководство?

На данный момент, приходится признать, что российская власть катастрофически не ценит искренних союзников. Она не хочет или не может строить отношения партнёрства с кем бы то ни было — ни равноправного, ни даже отношений старший партнёр — младший партнёр.

Этот психологический "выверт" проявляется не только во внутренней, но и во внешней политике, особенно в последние годы. Такое отношение представляет собой главное препятствие для реализации собственного интеграционного проекта. И если эта психологическая проблема не будет решена, то и никакой альтернативы евроинтеграции в комплекте с полной сдачей суверенитета не возникнет.

***

Остается задать нериторический вопрос напоследок: нужны ли мы самим себе, и если да, то зачем? Время идёт, и дальнейшее нахождение в промежуточном состоянии между интеграцией по частям в чужой мир и восстановлением собственного с каждым днем все более проблематично. Россия сейчас представляет собой строительную площадку. На то, чтобы решить, что же здесь должно быть построено, и на фактическое начало строительства у нас осталось года три, не больше.

Возможно, Россия больше не нужна как самостоятельная фигура на мировой шахматной доске. Тогда стоит прямо и откровенно договориться о порядке ухода, выторговав себе на прощание наиболее выгодные условия. Если мы хотим продолжить самостоятельное существование, то надо, наконец, заложить хотя бы нулевой цикл своего цивилизационного проекта. 15-летняя пауза — это более чем достаточный срок для передышки. Вопрос "быть или не быть" остаётся открытым, и если мы его не закроем, это сделают за нас.