Геополитика больших скреп

Победа в холодной войне не принесла Западу столь однозначного успеха, на какой, казалось бы, можно было рассчитывать. Западная цивилизация с технической стороны достаточно мощна, чтобы претендовать на роль мировой империи. Однако со стороны человеческих возможностей эта цивилизация износилась. Политический инстинкт западного человека выродился, поскольку он слабо согласуется с необходимостью идти ради власти (своей и своего общества) на определенные, иногда очень большие, жертвы. Разумеется, это не отменяет для необходимости установления максимально возможного контроля над участками нестабильности. В этой ситуации единственно возможным для Запада становится путь достижения стратегических целей через цепочку бесконечно малых тактических сдвигов, осуществляемых по возможности чужими руками. Эта тактика определила своеобразие политической эпохи позднего (зрелого) постмодерна. В свое время я уже указывал на формирование этой новейшей политтехнологической стилистики.

Одна из ее опознавательных черт — генерация своеобразных "антител" порядка. Эти "антитела" создают, каждое на своем месте, хаос с тем, чтобы малые хаосы, будучи направленными и контролируемыми из Большого Центра, способствовали постепенному укреплению всеобщего порядка и снижению градуса хаотичности Системы в целом. В таком понимании вездесущий терроризм оказывается не только анти-сетью, очерчивающей победоносное шествие глобализации, но принятым и узаконенным самой Системой, фактически приемлемым для нее протестом. Терроризм означает выплеск хаоса, своего рода срыв в бессилие перед тотальностью нового диктата, — а значит и утверждение невозможности системного противостояния. Как бы ни нагнетались ужасы терроризма, Система его легитимировала, поскольку через него она выпускает тот негативный пар, который, вне террористического выхлопа, нагнетался бы в форме системных сил и вел бы не к симуляционным, а к настоящим войнам. Система, если перефразировать Станислава Белковского, творит "благо" из терроризма. Настоящие же войны, как было отмечено выше, для современного западного мира крайне нежелательны. Издержки традиционных войн и необходимость большой крови в прямом лобовом противостоянии — невыносимы для дряхлой и морально увядшей цивилизации. В традиционной войне террор осуществляет одна нация по отношению к другой, или одна цивилизация по отношению к другой. Поэтому традиционная война подрывала бы почву под сетевыми принципами постиндустриального общества.

Новую систему управления хаосом я бы предложил назвать — "террор-глобализмом". Это единый комплекс различных технологий глобализации, который стал инструментарием в руках западной элиты, не способной к действительно масштабной имперской политике в ее классическом понимании и вынужденной прибегать к косвенным методам давления и устрашения. В моем предложении — объединить эти разнообразные технологии в рамках одного термина — нет никакой паранойи и стремления свести суть дела к "теории заговора". Дело не в заговоре, а в системе двойных стандартов, при которой одна сторона политики (риторическая) афишируется, тогда как вторая сторона (реальная мотивация) редко придается огласке и, соответственно, достраивается конспирологами и аналитиками.

Итак, можно назвать по крайней мере три разновидности террор-глобализма:

1) собственно теракты и теракции;

2) сговор с элитами, подкуп элит (как прямой, так и опосредованный), осуществляемый втайне от низов обществ мировой периферии;

3) формирование подрывных (направленных на смену элит) общественных движений нового, "полу-спонтанного" типа, или, иными словами, "оранжевый фактор" в политике.

Не буду останавливаться на очень большом числе мелких приемов, которые сопровождают и аранжируют эту комплексную политику террор-глобализма (TG). TG-технологи не гнушаются прямой дезинформацией и клеветой (вспомним румынский вариант революции со свержением и устранением Чаушеску или более свежий вариант военного свержения Саддама Хусейна по ложному поводу). Все три основные технологии неотрывны от изощренных и масштабных кампаний по информационному сопровождению, которое осуществляется всегда не только на Западе, но и внутри подрываемых режимов. Важным условием для использования TG-технологий становится создание в странах периферии целых систем подконтрольных СМИ, либо финансирование отдельных агентов, занимающих ключевые точки местной коммуникации (например, важные посты в информагентствах) — поэтому принципы "свободы информации" создают питательную почву для террор-глобализма.

Собственно террористические акции осуществляются всегда для расшатывания местных режимов через устрашение слабых и давление на общество с атрофированным политическим инстинктом. В обществах с сильным политическим инстинктом террор-технологии бессмысленны; в таких обществах, во-первых, СМИ не тиражируют необходимые TG-технологам картинку и сюжет, тем более, прямую дезинформацию и срежиссированные инсценировки событий; во-вторых, власть не идет на встречу террористам и манифестантам и скорее пожертвует невинными, чем уступит негодяям и подстрекателям; наконец, в-третьих, в таких обществах довольно трудно создать показуху массового протеста, поскольку наемникам и добровольцам массовок (завозимым как правило в строго организованном порядке из строго определенных мест) будет противостоять реальная местная толпа и вполне самоуверенная милиция. Когда технологи мягких, "бархатных революций" не видят возможности расшатать ситуацию через подобные методики, когда они не могут рассчитывать на фактический СМИ-инструментарий — они бессильны. Напротив, даже при грамотной и слаженной работе силовых структур и лояльном общественном мнении локальному режиму очень трудно противостоять хорошо спланированным и щедро профинансированным массовым политическим акциям, изощренной дезинформации и кровавым терактам, которые "раздуваются" несколькими национальными СМИ.

Что же касается подкупа элит, то данная технология стала одним из главных средств современной американской войны. В иракской кампании 2003 года решающим фактором оказались не военные успехи американцев, но деньги, направленные на обезглавливание иракского военного командования. Подкуп элит тщательно готовится и плоды его реализуются только в моменты радикального перехода (в иракском случае — момент наступления на Багдад). В остальных случаях "скупка" осуществляется чаще всего в соответствии со своего рода нео-феодальной технологией: представители элит получают право на "кормление" от территорий и доходных промыслов, зачастую тех же самых, что и раньше были в их ведении. Только теперь элиты контролируют их исходя из подчинения иному суверену. Как и в предыдущем случае, система новейших интервенций и революций осуществляется благодаря атрофии инстинкта власти у правящих элит периферии. Новые триумфы постмодерна создают режимы превращенных суверенитетов, неофеодальные режимы, возглавляемые перебежчиками к иному суверену, центру панамериканистского мира.

Но что все-таки может произойти, если русский медведь проснется, и применит свою природную смекалку? Прежде всего, он быстро осознает, что TG-технологи — это могильщики собственной цивилизации, поскольку рано или поздно террористическая волна возвращается бумерангом в инициировавшее ее общество. А между тем, именно западное общество менее всего приспособлено к реальной мобилизации и противостоянию террористической войне. Изгнать страх из потребительского общества можно только одним путем: через констатацию неизбежности самопожертвования, через еще больший страх, осознание ужаса жизни и необходимости идти на смертельные риски ради настоящей власти и настоящего достоинства.

Чтобы противостоять серьезной войне, нужно сжечь чучело потребительского общества — и выдвинуть в противовес ему идею общества мобилизации. Решение проблемы терроризма — в устранении почвы для терроризма. Полагать, что такой почвой являются, условно говоря, "неприсоединившиеся" страны — наивный миф. Современный терроризм — инструмент больших игроков в большой игре, а не развлечение "беспризорной" международной мафии.

Против терроризма есть два лекарства: первое состоит в том, что развязывается большая не-симуляционная война, формируется большой и серьезный самодовлеющий хаос, который делегитимирует все возможные малые хаосы, этих "бармалеев" периода стабильности и постмодерного угара. Малый хаос террора превращается во время большой войны в тактическую проблему диверсионной деятельности.

Второе лекарство, как уже было отмечено, — овладение языком террора государственными субъектами, которые поднимаются до ответа на вызов TG-технологов. Террор направляется в таком случае не против исполнителей, а против заказчиков террор-технологий — в лице их цивилизации. Вычислить заказчиков этой деятельности не составляет особого труда при современном уровне развития секретных служб в больших цивилизациях.

Тайна глобализирующего мирового центра в том, что он мертв. Смерть уже проникла в сердцевину социальной иерархии. Малые хаосы призваны атомизировать, расчеловечить и демифологизировать живые цивилизационные миры, разложить остатки традиционных укладов с их государственными институтами. Для начала достаточно заставить элиты сменить суверенитет, затем в течение нескольких десятилетий будет происходить эластичное, эволюционное встраивание этих лояльных режимов в новую систему глобального порядка. От полу-традиционных обществ не требуют отказаться от идентичности сразу и полностью — главное отказаться от попыток пересматривать вопрос о суверене. Суверен глобализации один, и его кандидатура не обсуждается. В этом пункте западный постмодерн уже преодолел сам себя, но есть пункты, в которых он остается еще актуальным.

Малые хаосы — враги любого цивилизационного порядка, любой живой органической культуры. Но они не враги порядка Мертвой Цивилизации, они ее слуги. Оставаясь постмодерными по существу, малые хаосы встроены уже в не-постмодерную Большую Систему. Поэтому в международной политике глобализации так легко и беззастенчиво соединяются атеизм с фанатизмом, толерантность во внутренней политике с ярой нетерпимостью во внешней, либерализм с расизмом. (Ведь разделение обществ на передовые и отсталые хорошо прочитывается как новая форма расизма.)

Попытка блокировать TG-технологии, в том числе "международный терроризм" или "оранжевые революции", с помощью локальных средств — стратегия заведомо проигрышная. Создание контр-поектов типа "Наших", ведущих уличную пропаганду и отвечающих митингами на митинги — это попытки виртуозно разрешить задачу, негодным образом поставленную. Но если искусственно ограничить себя локальными возможностями, то для недопущения расшатывания режима потребуется в первую очередь переформатирование сферы информации.

Принцип суверенитета и безопасности должен быть поднят в условиях революционной ситуации (вернее даже несколько ранее возникновения такой ситуации) выше принципа свободы информации, неприкосновенность которого таким образом будет подвергнута ревизии. ТG-технологии должны быть лишены внутри России информационной почвы (в отношении терактов, типа бесланского, эту истину уже начинают осознавать, но в отношении других TG-технологий к такому осознанию никто даже и не подступился). Информация о терактах и уличных манифестациях должна быть закрытой — полностью закрытой во время их проведения, и частично закрытой после него. Нарушители этого закона, направленного на сохранение государственного суверенитета, должны нести уголовную ответственность. Редактора газет, подпитывающих TG-технологии и фактически обеспечивающих их действенность, должны сесть в тюрьмы, а в ряде случаев (доказанности финансовой связи с "подрывными" фондами) подвергаться публичному остракизму, конфискации имущества и запрету на профессиональную (информационную, издательскую) деятельность. Иностранные корреспонденты, нарушающие этот же закон, также должны преследоваться.

Что касается профилактики "скупки нашей элиты", то здесь, конечно же, ситуация близка к безнадежной. В 3 номере журнала "Политический класс" я указал на единственный реалистичный путь нормализации положения нашей элиты — путь репрессий (статья "О неизбежности репрессий").

Еще одним методом сопротивления, более эффективным, чем искусственное создание "черных сотен", "опричников" и "добровольных народных дружин", являлся бы новый курс во внутренней политике, направленный на дальнейшую унитаризацию государства, выстраивание новой системы вертикальных связей в опоре на органическую сетевую структуру региональных сообществ. Имеет смысл обсуждать вопрос о реформе территориального устройства России как профилактике революционных поползновений, тем более что подобные проекты, выполненные более или менее здраво, уже бывали озвучены.

Даже при условии самостоятельной и амбициозной внешней политики замкнутость внешнеполитического дискурса на проблемах СНГ не привела бы к полезным результатам. Ближнее прирубежье России начнет устраиваться в соответствии с нашими интересами, только когда будут определены стратегические внешнеполитические цели и когда Россия сформирует новую, адекватную современным условиям международную иерархию.

В набивших оскомину разговорах о "прагматизме" во внешней политике завуалирован секрет полишинеля, который состоит в том, что внешняя политика России формируется стихийно, а не сознательно, строится как система ответов, а не превентивных шагов. На фоне кризиса ООН, агрессии НАТО и сверхагрессии США наш истеблишмент замыкает свои горизонты обсуждением таких проблем, как вступление в ВТО, возврат долгов Парижскому клубу, прощение долгов Ираку и другим странам, изменение порядкового номера России в "инвестиционных рейтингах" и т.п.

Ключ к решению проблемы русского "прирубежья" имеет два разъема, более очевидный и менее очевидный: нужно признать так называемые непризнанные государства и включить их в круг сателлитов России (разъем очевидный), нужно заключить полномасштабные стратегические союзы по безопасности и хозяйственной кооперации с Индией, Китаем и Ираном и сделать этот союз открытым для других участников (в том числе и не-евразийских). Такая "альтерглобализация" вокруг и через Россию явится сама по себе возвращением миссии России, о которой я уже имел случай подробно писать. Но важно еще и то, что такая стратегия станет не просто фоном проблемы СНГ, а ее радикальным решением. СНГ как "враждебное прирубежье" быстро растворится, от него вскоре не останется и следа при одном непременном условии: если заработает геополитика больших скреп.

На долгий срок нужно отрезать обе западные цивилизации от давления на Россию и ее союзников в сфере правовых и политических ценностей. Запад с его цивилизаторскими претензиями должен быть игнорируем (сотрудничество с ним может осуществляться только на уровне прагматизма, только на выгоде, что, кстати, хорошо поймет тамошний бизнес, особенно европейский). Вторым негативным аспектом этой геополитической концепции стала бы изоляция агрессивных частей "великого лимитрофа" — пусть они попробуют обойтись без России. Грузия, Украина и подобные им "новорожденные нации" могут, сколько им заблагорассудится, вариться в собственном соку. Иногда можно пойти на резкий и демонстративный разрыв: обрубить поставки сырьевых ресурсов, разорвать договора. Прежде чем вести какие-либо переговоры, они должны будут закрыть свои долги перед Россией. Более того, можно вообще прекратить поставки — и ни за какие деньги их не возобновлять, пока наши недоброжелатели не извинятся за безобразия, не гарантируют прав русскоязычных меньшинств, не обеспечат нормальное состояние наших военных баз и т.д., и т.д. Во всяком случае, у русской дипломатии в таком контексте появляется значительное поле для маневра.

Но положительной сутью геополитики "больших скреп" должен стать полномасштабный военный (+экономический) союз, типа Варшавского договора — с Китаем, Индией, Ираном, Сирией, Северной Кореей и, вероятно, Монголией (ибо последней некуда будет деваться). К этому союзу могут подключиться и другие государства: арабские, индокитайские, а также государства других континентальных зон (Африки, Латинской Америки). После фиксации и реализации геополитики "больших скреп", после осуществления на ее основе полномасштабного евразийского и трансконтинентального сотрудничества в области экономики и культуры (последнее очень и очень важно) можно будет обратиться уже и к задачам разложения агрессивных очагов "великого лимитрофа". Разумеется, любые шаги, как на уровне кооперации цивилизаций, так и в прирубежье России, должны быть не одинокими и случайными, но подготовленными и системными.

Только евразийский союз в хозяйственной и культурной сфере, подкрепляемый союзом коллективной безопасности (не только военного, но и полицейско-административного характера) поможет России встать на действительно эффективный путь обустройства сибирских и дальневосточных территорий России, которые сейчас стремительно пустеют. Необходимо привлекать в эти регионы инвестиции Китая и (очень важно!) Японии, чтобы Китай не чувствовал себя монополистом на Амуре. Китайскому "просачиванию" и полулегальному "окитаиванию" рынка Сибири невозможно противопоставить жесткий государственный контроль (таможня и органы внутренних дел чрезвычайно слабы перед давлением юаня), здесь опять же помогли бы только репрессивные меры и жесткая ротация элит.

Но есть более мудрый путь: официальные полномасштабные межгосударственные отношения, которые охватили бы собой задачи взаимовыгодного сотрудничества. Решение проблем — четкий контроль за рынком труда и механизмами разделения труда. Правила игры должны устанавливаться государствами, союзными органами, а не криминальными и коррумпированными структурами. Только тогда дефицит рабочей силы на Дальнем Востоке сможет органично насыщаться за счет привлечения временных трудовых мигрантов в соответствии с жесткими и четкими межгосударственными программами. Тот же Китай весьма заинтересован в рынке труда и в ресурсах России — и китайская власть прекрасно поняла бы нашу власть в том, что касается легализации и контроля за миграционными процессами, которые сейчас разворачиваются стихийно. Только тогда можно будет вести речь не об опасном для идентичности России "просачивании", не о захвате рынка китайскими посредниками, но о целенаправленной циркуляции созидательных трудовых ресурсов: рабочих, строителей, специалистов, занятых на производстве.

На сегодняшний день хозяйственное сотрудничество России со странами Евразии носит почти микроскопический характер — оно несопоставимо с оборотами на товарных рынках между Азией и Западом. Потенциал роста и развития на этом направлении очень и очень велик. Геополитика "больших скреп" должна проходить под лозунгом "нового евразийского братства". Это должен быть союз древних духовных и культурных традиций, основанный на взаимном уважении к культурному достоянию другу друга, восхищению друг другом. Эти мотивы должны полностью затопить все информационное поле нашего взаимодействия. Как ни странно, именно здесь можно с пользой задействовать фактор "демократизма", поскольку в основном на уровне народных масс симпатии евразийских народов друг к другу достаточно естественны и глубоки.

Подобный союз в идеологическом плане не может быть одномерным и унифицирующим — не стоит задача (как это было в советское время) выращивать в братских народах элиты, копирующие российскую. Однако создать наш общий духовно-культурный стандарт ценностей, достаточно широкий и гибкий, но в то же время определенный, необходимо. "Самая сложная задача, — говорит по этому поводу В.Цымбурский, — могла бы состоять в том, чтобы обеспечить некую предустановленную гармонию между трансцендентными ценностями и их экзотерической рационализацией, подачей на массы. Иными словами, возможна ли такая идеология, которая исповедовала бы трансцендентные стремления — и в то же время в своей непосредственной подаче эти стремления никак не эксплицировала и не преподносила?". Такая идеология не только возможна, но и абсолютно необходима. И в последнее время многие аналитики в России озадачились этим.

Россия представляет собой уникальный опыт мирного сосуществования традиций и выполняет миссию демиурга гармонии. При формировании новых наднациональных и межцивилизационных структур неизбежны некоторые коллизии, однако в целом русский миропроект означает стабильность для тех, кто принимает цивилизационный покров России. Для начала достаточно осознания негативного консенсуса, то есть осознания Запада как демиурга разрушения, не способного осуществлять экспансию без подрыва традиции и традиционных ценностей в других культурах, создающего по сути пародию на традицию в виде глобализма.

России нужно сделать ставку на то, что у нас всегда получалось лучше, чем у других. Ведь мы цивилизация воинов, мы можем и должны опереться на традицию славных побед русского оружия. ВПК нужно возрождать исходя не только из интересов национальной безопасности, но обязательно исходя из предстоящих масштабных проектов коллективной безопасности. Квалифицированные военные кадры нужно восстанавливать исходя из тех же задач. В цивилизации воинов, несомненно, органичное место занимает мощная интеллектуальная прослойка, поскольку для обеспечения опережающего развития необходимых военных технологий нужны и первоклассная фундаментальная наука, и гуманитарное сопровождение, тем более, такое гуманитарное сопровождение становится ключевым при поддержании долгосрочных международных коалиций. В этих двух аспектах — способности к развитию фундаментальной науки и инициативе в сфере духовной культуры — Россия тоже пока еще не потеряла свой статус. Восстановление былого величия этих форм знания еще возможно.

Территория России и ее недра — это необычайное богатство — не будут до скончания века принадлежать нам просто так, за здорово живешь, благодаря несказанной милости Божией, и без всяких усилий по его удержанию. Нам нужно воссоздать элитарную армию с элитарным кадровым ресурсом — армию, которая стала бы центральным гарантом коллективной безопасности нового блока. В глазах наших азиатских союзников мы будем контролировать свое достояние как страна с лучшей и сильнейшей армией и наиболее совершенной военной техникой. Россия должна стать мозгом и хребтом новой коалиции, заняв в ней по существу ключевые позиции, невосполнимые в случае какого-либо ущерба России.

Коллективный военный блок мог бы не только обороняться, но и решать определенные задачи наступательного характера. К таким задачам относилось бы, например, недопущение военного вмешательства иных стран и организаций в политическую жизнь третьих (внеблоковых) государств без согласия нашего блока. Причем это недопущение могло бы распространяться не только на Евразию, но на Африку и Америку. Таким образом, блок смог бы стать новым, гораздо более эффективным, чем ООН, механизмом обеспечения гармонии в мире.

В каком-то смысле подобная геополитическая концепция представляет собой возрождение сталинской международной политики. Это сталинизм в том отношении, что в ответ на двойные стандарты Запада Восток выстраивает нечто вроде своего второго стандарта. Частями такой политики стали бы управление антиглобализмом, управление терроризмом и контртерроризмом, игра на противоречиях между западными странами, раскол и смута на головы наших цивилизационных конкурентов. И это необходимо не потому, что мы испытываем какое-то чувство мести по отношению к цивилизации, способствовавшей краху СССР — это необходимо потому, что они не остановятся. Они будут использовать те же самые технологии, тот же самый TG-комплекс до тех пор, пока не получат достойного ответа.