18 февраля 2005 года в своем ежегодном послании народу Казахстана Нурсултан Назарбаев высказался за создание Союза Центрально-азиатских государств, основой которого может стать Договор между Казахстаном, Киргизстаном и Узбекистаном о вечной дружбе. Помимо привычных слов об общих экономических интересах и культурно-исторических связях, Назарбаев упомянул о внешней угрозе, а также о модели Европейского Союза, воспроизведение которой должно привести, по убеждению президента, к более тесной экономической интеграции в регионе, общему рынку и общей валюте. Тем самым Астана сделала попытку всерьез заявить о выработке новых форм организации постсоветского пространства. Тот факт, что Россию в данном случае не упомянули, невольно наводит на мысль, что дальнейшие блокообразующие тенденции в среднеазиатском регионе могут происходить без активного участия Москвы.
Однако такой вывод был бы преждевременным. Прежде всего, нужно учесть, что речь идет о документе, в значительной степени рассчитанном на сугубо внутриказахстанское потребление. На его формулировки непосредственно повлияли некоторые внутриполитические факторы. Одним из таких факторов является непростая сама по себе ситуация с выборами в Казахстане, которые могут состояться не в 2006 году, а уже осенью или зимой текущего года. Очевидно, президент Назарбаев уже начинает готовиться к выборам, возвращаясь в свое излюбленное и достаточно эффективное амплуа президента-интегратора, демонстрируя яркие внешнеполитические и социальные объединительные инициативы (среди прочих стоит вспомнить хотя бы программу "10 шагов навстречу простым людям", появившуюся в конце 1990-х годов). Вероятно, и сейчас Назарбаев пытается выступить в роли искусного и незаменимого выбивателя политических бонусов для Казахстана от заинтересованных соседей и возможных союзников.
Что касается содержательной части инициативы, она, как представляется, существенно слабее пропагандистской. Союз Центрально-азиатских государств в треугольнике Казахстан-Узбекистан-Киргизстан пока что является сугубо декларативным конструктом, который слишком далек от реализации. Даже среди политических элит названных стран идея подобного союза была встречена с большой долей скепсиса. Реальные союзнические отношения для этой тройки центрально-азиатских государств невозможны, как невозможно и расширение "союза" в некое единое и большое пространство за счет включения других участников. Между странами региона есть существенные противоречия. Узбекистан сам претендует на лидерство в регионе, и, учитывая непростые отношения между Астаной и Ташкентом, нетрудно догадаться, что, даже при формальном согласии Узбекистана, заявленная модель союза вряд ли будет жизнеспособной. Туркменистан всегда будет находиться в стороне от реализации подобных союзов, а Таджикистану никто и не предлагает куда-либо входить.
Хочу напомнить, что сама идея организации среднеазиатских государств в форму того или иного межгосударственного союза далеко не нова. За прошедшее десятилетие создавались похожие организации, которые не менее четырех раз меняли свое название — от Центрально-азиатского союза, до Центрально-азиатского экономического сообщества и Организации Центрально-азиатского сотрудничества. Нужно сказать, что все эти организации, не успев возникнуть, начинали двигаться в сторону своего полураспада. Существующая сейчас Организация Центрально-азиатского сотрудничества фактически прекратила свою деятельность, так и не выйдя дальше усилий по созданию Объединенного банка и ежегодных встреч, посвященным проблемам общего водопользования и другим вопросам, более мелкого плана. В этом отношении такие инициативы, как Союз Центрально-азиатских государств или его предшественники, являются куда менее жизнеспособными межгосударственными объединениями, чем тот же ГУУАМ.
Поэтому основной мэссидж казахстанских архитекторов Союза Центрально-азиатских государств, безусловно, направлен в сторону Москвы. Астана очень тонко почувствовала подходящий политический момент, когда после успеха розово-оранжевых революций в Грузии и на Украине позиции России на постсоветском пространстве резко ослабли. В такой ситуации Казахстан претендует на роль наиболее близкого для нас соседа и друга и в каком-то смысле действительно становится им. За это Назарбаев рассчитывает получить от Москвы определенные преференции.
На самом деле, российско-казахстанские отношения за последние время намного улучшились. Вырос товарооборот, правда, не так сильно, как хотелось бы казахстанским властям. В дальнейшем казахстанским лидерам хотелось бы заручиться более весомой поддержкой Москвы, которая выразилась бы не только в благоприятной позиции по президентским выборам в Казахстане, но также и в тарифах на прокачку казахских углеводородов по территории России в Европу, расширении экономического участия России в совместных разработках транскаспийских нефтегазовых месторождений. Особую роль в этой игре играет казахский газ. Россия его активно покупает, но не по такой схеме, которая устроила бы Казахстан на 100%. В настоящее время российский Газпром просто покупает казахский газ по казахским ценам и перепродает его на запад уже по своим расценкам. Астане хотелось бы, чтобы казахский газ поставлялся в Европу напрямик, по российскому трубопроводу и продавался по тем же ценам, по которым Европа покупает российский газ. Не менее важна для Казахстана тема военно-технического сотрудничества с Россией. Астана заинтересована в более тесном сотрудничестве в рамках ОДКБ в обмен на снятие ограничений на продажу Россией остродефицитных и дорогих систем вооружений и образцов военной техники. Тем самым Казахстан претендует на роль не только "второй Украины" в иерархии стратегических партнеров России внутри СНГ, но и "второй Белоруссии", с которой у Москвы всегда были особые отношения в сфере военно-технической взаимопомощи.
Возможно, здесь присутствует также некоторый мэссидж Астаны в сторону Китая и США. Будучи серьезно нацелен на дальнейший прогресс отношений с Россией, Казахстан не заинтересован в том, чтобы выглядеть излишне пророссийским государством, продолжая лавировать между различными региональными и мировыми силами. Сейчас идет строительство большого трубопровода в Китай, которое было начато в августе-сентябре 2004 года, и завершится ближе к концу 2005 года. Несмотря на то, что до сих пор не решен вопрос с реальной наполняемостью этой трубы, Казахстан уже начал себя позиционировать как одну из дополнительных топливных канистр для Китая. Это служит дополнительным и очень тревожным знаком для США, которые сейчас воспринимают Китай в качестве ведущего регионального центра в Азии. По всей видимости, новейшая интеграционная инициатива Астаны во многом призвана компенсировать это беспокойство и вызвать положительную реакцию США, традиционно увлеченных проектированием "санитарных кордонов".
В Астане прекрасно понимают, что Вашингтон может создать очень серьезные проблемы казахстанскому лидеру с идеей переизбрания на грядущих выборах. Вопреки расхожему мнению, в среднеазиатском регионе пугало оранжевых революций действует ничуть не хуже, чем, скажем, в европейской части России. Раскачать ситуацию в Казахстане можно очень легко, тем более, когда в стране существуют более 5 тысяч неправительственных организаций, всевозможных фондов проамериканского толка. Кроме того, в отличие от других государств региона, в Казахстане развивается сектор гражданского общества.
В связи с этим перед Россией возникают новые региональные вызовы и угрозы. Поневоле мы обязаны рассматривать Казахстан как ведущую силу, опорную структуру России в регионе. Все остальные страны по объективным или субъективным показателям на эту роль претендовать не могут. В Киргизстане и Таджикистане российские позиции более прочны, но по геополитическим соображениям они сильно уступают Казахстану. Поэтому Россия в настоящий момент поставлена перед необходимостью не просто продолжать диалог с Казахстаном, а идти на некоторые экономические и, возможно, даже политические уступки Астане.
Ситуация осложнена тем, что у России до сих пор нет единой, четкой и выверенной стратегии по Казахстану, утвержденной на самом верху. Да, президент Путин встречается со своим казахстанским коллегой, подписывает все необходимые документы по экономическому и военному сотрудничеству, поддерживает теплые личные отношения. Однако в целом российская политика разбивается на множество отдельных стратегий. Вместо единой стратегии России есть стратегия Лукойла, стратегия РАО "ЕЭС России" и других крупных компаний. Естественно, что крупные компании стремятся при встречах с казахстанским руководством решать свои непосредственные проблемы. Само по себе это неплохо, поскольку складываются вертикально-горизонтальные связи, построенные на личных взаимоотношениях сторон. Эффективность таких отношений очень высока, поскольку в Казахстане все вопросы, касающиеся судеб национального ТЭК, замкнуты на самого Нурсултана Назарбаева и кроме него их попросту некому решать. Модель функционирования сырьевого сектора казахстанской экономики выстроена по более жестким лекалам, чем аналогичная российская модель, и горизонтальные связи с казахстанской правящей элитой обеспечивают в итоге ответственные деловые решения. Именно поэтому Алекперов в Давосе успешно договаривается о создании совместного российско-казахстанского предприятия на Северном Каспии, а российские военные решают вопросы о проведении совместных стрельб. Но все эти "корпоративные" успехи мозаичны и ситуативны. Как правило, они не идут вразрез с интересами России, но принципиально не могут их заменить. Мы еще не достигли такого уровня корпоративизма, когда можно говорить, что все, что хорошо для Лукойла, хорошо и для России.
Наши позиции в Казахстане заметно ослабляет фактическое отсутствие эффективно работающих аналитических групп, которые занимались бы исключительно Казахстаном. Отсюда и отсутствие внятной публичной реакции официальных лиц по инициативам казахстанского президента. В результате воспроизводится до боли знакомая ситуация, когда "никто ничего такого и не ожидал". Вероятно, есть несколько человек в Администрации Президента, серьезно занимающихся казахстанской тематикой, но в МИДе я таких аналитиков не вижу. Эта ситуация не может не огорчать, особенно в сегодняшний исторический момент, когда Казахстан после охлаждения отношений с Украиной старается стать ведущим партнером России, даже путем откровенного шантажа и постоянных намеков на возможные уступки с российской стороны (взять хотя бы недавнюю историю о введении жестких таможенных барьеров для российских кондитеров, в тот момент, когда уже действуют соглашения об объединении взаимных таможенных территорий).
Но стать ведущим российским партнером по СНГ Казахстан пытается исключительно исходя из своих национальных интересов, как он их понимает. О национальных интересах России, присутствующих в Казахстане, тоже многие помнят. Но вопрос остается прежним: достаточно ли хорошо мы их понимаем, чтобы сделать их реальной частью собственной политики и национальной стратегии?
Андрей Грозин, заведующий отделом Средней Азии и Казахстана Института стран СНГ
