Чем ближе становится встреча в Братиславе между Путиным и Бушем, тем больше нарастает напряжение между двумя странами по вопросу о международном (читай — американском) контроле над национальными ядерными вооружениями России. В преддверии этого саммита Кондолиза Райс открыто заявила в Сенате, что в число приоритетов американской политики входит «обеспечение безопасности» ядерного комплекса РФ. Синхронно с этим демаршем появилось скандальное интервью Бориса Березовского, в котором он рассказал о ядерном чемоданчике в руках чеченских боевиков. Если сюда добавить весьма своевременную шумиху вокруг атомной бомбы КНДР и нарастающее напряжение вокруг иранского атомного проекта, то картина складывается весьма тревожная.
Со стороны Кремля сначала было сделано все возможное, чтобы не привлекать к опасной теме «ядерного оружия» широкого общественного внимания. МИД РФ даже выразил специальное удивление относительно того, что в ходе российско-американского саммита в Братиславе 24 февраля якобы планируется подписание договора, устанавливающего международный контроль над объектами ядерно-оружейного комплекса России: «Спекуляции относительного того, что готовится какой-то договор, предусматривающий, среди прочего, международный контроль над объектами ядерного комплекса России, абсолютно беспочвенны».
Однако, судя по всему, и в верхах отношение к теме — вполне серьезное. На днях министр обороны России Сергей Иванов на Международной конференции по вопросам политики безопасности в Мюнхене сделал ряд важных заявлений. Он говорил и о новых видах российских ядерных вооружений, и о развернувшейся на Западе информационной кампании вокруг плохо охраняемого ядерного арсенала России. Министр обороны рассматривает все эти заявления, как часть подготовки Запада к встрече Путина и Буша в Братиславе: «Требовать от Путина внешнего контроля над российским ядерными объектами после таких заявлений будет гораздо проще. Это обоснование будущего давления американцев на нашу страну». Тем самым, само существование проблемы контроля над стратегическими силами России было признано на таком высоком уровне.
Сегодня только формальное членство в таких международных организациях, как Совет безопасности ООН и «большая восьмерка», да фактическое обладание ядерным оружием, доставшимся в наследство от СССР, делают Россию влиятельной державой. Однако со времен известной программы Нанна-Лугара у американской стороны стремление «вырвать у России ядерное жало» только нарастало. Понятно, что наличие национальных ядерных сил является инструментом, гарантирующим независимость страны. Но этот инструмент требует не только технического, но и политического освоения. Ядерное оружие бессильно без внятной концепции его применения. У СССР такая концепция была, но она базировалась на принципах общего военного паритета со США. И поэтому — оказалась совершенно не адекватна сегодняшней России, для которой вопрос стоит не о «сдерживании» в рамках паритетной международной системы, а об обеспечении собственной целостности и независимости в ситуации очередного «передела мира». Иными словами, для нас давно назрел переход от «ядерного глобализма», каковым была советская стратегия присутствия в мире, — к «ядерному национализму».
Для переосмысления концепции ядерного оружия в категориях национального суверенитета следует прежде всего обратиться к опыту Франции — страны, вначале полностью полагавшейся на гарантии «ядерного зонтика» США. Однако совсем скоро лидерам Франции пришлось усомниться в союзнических гарантиях США в области ядерной безопасности. Шарль де Голль вполне обоснованно опасался втягивания Франции в ядерный конфликт, который вопреки ее интересам мог быть развязан в Европе. Опытный генерал пришел к выводу, что Пятой республике надлежит самостоятельно обеспечивать свою безопасность. Руководство Пятой республики во главе с де Голлем (помимо сугубо идеологических решений о достижении суверенитета Франции) сделало большую ставку на ядерное оружие как инструмент национальных внешнеполитических целей. Главными из них считались освобождение страны от опеки Вашингтона, занятие более самостоятельной позиции в НАТО и повышение престижа Франции в Западной Европе.
За разработку французской ядерной доктрины взялись ведущие военные теоретики, такие как генералы П. Галлуа, Л. Пуарье и адмирал А. Сангинетт. Вскоре они разработали концептуальные положения национальной доктрины, получившей название «сдерживание слабым сильного». Основная ее суть заключалась в идее, что более слабое в военной области, но обладающее ядерным потенциалом государство может путем угрозы его применения по крупным городам сдержать сильного агрессора от развязывания войны или конфликта. Сегодня мы видим, что элементы этой доктрины получают свое подтверждение в современном мире. Могущественные США проявляют большую сдержанность к достигшему «ядерной зрелости» КНДР, чем к «недоядерному» Ирану.
Формально эта французская доктрина носила ярко выраженную антисоветскую направленность. Однако ее основной чертой стал абсолютный приоритет национальных ядерных сил в военном строительстве, поэтому «побочным» следствием этой доктрины стала независимость Франции от НАТО. Французское военно-политическое руководство тогда определило для своих стратегических ядерных сил главную цель — сдерживание войны. В качестве возможной формы их применения было выбрано — нанесение всеми имеющимися носителями массированного ядерного удара (концепция «все или ничего») по объектам промышленного потенциала противника (концепция «удара по городам») при любом нападении агрессора. Именно поэтому в военном строительстве Пятой республики приоритет всегда отдавался стратегическим ядерным вооружениям.
К концу 1956 года во Франции были сформированы все необходимые органы и структуры для проведения в жизнь атомного военно-политического проекта и была принята государственная программа на 1957-61 гг., предусматривавшая бесперебойное финансирование всех работ. Продвижению атомного проекта Франции во многом способствовала принятая в 1958 году новая Конституция, существенно расширившая права президента Французской республики. С точки зрения потомков, этот удавшийся «побег из мирового курятника» мог быть осуществлен только политической волей генерала де Голля — ярого сторонника ядерной независимости Франции. Его «неожиданный рывок» привел к успеху всей политики Франции в области ядерных вооружений, которая последовательно проводилась французским руководством на протяжении почти 20 лет.
3 ноября 1959 года де Голль произнес в Центре высших военных исследований свою знаменитую речь. Он сказал, что главная цель ядерной программы Франции заключается в создании национальных ударных сил на основе ядерного оружия, которое могло быть задействовано в любой точке земного шара. 13 февраля 1960 года мощный взрыв (60-70 кт) на полигоне Регган громко возвестил о вступлении Французской республики в «атомный клуб». В апреле и декабре этого же года были проведены в атмосфере еще два испытания ядерных устройств.
Однако четвертое ядерное устройство было подорвано 25 апреля 1961 года с неполным циклом деления. Это было сделано для предотвращения захвата ядерного заряда повстанцами генерала М. Шале. Этот мятежный генерал был бывшим главнокомандующим французскими войсками в Алжире, поднявшим 22 апреля восстание против французских властей. Таким образом угроза ядерного терроризма нависла над миром еще задолго до громких заявлений двух «мировых шайтанов» — Бен Ладена и Бориса Березовского.
Уже с конца 50-х годов французское руководство стало проводить политику «ядерного национализма», которая в конце концов привела к выходу Франции из военной структуры НАТО. В 1958 году правительству США было отказано в предоставлении возможности развернуть баллистические ракеты средней дальности на французской территории. Была отвергнута американская стратегия «гибкого реагирования», которая с 1962 года стала официальной доктриной Североатлантического союза. Франция отказалась также подписать «Пакт Нассау», одобренный в декабре 1962 года президентом США Дж.Кеннеди и премьер-министром Великобритании Г.Макмилланом. Напомним, что его суть заключалась в предоставлении одинаковых прав Великобритании и Франции в ядерной политике НАТО и постепенном интегрировании ядерных сил этих стран с частью ядерных сил Соединенных Штатов под командованием военного блока.
Де Голль считал стратегической ошибкой политику противостояния НАТО и Варшавского договора, именно он предложил создать "единую Европу от Атлантики до Урала". В обстановке 60-х это выглядело как явно утопическое предложение, послужившее, однако, сигналом к некоторому потеплению политического климата. Лишь впоследствии потомки смогли оценить долгосрочное значение концептов, выдвинутых генералом Де Голлем. Историк Ярослав Бутаков замечает, что «харизматический основатель Пятой республики с некоторым основанием может считаться вдохновителем объединённой Европы».
Опытный генерал первым из западноевропейских политиков прагматически использовал обстоятельства двухполярного мира для выхода из-под диктата США. Особо отметим, что утратившая к середине 1960-х большую часть своих колоний, Франция продолжала вести себя как великая держава, имеющая право на независимую политику. Еще в конце 1950-х американцам было запрещено иметь на базах во Франции ядерное оружие. Из-под командования НАТО был выведен французский флот: сначала в Средиземном море, а летом 1963 года — в Атлантике. Поэтому уже в начале 1963 года американо-французские противоречия в ядерной области приобрели крайне острый характер. 31 марта 1966 года был опубликован меморандум правительства Франции о выходе из военной организации НАТО. В нем Шарль де Голль предельно конкретно выразил свое отношение к попыткам США и Великобритании установить гегемонию в Североатлантическом союзе.
Для блока НАТО в условиях, когда США надолго увязли во Вьетнаме, решение Парижа стало тяжелым и во многом неожиданным ударом. Все руководящие органы блока нужно было спешно перебазировать в Брюссель, именно с тех пор и зародилась в Европе печально известная «брюссельская бюрократия». Уровень противостояния двух западных стран поможет понять только один факт. К 1 апреля 1967 года США должны были эвакуировать из Франции 29 баз с 33 тысячами военнослужащих. Французы с тех пор так и не изменили свою позицию, принимая участие лишь в политической надстройке НАТО.
В период президентства В.Ж. д’Эстена основные принципы деголлевской ядерной стратегии сохранились. Однако наметились и первые шаги в эволюции внешнеполитического курса Франции, направленные на сближение с США и НАТО. Теперь уже руководство Франции считало, что ядерное оружие не может быть применено в качестве ответа на любую форму агрессии, но только в случае атомного нападения. По оценкам официальных лиц к 1978 году был достигнут первоначально запланированный уровень количественного развития СЯС в соответствии с принципом «достаточности». Видный военный теоретик генерал Ги Мери определил этот уровень так: «Уровень развития СЯС должен означать способность нанести противнику «ущерб», который был бы как минимум равен объему «выгод» агрессора в случае его успеха».
Однако развитие французских стратегических ядерных сил продолжалось. В результате непрерывных двадцатилетних усилий всех французских правительств стратегические ядерные силы Франции имели к 1983 году в своем составе 33 стратегических бомбардировщика, 18 БРСД S-3 и пять ПЛАРБ с 80 баллистическими ракетами М20. В арсеналах Франции был 131 ядерный заряд суммарной мощностью 103,9 Мт. Это впечатляющая военная мощь стала зримым оплотом суверенитета и безопасности Франции, всеми видами вооружения готовой отстаивать свою территориальную целостность.
Окончание следует
