Какая конституционная реформа нам нужна
Конституция 1993 года, каковую, разумеется, следует строго соблюдать, пока она действует, не только не является совершенной, но во многом прямо не соответствует историческому пути Российского государства, основным парадигмам русской культуры и мышления, геополитическим условиям российского "месторазвития".
В референдуме по проекту конституции РФ в декабре 1993 года по официальным сведениям приняло участие 54,8% избирательного корпуса, из них только 58,4% проголосовали "за". Таким образом, даже в момент ее принятия Конституцию одобрили менее 30% населения России.
Конституция 1993 года основана на рецепции новоевропейских и американских политико-правовых концепций, а никак не провозглашенных "общечеловеческих ценностей", поскольку население Европы и Северной Америки составляет абсолютное меньшинство населения земного шара. В базовом учебнике по конституционному праву Российской Федерации под ред. М.В.Баглая (М., 1999) в числе идеологических источников Конституции перечисляются такие авторы, как Т.Гоббс, Д.Локк, П.Гольбах, Ш.Монтескье, Т.Джефферсон и т.д., в философском пантеоне фигуры отнюдь не первого ряда. Из русских авторов — Б.Н.Чичерин, Б.А.Кистяковский, С.А.Котляревский и др. представители либеральной ветви "государственной школы", чьи базовые идеи, при всех их научных (прежде всего, Б.Н.Чичерина) заслугах, являются простыми заимствованиями. Особо подчеркивается роль таких деятелей, как А.Д.Сахаров, Б.Н.Ельцин, А.Н.Яковлев, А.А.Собчак в создании Конституции. Примерно такая же картина и во всех остальных пособиях по конституционному праву. Таким образом, очевидно, что об "интеллектуальном обеспечении" Конституции, тем более в долгосрочной перспективе, говорить крайне трудно.
В то же время, нельзя не отметить, что президентская (точнее, смешанная), республика все-таки больше соответствует отечественной традиции ("персонификации власти"), чем республика парламентская. Да и само наличие в стране "президентской вертикали", пусть менее эффективной с силовой точки зрения, чем "обкомовско-номенклатурная" и, тем более, имперско-губернаторская, все-таки пока что позволило избежать территориального распада РФ. Нам в какой-то степени помогло, что за основу конституционной рецепции была взята и криптомонархическая Конституция Франции V Республики, хотя сам по себе факт рецепции всегда несет в себе "семя тли", залог разрушения.
К числу нерефлективно перенятых категорий евроамериканской политико-правовой доктрины относятся, прежде всего, доктрина "прав человека" и доктрина "разделения властей", создавшие на российской почве новую "химеру" (в гумилевском смысле). Эти теории возникли в XVIII веке в конкретно-исторических условиях Европы и явились отражением борьбы буржуазии ("третьего сословия") против Королевской власти и Римо-католической Церкви и ничего более. Для самого Запада они стали "обязательными" только после Второй мировой войны. Теория "разделения властей" является, к тому же, теоретико-правовой фикцией: власть всегда едина и монадична, как показал еще Аристотель в типологии политических режимов (монархия, аристократия, "полития" или их искаженные, но тоже монадичные, формы — тирания, олигархия, охлократия). Разделяется только управление во всех его самых разнообразных ветвях, что было подробно объяснено развивавшим на рубеже ХIX-ХХ вв. учение Аристотеля Л.А.Тихомировым. Отсутствие понятия "разделение властей" на уровне основ государственного строя как в Российской Империи, так и в Советском Союзе, есть свидетельство не нашей "отсталости", но принадлежности к иной по отношению к новоевропейской и североамериканской политико-правовой культуре.
Уже Конституция СССР 1936 года (основным автором котором на самом деле был Н.И.Бухарин), совершенно очевидно использованная И.В.Сталиным как "фасад", прежде всего, в отношениях с западными союзниками по II Мировой войне, уже во многом основывалась на доктринах западного парламентаризма и были неприменима к реальной жизни. Эта неприменимость уравновешивалась только тем, что подлинная государственность держалась на партийной вертикали, пронизывавшей формально конституционные органы (система "земщина-опричнина"). Отсюда основной лозунг диссидентского демократического движения 60-70-х гг. ХХ в. — "Соблюдайте свою Конституцию!" Если бы, впрочем, ее соблюдали, то СССР пал бы уже сразу после "чехословацких событий".
В настоящее время «конституционная реформа» должна заключаться, прежде всего, в приведении основ государственного строя в соответствие с той "тысячелетней русской парадигмой" (бранное выражение в устах А.Н.Яковлева), которая была демонстративно отвергнута сначала сторонниками демократического социализма, а затем либералами. Разумеется, речь не может идти о формальном и механическом к чему-либо возврате: современные реалии и условия, многие из которых приобрели необратимый характер, должны быть учтены. Также очевидно, что сама реформа должна осуществляться конституционным, мирным путем, исключающим "великие потрясения", по крайней мере, если и пока это возможно.
Это условие принципиально. Начать реформу — как и вообще что-либо серьезное в современной России — можно только тогда, когда будет нейтрализована сама возможность "бархатной", "оранжевой" и иной революции, которая готовится в интересах нашего геополитического противника. Необходимо с одной стороны — любой ценой обезвредить "либерально-социалистический заговор", с другой — прекратить либеральное же наступление на нормальную жизнь молчаливого (пока) большинства народа, прекратить его удушение во имя экономических фикций и интересов иностранных игроков. Тем более, что такое удушение проводится теми же самыми группами, каковые являются наиболее ярыми сторонниками либерализма, "прав человека", "парламентской республики" и проч. Отставка всего экономического блока правительства — сейчас главное и первейшее.
Инициировать конституционную реформу должен сам Президент, желательно, при этом, вышедший путем референдума на третий срок своего правления. Разумеется, без выполнения вышеуказанных условий никакой третий срок невозможен. Если же они будут выполнены, то Президент будет очевидно поддержан подавляющим большинством страны, и вопрос о третьем сроке будет поставлен даже вопреки его воле.
Следует признать, что уже сейчас конституционная реформа практически идет. Новая система формирования власти в субъектах федерации уже создала предпосылки для "стягивания пространства" и купирования регионального сепаратизма (а он есть и на Дальнем Востоке, и в Сибири, и на Урале, и даже в Петербурге). Выдвижение двух кандидатов для утверждения Президентом во Владимирской области показало, что была применена та форма выдвижения — обсуждение без голосования, причем обсуждение в трудовых коллективах и общественных организациях, — которая была свойственна не столько советской и петербургской, сколько старомосковской, "земской" эпохе (разумеется, чисто "структурно"). Такое сочетание централизации с "прямой демократией" (точнее, "демотией") крайне перспективно. Однако критики этой системы (коммунисты и либералы) указывают, что фактически ее введение нарушает основы конституционного строя (в данном случае — положение о федеративном государстве), и они совершенно правы. Разве что толковать их "указания" следует "с точностью до наоборот" — как аргумент в пользу пересмотра Конституции, причем в ее основах, в "неприкосновенной" первой главе. Согласно действующей Конституции, после одобрения абсолютным большинством обеих палат Федерального Собрания, Первая глава может быть пересмотрена через Конституционное Собрание или всенародный референдум. Добиться этого, при соответствующей консолидации "партии власти" в Госдуме хотя и трудно, но возможно. Предполагаемые изменения, безусловно, поддержит фракция ЛДПР, а при условии смены правительства и экономической политики — также "Родина" и даже некоторые члены фракции КПРФ.
Напомним, что, по нашему мнению, вся конституционная реформа должна быть инициирована Верховной властью. Ею она, прежде всего, и должна осуществляться. Поэтому еще до пересмотра самих Основ конституционного строя ("Первой главы") следует пересмотреть принцип разделения властей, являющийся миной, подложенной под любую конституционную реформу. Надо отдать должное советскому и постсоветскому теоретику права С.С.Алексееву (не путать с Н.Н.Алексеевым), еще в начале 90-х годов отстаивавшему тезис о президентской власти как стоящей по ту сторону разделения властей, по аналогии с властью монархической (Алексеев тогда писал об этом даже в пособиях для поступающих в юридические ВУЗы). Понятно, что речь шла об аристотелевско-тихомировской концепции, выраженной "политически корректным" языком. Конституция 1993 года в определенном смысле отразила эту безусловную для любой более или менее дисциплинированной мысли аксиому, провозгласив Президента "гарантом Конституции" (каким "гарантом" был тогдашний Президент — вопрос другой).
Сегодня этого явно мало. Требуется прямо закрепить положение главы государства как носителя Верховной власти, являющегося Арбитром (выражение Л.А.Тихомирова), стоящим над законодательной, исполнительной и судебной деятельностью (а не властью). При этом, скорее всего, — переименовав «Президента» в «Верховного правителя». Необходимость удлинения срока его полномочий очевидна, равно как и отказ от ограничения этих полномочий только двумя сроками. Как и сколько — вопрос для обсуждения. В дальнейшем следовало бы также осуществить переход от принципа выборности Верховной власти — если власть выборна, она не Верховна, а "верховен" избирательный корпус (а на самом деле те, кто им манипулирует), — к принципу преемственности. Уходя (или умирая), Верховный Правитель официально назначает своего преемника, который затем утверждается на всенародном референдуме. Здесь возникает множество юридических проблем (внезапная смерть, отсутствие назначения по иным причинам, отклонение "преемника" на референдуме и проч.), которые следует тщательно рассмотреть и "прописать", но это дело уже непосредственной работы над проектом. Вообще будущая Верховная власть должна сделать референдум основным средством легитимизации своих решений "через голову" бюрократии и "элит", которые тем самым окажутся не у власти, но "при деле", "познают место свое". Если они захотят остаться, они должны будут с этим смириться.
Укрепление Верховной власти, точнее, ее становление — ибо сегодня формально власть у нас принадлежит "многонациональному российскому народу", а фактически может переходить от одной группы лиц к другой, причем очень часто сомнительно идентифицируемой и с сомнительной идентичностью — будет на самом деле подлинным становлением "Новой России", творчески соединяющим в себе ее Царский, Императорский и Советский периоды с включением тех элементов демократии, которые не противоречат "тысячелетней парадигме".
Что касается "Основ" конституционного строя, то, прежде всего, пересмотреть необходимо положение о так называемых "высших ценностях государства". "Человек" и, тем более, "его права" не могут быть "высшими ценностями" просто потому, что таковыми не являются. Высшие ценности всегда трансцендентны, "иноприродны" и "нездешни". Отвергая это, мы отвергаем дихотомию мироздания, а тем самым и собственную сущность. Человек, не смотрящий вверх, превращается в лучшем случае в животное. Даже советские идеология и право провозглашали трансцендентные ориентиры, что и позволяло им поддерживать свое существование, "питаясь извне". Самозамкнутый кокон гибнет или мутирует ("киберпанк", "транссекс" и т.д.). Трансцендирование высших ценностей государства должно быть осуществлено через указание на ценности основных традиционных религий народов России, а также такие, как патриотизм, справедливость, милосердие (последние два суть преобразованные отрицательный и положительный полюс "прав человека").
Следует отказаться от определения России как светского (то есть религиозно нейтрального) государства. Вместо этого должно быть введено понятие государствообразующей — но не государственной, в смысле принудительном — и исторической религии — Православного христианства (включая Старообрядчество), и повторено определение трех других религий — ислама, буддизма и иудаизма — как традиционных (наряду с Православием) конфессий народов России. Этим четырем религиозным конфессиям должна оказываться государственная помощь и поддержка. А государствообразующая роль Православия отражена, прежде всего, в том, что Верховный Правитель и министры обороны, иностранных дел, внутренних дел, а также глава разведки и безопасности должны исповедовать Православие (для премьер-министра, как прежде всего "хозяйственника", это может быть не обязательно). Принуждения к исповеданию традиционных религий (в том числе для чиновников, учащихся, военнослужащих и т.д.) быть не должно, однако, агитация и пропаганда против этих вероисповеданий должна быть запрещена и преследоваться по закону.
В ходе конституционной реформы следует отказаться от абстрактной, чисто исторически (в XVIII в.) обусловленной и не соблюдаемой уже и на самом Западе доктрины "прав человека". Разумеется, здесь имеются в виду не сами права, обязательные к соблюдению, а именно определенная доктрина, превратившаяся в псевдорелигиозный культ, значительно превзошедший по масштабам своей тотальности советский "марксизм-ленинизм". Сама концепция "человека" в юридическом смысле должна быть пересмотрена. "Человека вообще" не бывает: всякий человек есть, прежде всего, представитель своей нации, Церкви, общественного сословия. Наряду с правами отдельного человека (и иерархически выше их) должны быть поставлены права народов, профессиональных и конфессиональных групп, профсоюзов, культурных сообществ и проч. Не говоря уже о правах государства в целом. Все они должны быть признаны субъектами права, а внутрикорпоративные нормы внутригосударственных объединений — неприкосновенными.
Сами же "права человека" — лишенные какой-либо сакральности и изъятые из Конституции как некая "высшая ценность" — должны будут рассматриваться исключительно в единстве с их обязанностями. Такая формулировка существовала в советское время, однако в своей опоре на "марксизм-ленинизм" она лишалась онтологической глубины, и ее положительное содержание постепенно выветривалось. Кстати, она существует сегодня в Конституции КНР, где фактически обретает конфуцианское содержание, а также в Индии и Иране. Выдающийся русский юрист евразийской школы Н.Н.Алексеев еще в 20-30-е годы ХХ века сформулировал понятие правообязанности, которое, по его мнению, лежало и будет лежать в основе национальной русской правовой системы. В определении Н.Н.Алексеева право тем самым приобретает не отрицательное (право от), но положительное (право для) содержание, делая само правоисполнение и правоприменение обязанностью и личности, и государства.
Так, свободу труда следует рассматривать как свободу для труда, а не как свободу от труда. В тех статьях новой Конституции, где будет говориться о правообязанности труда, обязательно должно быть подчеркнуто многообразие его форм, включающее творчество, предпринимательство или мышление. Право на жизнь также должно рассматриваться во всей своей полноте, то есть от зачатия до смерти и, тем самым, став правообязанностью, влечь за собой все соответствующие последствия, включая запрещение абортов с одной стороны, защиту материнства и детства государством — с другой. Политические права и свободы, обретая черты правообязанности, налагают на субъектов права естественные геополитические и военные ограничения. Можно быть приверженным любой идеологии — от сталинизма до анархизма — и соответствующим образом высказываться, в том числе публично, но то, чем, например, занимались "правозащитники" или "Яблоко" во время чеченской войны, прямо подлежит уголовной ответственности. Равно как и деятельность в пользу внешних враждебных России сил, таких, как МВФ, НАТО и им подобные.
Следует, по-видимому, вообще принять Закон о безопасности государства (название может быть иным) и действовать соответствующим образом. Нет никаких принципиальных возражений против свободы всех форм собственности, однако, понятие правообязанности неизбежно вводит мотив социальной ответственности собственника, подразумевая под этим обязанность вкладывать в развитие производства, науки, культуры, образования и возможность вмешательства государства в случае отказа от такой ответственности. Вообще, в новой Конституции социальный характер государства должен быть обязательно заострен. "Социал-консерватизм" — так можно было бы определить политико-правовую идеологию будущей России, если мерить ее в привычной шкале политических идеологий. "Социальный" и "социалистический" — не одно и то же.
Социальными государствами были все средневековые монархии, в том числе на Западе (до появления "протестантской этики"), основной экономической политикой которых было не "накапливать", а "тратить". Основное отличие православного хозяйства от протестантского заключается в том, что его аскетизм не является постоянным, а связан только с постами, — писал в книге "Русский хозяин" миллионер-старообрядец Владимир Рябушинский. Он же указывал на то, что купцы-старообрядцы (в том числе самые богатые) считали себя не собственниками своего имущества, а его владельцами, и оно могло быть при определенных обстоятельствах отчуждено в пользу общины. Иными словами, имущественные права рассматривались как правообязанность, рассматривались в социальном аспекте. В таком, социальном, аспекте, должна быть пересмотрена и вся конституционная система "прав человека" в будущей России. Пересмотрена и переосмыслена как система "правообязанностей".
Постепенно следует менять и систему представительной демократии и, соответственно, конституционную структуру высших государственных органов (через Конституционное собрание или референдумы). Речь идет о переходе от политического представительства (по принципу той или иной идеологии) к представительству территориально-профессиональному — то есть представительству от российских регионов с одной стороны, профессиональных групп населения — с другой. Лично мне видится в будущем двухпалатная Дума с Палатой труда (избираемой от профессиональных групп) и Палатой земель. Но это личное мнение — может быть и иначе, и в любом случае не сразу. На данный момент выдвинутая Президентом В.В.Путиным идея создания при Государственной Думе т.н. Общественной палаты мне представляется чрезвычайно плодотворной для складывания у нас системы совещательных и законосовещательных органов не на основе формальных идеологий, но через учет всего многообразия взглядов и интересов народа России. Особую роль здесь могут сыграть профсоюзы и будущие профессиональные объединения работодателей (предпринимателей), которые могли бы взаимно координировать друг друга, например, в Высшем Совете Труда при Верховном Правителе. Повторим, в этом случае мы действительно придем к социальному государству, каковое провозглашается и в нынешней Конституции РФ, и каковым оно на самом деле не является, особенно после последних событий в связи с "монетизацией льгот".
В связи со всем сказанным можно было бы даже предложить условную Первую статью будущей Конституции вместо ныне действующей ("Российская Федерация есть демократическое, федеративное, правовое государство с республиканской формой правления"): "Российская Федерация (Россия) есть наследующее многовековую историю России, основанное на правах и обязанностях ее народов и людей, социально-представительное государство, Верховная власть которого служит Богу и Отечеству. Высшими ценностями Государства Российского являются ценности традиционно-религиозные, идеалы патриотизма, социальной солидарности, справедливости и милосердия".
Изложенное здесь — лишь первый набросок по данной проблеме, и касается он, на самом деле, только двух первых этапов возможных конституционных преобразований, каковые можно было бы осуществить в течение нескольких лет. Существует и естественное продолжение ("третий этап") того, что, употребляя выражение Л.А.Тихомирова, можно было бы назвать "реформой обновленной России", но пока говорить о нем не время и не место.
Остается добавить, что в случае возможного объединения России с Белоруссией и, что менее, но все же вероятно, с Казахстаном (и даже Арменией), конституционный процесс будет значительно облегчен, ибо начнется "с нуля" и не потребует достаточно сложного пересмотра ныне действующей, крайне жесткой с точки зрения принятия и отмены, Конституции РФ.