В многолетней погоне за Шамилем Басаевым и Асланом Масхадовым и в борьбе с "международным терроризмом" российская власть упорно игнорирует другой не менее опасный вызов — чеченский "системный сепаратизм". Сепаратизм, скрывающийся не в горах и в "зеленке", а в кабинетах представителей чеченской элиты, аттестующих себя в качестве проводников российской политики и строителей властной вертикали. Проект Договора о разграничении полномочий между "мятежной республикой" и федеральным центром, озвученный 18 января 2005 года, не оставляет сомнений в том, что "наши люди" в Чечне фактически реализуют сценарий по ее отделению от России. "Мирными средствами" "пророссийские политики" достигают того, что военным путем не удалось создателям независимой Ичкерии Джохару Дудаеву и Аслану Масхадову. Как говорится, неважно какого цвета кошка, главное, чтобы она ловила мышей.
По словам заместителя руководителя представительства Чечни в Москве Саида Хамзатова, подписание сего документа "планируется до конца квартала в любом случае" и, «что бы там пресса ни говорила, основные глобальные положения согласованы и принимаются». В чем же суть "глобальных положений", которые принимаются нашей вертикально выстроенной властью, закрытой от всякого воздействия и критики со стороны СМИ? Чечня провозглашается регионом "интенсивного развития". Это означает, что на десять лет "мятежная республика" получает контроль на недра и природные ресурсы республики, а также осуществляет сбор налоговых поступлений исключительно в республиканский бюджет. Но и этого мало. За особые заслуги Чечня получает собственный Национальный банк, лишь номинально подчиненный российскому ЦБ. Однако и этим "интенсивность" не ограничивается. Договор ставит препоны российским силовым структурам для их "вмешательства" во внутренние дела республики. Более того, каждый чеченец, пострадавший от сталинских репрессий, получает материальную компенсацию размером в 500 минимальных размеров оплаты труда.
Последний пункт поражает особым цинизмом. В то время, когда ветераны Великой Отечественной войны выходят на пикеты и митинги за право на нищенские льготы, Кремль, похоже, готов с восточной щедростью оплачивать компенсацию особо пострадавшим жертвам сталинских репрессий из карманов российских налогоплательщиков. Что ж, восстановление справедливости по отношению к жертвам сталинизма (и коммунистической власти) можно было бы только приветствовать. Но почему бы в таком случае нашей власти не выплатить компенсации и поныне живущим крестьянам Воронежской или Липецкой области, пережившим ужасы коллективизации, жителям из "чернодосочных станиц" Кубани, репрессированным казакам Терека (между прочим, с помощью большевистски настроенных чеченцев и ингушей), пострадавшим от новочеркасского расстрела в 1962 году? Неужели для того, чтобы о проблеме заговорили, нашей власти нужна ичкеризация российского Черноземья? Фактически подписание такого Договора в течение "текущего квартала" превращает Россию в конфедерацию, а Чечню - в независимое государство, подконтрольное Москве лишь внешне. Таким образом военные операции нашей армии и внутренних войск в мятежной республике в очередной раз обесцениваются, а сепаратисты без боевых столкновений и человеческих жертв добиваются приватизации целого субъекта РФ.
На сей раз приватизация Чечни происходит с санкции и благословения высшей российской власти. В том, что такая санкция существует, сомневаться не приходится. В марте 2003 года федеральный центр всей мощью своего административного ресурса продавил Конституцию Чечни, в которой провозглашался "суверенитет" этой республики и особое республиканское гражданство. «Суверенитет Чеченской республики выражается в обладании всей полнотой власти (законодательной, исполнительной и судебной) вне пределов ведения Российской Федерации и полномочий по предметам совместного ведения Российской Федерации и Чеченской Республики и является неотъемлемым качественным состоянием Чеченской Республики," — гласил Основной закон "пророссийской" Чечни. После проведения голосования по проекту Конституции Чечни 23 марта 2003 года Владимир Путин заявил, что «мы закрыли последнюю серьезную проблему, связанную с территориальной целостностью России». Рост количества террористических актов, прогремевших после «всенародного голосования», заставил даже завзятых оптимистов усомниться в «конце истории» в мятежной республике.
Но террористы террористами — это, в конце концов, как ни цинично прозвучит, их работа, хорошо оплачиваемая. Но пойдя на псевдодемократизацию в Чечне, Москва отказалась рассматривать угрозу со стороны так называемых «наших людей» в Грозном, которые, почувствовав свою силу и уверовав в абсолютную безнаказанность любых своих «законотворческих» инициатив, начали не просто нарушать российское законодательство, но и катастрофически разрушать авторитет российской власти. Не случайно накануне "исторического референдума" по Конституции Чечни Надирсолты Эльсункаев (в 1991-1995 гг. сотрудник Службы безопасности дудаевской Ичкерии) заявил: «…рано или поздно Чечня станет независимым государством. Но до этого еще очень далеко. Без России ей сейчас не подняться»… В июне 2003 года российские СМИ в течение нескольких дней спорили о существовании проекта Договора о разграничении полномочий между Москвой и Грозным. Тогда текст с пунктами о Нацбанке Чечни с правом эмиссии и возможности открытия международных представительств республики казался антиутопией. Однако вскоре Ахмад Кадыров развеял все слухи и обозначил собственное авторство данного текста, сославшись при этом на высочайшее одобрение Кремля. И что же? Последовали ли какие то корректировки со стороны администрации российского президента, самого Владимира Путина? Напротив, при жизни (а тем паче после своей гибели) Ахмад Кадыров был (и остается ныне) "священной коровой" российской власти. В том же июне 2003 г. тогдашний председатель Госсовета Чечни выступил с не менее оригинальной инициативой- организовать выплаты материальной компенсации чеченцам за их неучастие в российской приватизации. Получила ли эта идея отповедь со стороны федеральной власти? Риторический вопрос. Стоит ли в таком случае удивляться появлению новой идеи — компенсации "жертвам сталинизма". То ли еще будет. Скоро начнем компенсации за период Кавказской войны и пленение имама Шамиля.
В 2004 году "пророссийские чеченцы" порадовали всех нас всепрощенчеством по отношению к вчерашним дудаевцам (Борису Айдамирову и Магомеду Хамбиеву) и инициативой по предоставлению амнистии Аслану Масхадову. В 2004 году стало очевидно, что открытые и "системные" сепаратисты говорят на одном языке — языке «понятий», а не российского государственного права. Стало очевидно своеобразное разделение труда. "Непримиримые" сепаратисты проводят теракты и ведут партизанские действия по отношению к российским военным частям, а сепаратисты "системные" шантажируют Кремль, вымогая у него все новые и новые права и привилегии. В наступившем 2005 году стало ясно, что «неприкосновенность» сестры значит для "наших людей" в Чечне больше нежели сохранение минимума политических приличий по отношению к федеральной власти. Закономерный финал подобной политики — появление нового (на самом деле подправленного кадыровского) проекта Договора между Москвой и Грозным. Что ж, достойная память герою России!
Однако в нашей истории опыт "умиротворения" мятежной окраины ценой ее покупки и отдачи на кормление уже не единожды опробован. Сегодня самое время вспомнить и внимательно проанализировать конкретные результаты такого эксперимента.
Польские параллели
В ноябре 1830 года сановный Петербург испытал самый настоящий «шок и трепет». Не будет преувеличением сказать, что холодной осенью 1830 года представители имперского политического истеблишмента как будто перенеслись в лето 1812 года, когда страна узнала о переправе «Великой армии» Наполеона через Неман. Российский государь-император Николай I и его приближенные получили первые тревожные известия из царства Польского, в котором в ту пору началось полномасштабное восстание против «русского рабства». И было от чего взывать к призраку 1812 года. Царство Польское, отошедшее к России после победы над «корсиканским узурпатором», по итогам Венского конгресса, считалось (как оказалось потом — напрасно) стабильным и предсказуемым политическим образованием. Царство Польское получило из рук российского монарха «Конституционную хартию», в которой римско-католическая вера объявлялась «предметом особого попечения». Хартию, в которой гарантировались свобода печати и неприкосновенность личности. Российский император (одновременно Царь Польский) становился для поляков конституционным монархом, обязанным при венчании на царство (речь идет о Польском царстве) давать присягу на верность Конституции! "Конституционная хартия" гласила также: «Польский народ на все времена будет иметь национальное представительство на сейме…». При этом польский язык становился языком администрации и суда. Все государственные должности замещались поляками. Армия Царства Польского сохраняла польскую форму (ту самую, в которой 5-ый корпус Великой армии Наполеона под командой Юзефа Понятовского воевал против русских войск под Бородино) и польский язык. По словам не русского или советского, а польского историка Ш.Аскенази, «Конституционная Хартия» 1815 года, «несмотря на все свои недостатки, была по тем временам наиболее прогрессивной хартией в Европе». По мнению известного американского этнолога К.Вулхайзера, в 1815-1830 гг. нельзя говорить и о политике русификации на польской территории. Даже беглого анализа основ автономии Царства Польского достаточно для того, чтобы констатировать следующее. Российская власть сама, собственными руками, создала полякам все предпосылки для их государственности, не забыв даже этнически чистую армию, которая и проявила себя во всей красе в ходе восстания 1830-1831 гг.
А ведь предоставление столь широкой автономии Польше было не простым институциональным экзерсисом. Это был серьезный прорыв в демократизации «русской власти» как принципа. Отныне российский монарх был не просто «отцом своих подданных» и не хозяином своей вотчины, а конституционным монархом. Увы, все уступки и компромиссы со стороны российской власти оказались тщетны. Восстание 1830 года со всей очевидностью это продемонстрировало. Сколько бы ни говорили потом о «сословной ограниченности» (магнатско-шляхетском характере) этого восстания и его лидерах, презирающих польских, а тем паче украинских и белорусских «холопов», сколько бы ни писали о шовинистических планах вождей «национальной революции», мечтавших о границах Польши 1772 года вместе с частями Украины, Белоруссии и Литвы, все равно в политкорректной Европе сиял эстетизированный образ «благородного шляхтича», бросившего вызов «русскому медведю».
В чем же причина подобного печального результата? Рискнем предположить, что тогдашние российские политики (как, впрочем, и нынешние, но о последних поговорим ниже) были чересчур увлечены правовыми формами легитимации собственной власти на западной «окраине» империи. Они не принимали во внимание факторов, действующих помимо самых юридически безупречных конструкций. Во многом эти факторы носят иррациональный характер, во многом они не поддаются точному определению и даже в известной степени спекулятивны. Геополитическое положение Польши «на стыке Европы и Азии» позволяло ей в течение многих веков играть роль одного из центров силы в тогдашнем мире, вдохновляясь примерами спасителя Вены от турок Яна Собесского или Стефана Батория, державшего в страхе страшного для всей огромной Московии Ивана Грозного. Поляки имели слишком старые традиции собственной государственности и слишком устойчивые геополитические амбиции — чтобы от такой страны «откупаться» какими-то «хартиями».
История показала, что «период благоденствия» между Россией и Польшей и политика «полонизации Польши» в 1815-1830 гг. привели к восстанию через 15 лет, тогда как период «закручивания гаек» обеспечил в одном случае 33 года «спокойствия», а в другом чуть более 40. Разница лишь в том, что в 1815 году мы сами собственными руками подарили Польше все предикаты государственности, и ей осталось только любезно воспользоваться подарком «русского медведя». Что она и не преминула сделать.
***
У чеченцев, в отличие от поляков, никогда не было своего государства. И тяга к государственности у них, как показал опыт 1991-1994 и 1996-1999 гг., весьма своеобразная. Но очевидно и то, что чеченцы готовы признавать сильную власть и служить ей. Служить власти, способной где надо укоротить слишком радикальных поборников «особости» и «самости». Власть же, которую можно шантажировать и законы которой можно игнорировать, чеченцы уважать не будут. Напротив, все уступки с ее стороны будут рассматриваться как проявление слабости. И не более того. А потому, сколько самых распрекрасных конституций и договоров ни подписывай, итог один. Сильная власть — нет сепаратизма, слабая власть — очередная «кавказская война». А начать ее может кто угодно, хоть вчерашний преданный генерал, экс-полковник Советской армии или экс-муфтий. Главное условие — бесхребетная власть, не уважающая даже собственные предписания. Увы, сегодня Кремль выбрал чисто внешнюю лояльность чеченской элиты взамен на разрешение «кормиться с травы и воды». Своими руками мы помогаем этой системе оформиться. Дай Бог, чтобы не получилось, как в ноябре 1830 года или, что ближе, как в сентябре 1991 года.
И последнее (по порядку, но не по значимости). Рождение на свет нового — старого Договора между Москвой и Грозным вновь продемонстрировало фатальную для нынешней власти политическую ошибку. Кремль принципиально отказывается от публичной дискуссии по широкому спектру проблем. И Чечня — всего лишь одна из них. Однако подмена политики "схваткой бульдогов под ковром" несет в себе угрозу не только демократическим устоям. Без открытого публичного обсуждения столь важных для всего государства и всей нации проектов, как Договор между федеральным центром и Чечней, россияне могут однажды проснуться в новом государстве — Российской конфедерации.
